Дела небесные, земные Взглядом программиста - Владимир Свердлов 3 стр.

Но за океаном что-то пошло не так. Не по плану.

********

Это был весёлый воскресный день. На катке играла музыка и горели красивые фонарики. Она любила ходить на каток. Это ей напоминало зимы там, куда она больше не вернётся. Они катались с мужем на катке под звуки музыки, как вдруг он не удержался на повороте и упал, ударившись лицом о загородку. Ранка на десне была небольшая, пустяковая, но кровь не останавливалась, и он пошёл к врачу. Врач взял кровь на анализ и на следующий день позвонил ему по телефону. Собираясь в госпиталь, он сказал жене, чтобы она оформляла дом на себя, потому что из госпиталя он уже не выйдет.

Из госпиталя он уже не вышел. Лёжа на кровати, весь в трубках, похудевший, с выпавшими волосами, он смотрел на свою жену  на ту, с которой он хотел дожить до старости, ходить с ней, взявшись за руки по песчаному берегу, и знал, что ничего этого не будет. Что их линия времени вот-вот прервётся, у них не будет продолжения, они не будут плыть сквозь годы вместе. Он видел страх в глазах жены. Он знал, что она думает, видел, как она боится неотвратимо наступающего момента. Боится, потому что она остаётся одна, беспомощная и не приспособленная к жизни. Без работы, специальности, языка и с тающими деньгами.

********

Планы на жизнь рушились. Отец, отставной офицер-подводник, звал вернуться. И даже обещал отдать ей свой «москвич». Вернуться? «Москвич»??? У неё была новенькая красная «королла». Правда, её пришлось продать. Новые друзья, с которыми так приятно и легко было на пикниках, предложили ей за машину в два раза меньше, чем она стоила. Но пришлось продать. Жизнь пошла не по плану, и с этим надо было что-то делать.

Она, впрочем, уже знала что. Она поняла это, когда муж лежал на больничной койке, и стало понятно, что он оттуда уже не выйдет. Выход был простой. Найти мужчину. Глупые французы с их «шерше ля фам». Хотя, конечно, французское вино и сыр Но искать женщину??? Она предпочитала проводить время с мужчинами.

Это было правильное решение. Оставалось немного подождать. Врачи говорили  немного. Недели две. Ну месяц. Жизнь должна идти по плану.

********

Он чувствовал, как в её мозгу лихорадочно прокручиваются варианты. Эти варианты добавляли ему мучений, боли и тоски, но он любил жену, он знал, что их линия времени скоро прервётся, и он понимал, что две самые любимые его женщины, единственные, для которых он жил и творил, остаются теперь без него. Он смирился с тем, что она будет с другим. Что не ему суждено в старости ходить с ней по берегу, держась за руки, глядя на заходящий диск солнца.

Он всегда заботился о своих двух женщинах  о жене и дочке. Когда он ушёл из госпиталя, он положил перед своей женщиной брошюру местного колледжа и открыл ту страницу, где были вечерние классы, которые вёл русский профессор. Он знал, что с языком у неё плохо, и русский учитель был единственным, кто мог помочь.

********

Войдя в аудиторию в первый день занятий, она окинула всех взглядом и выбрала место в третьем ряду в центре  перед доской и перед столом где уже сидел, раскладывая бумаги молодой профессор.

Вовремя исправленная запись в Книге исполнилась. Он ушёл.

********

На заседании Совета Наблюдателей отметили первый успех в операции. Он принимал поздравления. Он  профессионал. Но что-то непривычное вдруг кольнуло где-то там, глубоко внутри. И Старик впервые внимательно посмотрел на него. Но сейчас  не до сантиментов и психоанализа. Надо работать. Остальное  потом.

Он весь погрузился в работу. Его стол был завален исписанными клочками бумаг с набросками, схемами со стрелочками разных цветов, форм и направлений. Обрывки разных мыслей  что-то зачёркнуто, что-то подчёркнуто, обведено, двойные и изогнутые линии на полях, восклицательные знаки

Иногда он вносил какие-то записи в свой черновик. Он знал, что инструкции категорически запрещают вести личные дневники, но он давно уже пользовался некоторой негласной свободой. Он работал, и он любил эту работу. Его ценили в Канцелярии. И на его тетрадку, которую он держал в ящике под кипой хламья, Служба Безопасности пока закрывала глаза.

История осенней любви

Тишина в доме, заваленном пустыми коробками и давно не убираемым хламом, прерывалась слабым гулом ветра в каминной трубе. Большой обеденный стол с потухшим огарком свечи в серебряном канделябре был завален горами исписанной бумаги. По расположению пыльных стульев угадывалось, что когда-то здесь за совместными трапезами собирались люди, но давно уже к столу никто не садился и свечи в канделябрах никто не зажигал. Единственное место, не несущее следов давнего запустения,  угол возле камина, в котором помещались два покрытых белыми шкурами кресла оранжевой кожи. На каминной полке темнели давно не протираемые от пыли сувенирные кружки, глиняные безделушки, и в центре  часы домиком. Полусгоревшие дрова и толстый слой пепла заполняль камин.

