Чего ж он такого сказать хотел, подозрительно осведомилась Настя, что она его зубами достала?
Не знаю, не слыхал остывая, буркнул Илья. Бросив кожух на гвоздь, он провел ладонью по волосам, стряхивая с них снег, шагнул в горницу и увидел сидящую за столом сестру.
Дэвла!{Господи.} Варька! Откуда ты?! Вот умница, что приехала! Да не обнимай меня, я мерзлый, как солонина!
Варька, словно не слыша последних слов, повисла у брата на шее. Через его плечо увидела входящих в дом старших детей. Шестнадцатилетняя Дашка, улыбаясь, снимала лисий полушубок, разматывала облепленный снегом платок. Было видно, что громы и молнии отца ничуть ее не напугали. Ее черные и чуть раскосые, как у Ильи, глаза не мигая смотрели поверх головы Варьки в дальний угол. Брат Дашки, красивый, тонкий, как девушка, мальчик, бережно стряхивал снег с футляра скрипки.
Будь здорова, тетя Варя, улыбаясь, сказал он, и тут же эхом повторила Дашка:
Будь здорова, тетенька.
Здравствуйте, маленькие. Варька поцеловала обоих. Ну, замерзли? Давайте-ка с нами чай пить.
Через несколько минут Илья и дети сидели за столом. Настя разлила чай в большие расписные кружки, но побыла со всеми недолго сославшись на усталость, отправилась спать. Илья, еще сердитый, вертел в пальцах сосновую щепку, молчал. Его сын, не спеша прихлебывая чай, что-то тихо говорил сестре, и та с улыбкой слушала его. Гришка был очень похож на мать, и Варька невольно залюбовалась тонкими и правильными чертами его лица, большими черными глазами с длинными, изогнутыми, как у девочки, ресницами, густыми кудрями, еще мокрыми от растаявшего в них снега. Дашка, в отличие от брата, оказалась точной копией отца: высокие, резко очерченные скулы, нос с горбинкой, широкие, почти сросшиеся на переносице брови, крупные, красивые и ровные зубы. Ее полураспустившаяся коса лежала на плече, и на каштановых с золотым отливом прядях играл свет углей. Варька, болезненно морщась, всмотрелась в невидящие глаза Дашки.
И ничего не поделаешь покосившись на сестру, глухо сказал Илья. Поначалу-то, помнишь, мы все ждали вдруг пройдет. Старые цыгане говорили случается такое иногда. И по колдуньям ее таскали, и свечи в церкви ставили, и что только Настька не делала В Ростове однажды попа откуда-то приволокла, целую ночь кадил над Дашкой А все без толку. Только недавно Настька угомонилась. Чего жилы рвать, раз уж судьба? Эх, знать бы мне тогда Шагу бы из Смоленска не сделал! Так бы все лето на печи и пролежал!
Брось. Ты-то чем виноват? Бог это сделал, а не ты.
Ну, только богу и дела невесело усмехнулся Илья. Не потащили бы мы с тобой Настьку в табор авось ничего бы и не было.
Ну-у, знаешь Если бы да кабы Всего не угадаешь. Варька покосилась на Дашку. Э, да ты зеваешь, девочка. Давай я спать тебя провожу. Ночь-полночь, а вы только вернулись, устали. Пойдем-ка, расскажи мне, какие вы теперь романсы в хоре поете?
Дашка поднялась. Вдвоем с Варькой они отправились в соседнюю комнату. Тут же ушел и Гришка. Илья, оставшись один, молча смотрел в стол, гонял пальцем по столешнице свою щепку. Из-за занавески, за которой спала Настя, доносилось ровное дыхание. За окном продолжала верещать вьюга, поднимая у забора белые снежные столбы. За печью скреблась полуночница-мышь.
Варька вскоре вернулась.
Устала девочка. Только голову на подушку приклонила сейчас заснула. А знаешь, все-таки русская кровь в ней сильно видна. Маленькая была так не очень это проявлялось, а сейчас заметно стало.
А говорила, на меня похожа.
Конечно. Но на ту твою гаджи{Гаджи нецыганка.} больше. Чудно глаз черный, волос вьется, кожа смуглая, а все равно И чем старше тем виднее.
И когда ты мне кончишь глаза колоть? Настька и та не вспоминает.
Ну, Настька Настька жена, ей молчать положено. Столько лет с тобой мучается, с кобелем.
С того раза и не было ничего.
Да ты мне-то хоть не ври! То я не помню, как ты позапрошлой весной на две недели пропал. А потом еще. Забыл, где я тебя тогда отыскала?
Варька, отвяжись, добром прошу, проворчал Илья. Что я тебе щенок сопливый? Как дам вот сейчас!..
Скажите, напугал! усмехнулась Варька и тихо вздохнула. То-то и оно, что не щенок. Мог бы уж и угомониться. Дети взрослые.
Илья буркнул что-то невразумительное и отвернулся. Варька без улыбки смотрела на него. Помолчав, спросила:
Илья буркнул что-то невразумительное и отвернулся. Варька без улыбки смотрела на него. Помолчав, спросила:
А кто этот Пашенной, что ты так вскидываешься?
