Пока кукует над Рессой кукушка
Семейная сага
Клавдия Наумкина
© Клавдия Наумкина, 2018
Пока кукует над Рессой кукушка
Предисловие
Мой дед по отцу умер в возрасте 76 лет, когда мне было всего девять. Спустя год умерла бабушка. И всю историю рода нам с братом рассказывали, как могли и как запомнили, наши родители и родственники.
И хотя я родилась на Северном Кавказе, с раннего детства знала, что родина предков это центр Русской равнины, берега Рессы, впадающей в Угру, не просто так названную Поясом Пресвятой Богородицы, которая несёт свои воды в Оку. А это центр Руси, места исконного проживания славян-вятичей.
Это была самобытная культура, разительно отличающаяся от западной. Предки жили своими уставами, своими представлениями о добре и зле и со своими богами. Наверное, потому так и стремились многочисленные захватчики всех мастей не просто поработить народ, а уничтожить его под корень.
В последнее время им это почти удалось. Сколько осталось тех, кто помнит свои корни, кто знает своих предков хотя бы до седьмого колена? Из нас выбивали эту память, уничтожали и вытравливали само желание узнать, кто были предки, чем занимались, о чём думали, как жили. Иногда истинные знания подменяли суррогатными, конъюнктурными, соответствующими требованиям и представлениям того или иного правителя страны.
Единственное, что приветствовалось во все времена, это насаждение представлений о том, что именно этот народ, мой народ, является рабски покорным, неспособным к выдвижению из своих рядов ярких предводителей, и что ему требуется твёрдая рука пришлых инородцев, хитростью и лестью захватывающих власть над страной.
Потому что любую вооружённую агрессию народ всегда отражал. Сколько их было, таких битв. И почти все они прокатывались по просторам родины моих предков. Прошлый век был самым губительным для коренных жителей центра России. Сколько разрушено деревень, сколько уничтожено древних крестьянских родов, держателей истории страны и рода и продолжателей дела предков.
Такое впечатление, что это был целенаправленный геноцид народа. Его словно намеренно изгоняли с родовых мест, разными способами заставляя уезжать в города и на дальние окраины страны, преднамеренно спаивая, а потом сочиняя мифы о том, что именно русские самые пьющие в мире. А я помню ещё своих двоюродных бабушек, которые до конца жизни ни разу не взяли в рот спиртного, потому что это был грех, и рассказы их о некурящих в довоенное время стариках, потому что в деревне это было опасно и считалось табу.
А ещё помнятся их сказания о древних богах местных, которых чтили наравне с Иисусом Христом, которого всё-таки считали не совсем своим. И воспоминания родителей об их довоенном детстве и смутные предания о богах, которые обитали в лесах, в болотах, в омутах, и рассказы о знахарках и ведуньях.
Это был огромный мир народа с тысячелетней историей, которую преподавали старики своим внукам, приучая их жить в ладу и мире с природой, в почитании своего рода и предков. Всё это утеряно, вытеснено пришлой западной культурой разрушения. И ведь действительно почти всё разрушено. Редко где ещё остаются носители этих древних народных знаний и традиций и считаются удивительными и уникальными чудаками, в рассказы которых сложно поверить.
Нас превратили в «Иванов, родства не помнящих», вбили в головы, что потомки крестьян все поголовно бездарны и должны трудиться лишь в низовом уровне социальной иерархии государства, а управлять ими будет элита, благодаря родству с когда-то захватившими власть пришельцами, предъявляющая претензии на господство над страной и народом.
Не просто так ведь сейчас стало уделяться столько внимания истории становления нашей страны, возрождаться самобытное народное творчество, искусство. Но сколько безвозвратно утрачено.
Я хочу, чтобы мои потомки не были подобны безродному Ивану, чтобы знали историю жизни своих предков, чтобы не считали себя согласно западной пропаганде людьми без роду без племени, а помнили о своих корнях и своей родине. Потому и решила написать историю своего рода, уже полностью утратившего свою самобытность, но как говаривал мой предок: «Пока кукует над Рессой кукушка, не переведётся наш род», так что кукушки по-прежнему кукуют в тех местах, а у меня уже есть внуки, а значит, наш род продолжается.
Вот только родовых деревень уже нет на просторах страны их, как и тысячи таких же деревень и сёл, стёрла с лица Земли Великая Отечественная, а потом и непродуманная аграрная политика и разорение страны в лихие 90-е, которые забрали больше жизней наших сельчан, чем та страшная война.