История осенней любви

Тишина в доме, заваленном пустыми коробками и давно не убираемым хламом, прерывалась слабым гулом ветра в каминной трубе. Большой обеденный стол с потухшим огарком свечи в серебряном канделябре был завален горами исписанной бумаги. По расположению пыльных стульев угадывалось, что когда-то здесь за совместными трапезами собирались люди, но давно уже к столу никто не садился и свечи в канделябрах никто не зажигал. Единственное место, не несущее следов давнего запустения,  угол возле камина, в котором помещались два покрытых белыми шкурами кресла оранжевой кожи. На каминной полке темнели давно не протираемые от пыли сувенирные кружки, глиняные безделушки, и в центре  часы домиком. Полусгоревшие дрова и толстый слой пепла заполняль камин.

 Камин тоже с тех времён не зажигал?  спросил один из сидящих в кресле мужчин и поставил бокал с коньяком на столик.

 Да.

Ответивший, с заметной проседью в усах, отпил из своего и поставил его рядом.

 Дрова  с тех времён. И тот же пепел. Все, как было в то Рождество.

Две руки протянулись к столу, два бокала совершили полукруг и вернулись на своё место. Мужчина с седыми усами смотрел на прямоугольный след на стене. Снятая со своего места и повернутая лицом к стене большая портретная фотография была покрыта паутиной. Наступило молчание.

 Она была студенткой в моём классе. Я преподавал в колледже. Вечерние классы  в основном для взрослых. Перед началом семестра профессорам выдают списки студентов. Я переносил имена в свой журнал и обратил внимание на русское имя. Класс был как класс. Лекции, проверки заданий. С заданиями у неё было не очень, и она часто присылала письма с вопросами. Эти её письма я до сих пор храню, только компьютер тот больше не включаю. Ближе к концу, когда работы усложнились, она стала приходить на консультации. Сидела, ждала, пока я закончу с другими студентами, писала свои программы. Вступала в разговоры. Она была привлекательна и красива, но, ты понимаешь,  я же преподаватель. Профессиональная этика и всё такое.

Семестр кончался, наступило последнее занятие перед экзаменом. К концу класса у моего стола собрались студенты с последними вопросами. Наконец они разошлись и она осталась одна. Задала несколько вопросов. Я до сих пор помню, что она спрашивала. Но она подошла не для этого. В её руках была карточка с телефонами и адресом почты.

 Звоните мне, пожалуйста. Нам надо поддерживать связь.

Мы вышли на улицу. Было темно, моросил дождик. Мы стояли на ступеньках под зонтиками, и она ждала моего шага  ведь ее карточка была у меня. Несколько секунд я решался. Карточка была, но, может быть, это было то, что было,  приглашение соотечественнику поддерживать связь, и дома ее ждут. Тем не менее она ждала. Наконец я нарушил молчание:

 Поздно.

 Да, вам, наверное, надо идти. Дома ждут жена, кошечка,  на лице жалкая улыбка, губки еле заметно подрагивают.

 Ни жена, ни кошечка не ждут. С женой последнее время были большие разногласия.

 Но ведь в семье все должно решаться сообща.

 Совершенно верно. Я тоже так считаю.

Пауза. Она ждёт. Что делать?

Помните эту сцену из старого фильма: «Как пройти в библиотеку?». Вот и я не придумал ничего лучшего:

 Устал. Не знаете, где можно здесь неподалёку попить кофе?

 Для кофе уже поздно.

Сердце пошло вниз. Значит, не то. И тогда  как в омут с головой:

 Может, как-нибудь на неделе на ланч сходим?

 Давайте.

 Я вам позвоню.

 Хорошо. Я буду ждать.

Мы разошлись. Карточка жгла мне портфель, и жар передавался в руку. Придя домой, я достал её  прямоугольник бумаги, на котором в трёх строках написаны коды моей судьбы. Русским почерком  тем, который ставится в школе и который так узнаётся в любой стране, когда русская женщина пишет по-английски,  написаны имя и телефоны. Звонить ещё не поздно, хотя классы вечерние. Беру телефон  чего ждать? Сердце прыгает, пальцы не попадают по кнопкам.

 Ира, здравствуйте. Может, мы сейчас договоримся насчет ланча, например, во вторник?

 Хорошо.

 Вы какую кухню предпочитаете?

 Японскую.

 Отлично. Я знаю пару неплохих мест неподалёку. Договорились.