Купец первой гильдии, миллионщик. Почти весь город ему должен.
Ну так что ж ты?..
А, думаешь, он жениться собирается? Жена у него есть да детей трое уже. А Дашку так, для забавы хочет. Я уж сто раз ему по-доброму говорил: отстаньте, мол, от девки, ваше степенство, на что она вам, слепая-то А он рогом уперся: желаю Дашку, и все! Просто проходу нет от него! Каждую ночь в кабаке сидит, глаз с нее не сводит. Наши уже поговаривают: прячь девку, морэ{Морэ дружеское обращение к мужчине-цыгану.}, украдет Он может, у него такие молодцы в приказных чертям страшно.
Надо уезжать, решительно сказала Варька. Всем уезжать, всей семье.
А куда среди зимы-то? кисло поинтересовался Илья. В кочевье? На санях по снежку?..
Зачем в кочевье? Езжай в Москву.
Ага Яков Васильич там меня ждет не дождется. А Настьку он вообще проклясть обещал забыла?
Обещать обещал, да не проклял же. И портрет ее как висел в зале, так и висит уж сколько лет. Яков Васильич снимать не позволяет. Время прошло, Илья. Забылось все давно. Да и Настьку бы ты пожалел. Скучает она.
Это она тебе сказала? удивленно поднял голову Илья.
Нет. Но я же не слепая. Ты посмотри, подумай. Я тебе указывать не могу, но, по-моему, так всем лучше будет. Я в Москве с Марьей Васильевной говорила. Она считает, что можно вам приехать. Ничего не будет. К старости люди сердцем отходят, а у Якова Васильича других кровных внуков, кроме твоей оравы, нету. Подумай, Илья. И извини, я спать пойду. Третий час уже, устала как собака. Завтра поговорим.
Варька ушла. Илья некоторое время еще сидел за столом, глядя на то, как сочится каплями свечной огарок. Затем встал и дунул на огонек.
За занавеской темно, тихо. Настя, казалось, спала, но стоило Илье скрипнуть половицей, как послышался шепот:
Илья, ты?
А ты кого ждешь? буркнул он. Подвинься. Думал спишь давно.
Я и сплю. Она помолчала. Илья, послушай Весна на носу!..
И что?
Мы же все равно уедем, верно?
Ну
Дашку ведь надо поскорей от Пашенного убирать, правда?
Угу.
Может быть в Москву, к нашим? А?
Илья молчал, думая о том, что Варька, как всегда, оказалась права. Да-а Хорош, нечего сказать. Старый дурак. Считал, что Настька про родню давно и думать забыла.
Ну и что нам там делать? все-таки заспорил он. Мне заново торговлю открывать? Там своих кофарей полно, на Конной втиснуться некуда. Лето пропадет, табор потом не догоним А ты куда в Москве денешься?
А здесь куда?
Он не нашелся что ответить. Помолчав, неохотно сказал:
Весной поглядим. Если только Пашенной до того времени не удумает ничего. Может, прочь из города Дашку отправить пока? От греха-то подальше У нас родня в Рославле, можно бы
Внезапно с подушки рядом донеслись странные сдавленные звуки. Испугавшись, Илья тронул Настю за руку.
Чего ты? О, бог мой, дура Я думал плачешь, а ты хохочешь! Чего заливаешься-то, глупая, чего?!
Илья Давясь от смеха, Настя уткнулась в его плечо. А что, здорово сегодня Дашка Пашенного хватила?
Тьфу, безголовая Тут не смеяться, а плакать надо, пробурчал Илья, чувствуя, что и его против воли тоже разбирает смех. Это все твоя наука.
Ничего подобного! Настя перестала смеяться. Знаешь Если бы ей этот Пашенной по сердцу пришелся, я бы ее отпустила.
С минуту Илья ошарашенно молчал. А затем взвился:
Одурела?! Что она, потаскуха?! Мою дочь к гаджу в подстилки Белены ты объелась или пьяная?!
А ты не кричи. Ты подумай, как она жить будет. Замуж ее из цыган никто не возьмет. Кому нужна слепая? Просидит в вековушах, а ведь хороша, таланна Может, если бы влюбилась в этого купца, так хоть год-другой с ним в счастье прожила. Все не пустоцвет
Илья озадаченно молчал.
Нет, он ей не нравится, наконец нехотя сказал он. Сама от него бегает. Нужно ее увозить поскорей. А замуж Ей всего-то шестнадцать. Посмотрим.
Как скажешь, согласилась Настя, придвигаясь к мужу и кладя голову ему на плечо.
Илья обнял ее, привлек к себе. Дождался, пока заснет, и лишь тогда, поднявшись, вышел в темную горницу и снова сел за стол. Сна не было ни в одном глазу. За окном носилась метель, окна дрожали, в печной трубе завывал ветер, и, казалось, никогда не наступит эта проклятая весна. Илья закрыл глаза, вспоминая тот теплый послегрозовой вечер, когда он увел Настю в табор. Увел от отца, родни, поклонников, шелковых платьев, от ресторанов, романсов и славы. В одном платье и шали внакидку ушла она за ним. Семнадцать лет минуло, а кажется вчера все было.