Мои предки были одними из многих миллионов крестьянских родов, живших и работавших на просторах Руси не одну сотню лет. Земли в этих местах малоплодородны, а потому в руках у крестьян всегда был побочный промысел, который позволял сводить концы с концами, в голодные неурожайные годы кормить детей, учить их мастерству.
И если бы не Великая Отечественная, если бы не полное уничтожение деревни, наш род так бы и остался в родных местах. Мой прадед по материнской линии жил верстах в десяти от прадеда по отцовской, и скорее всего они встречались на ярмарках, где один продавал гончарные изделия, а второй, сапожник, сделанную на продажу обувь.
Ни тот, ни другой и не помышляли о великом богатстве, поднимались в достатке разве что до уровня середняков. Для обоих главным было сохранить детей, помочь им в становлении, дождаться появления внуков и передать им свои знания.
Война разрушила их самобытный мир, вышвырнула с родных просторов в неизвестность, а жизнь провела проверку на их родовую выживаемость. О том, что их ждало на этом пути, я и рассказываю в этой книге, в память о предках и в назидание потомкам. Хочу только отметить, что все совпадения по именам участников событий второго плана чисто случайны и события, рассказанные в книге, взяты из воспоминаний родственников и мною доработаны.
Юхнов, 2016 год.
Часть первая: Истоки
Глава первая
Герасим и Лизавета
Тять, а что дальше? прерывает затянувшееся молчание нетерпеливая восьмилетняя Ариша. Она с младшими сестрами Дуняшей и Маняшей устроилась на палатях.
Герасим аккуратно снимает с гончарного круга только что сделанный глечик, ставит на полку, потом берет очередной ком глины, разминает его привычными движениями рук.
И в самом деле, отец, не томи, поддерживает свою дочь Лизавета. Она вышла из печного угла, где готовила к завтрашнему дню в квашне тесто для хлебов. Проворно вытерла руки передником, присела на скамью с закрепленным гребнем прялки. Крутанула веретенце, потянула кудель. Между пальцами побежала тонкая скрутка нитки.
Лизавета залюбовалась слаженными, отточенными движениями мужниных рук. Только что на станке лежал бесформенный ком глины. Вот Герасим смочил руки в воде, толкнул ногой приводной круг. И сразу запел свою нескончаемую песню гончарный станок. А из-под рук мужа из только что бесформенного комка глины вдруг стал вырастать удивительный сосуд. И чем быстрее вертится круг, тем удивительнее выплывающее, кажется, прямо из пальцев чудо. Но вот руки замерли на мгновение, потом хищным движением мгновенно сломали только что сотворенный горлач.
Вы что, тять? удивленно подал голос десятилетний Андрейка. Он сидит рядом со старшим братом на мужской половине избы, на конике, и очень этим гордится. Ведь так красиво было.
Кривобокий получился. Не рассчитал, поясняет Герасим.
Двенадцатилетний Николка, первенец, родительская надежда и опора в старости, приглядывается к действиям отца и между делом лепит из глины свистульки. Он дает и брату комок глины, учит его, как вылепить собаку, петушка, потом показывает, как сотворить медведя
Не балуй, предостерегает отец. К образам животных надо с почтением относиться. Особенно, к хозяину леса. Он наш дальний родич. Предки ему всегда поклонялись и уважали. За силу. За хитрость. За мудрость. Недаром на Руси-матушке его по имени-отчеству кличут. Как мы его величаем?
Михайлой Потапычем, живо откликается Андрейка.
Верно. А еще медоведом зовем. Потому что он ведает, что в его лесу деится. Следит, чтоб в его хозяйстве был порядок. Чтобы пчелки мед в колоды собирали, да хозяина угощали
Поет станок, выплывают из-под пальцев Герасима крынки да глечики для молока, горлачи для квасов и горшки для похлебок. Чтоб они не были безликими, Герасим на каждом выводит свой узор, где с помощью гребенки, где отточенной щепкой, где пальцами. Рисунки эти в семье передаются из поколения в поколение.
Герасим помнит, как учил его, тогда мальца не старше Андрейки, отец всем премудростям гончарного ремесла. И как метить посуду показывал. И как украсить ее, чтобы хозяйке было в радость в руки ее брать да похлебку варить. Трудное это ремесло. Не всем оно по силам. Кто-то всю жизнь сидит за станком, а не лежит душа к нему. Оттого и посуда кривобока и быстро бьется.