Катрены. Сонеты - Александр Иванович Власов 2 стр.


В земной любви сильнейшему прекрасно:

За шалости не знать ему суда,

А женщине, живущей с ним опасно,

Падение не горько никогда.


Тщедушного гнушаются поспешно,

Тоска за ним идущей позади.

Не жди бичей, творя соблазн успешно,

Возмездия вослед осечке жди.

21

Позвольте ей в обычном утвердиться,

А даннику в особенной красе,

Ему себя вести, как единица,

Владычице его как ровно все.


Подобные ему цепей не носят,

Ей личного пошлите короля,

Но вправду ли немыслимого просят,

Их уз и благоденствия моля?


Закончится война противоречий,

Хоть этого дождаться нелегко,

Появится меж ними мир овечий,

Притрётся, что крушило глубоко.

22

Отверженно скитаешься ты, счастье,

Желанное решительно для всех,

У всех одно встречая безучастье

Да веское скопление помех.


Являешься ко всем, а закрепиться

Не даст из осторожности никто;

Красой твоей всегда хотят упиться,

А время всё как будто бы не то.


Гонимое, навеки покидаешь,

Единожды неистово знобя;

На каждого напрасно ты взираешь,

А каждый лишь украдкой на тебя.

23

Приснилось ей с отчётливостью были,

Как будто в нечестивое жильё

Супруг и мать ей сбивчиво звонили,

Крича, что дух исторгла дочь её.


Она возникла вновь у колыбели,

Где девочка безгорестно спала,

Но, собственной боясь уже постели,

Прийти в себя не смела, не могла.


Похитила потом у дорогого

Послания, ненужные ему.

Последнее в конверт упало слово.

Поныне рад он этому письму.

24

Где пара, там имеется любимый.

В изъянах уз ему не прекословь.

Ответствуй, диалектик ощутимый,

Что лучше: власть иль явная любовь?


Известное хранит очарованье,

Кто нравится кому-то без затей,

Но вскармливать ему негодованье

При чёрствости и хищности своей.


Другой, чьё сердце нежностью согрето,

Поддержку жнёт у круга своего:

Кого-то любит он, а многим это

Велит ещё сильней любить его.

25

Телесно лишь изведанное диво

Недорого ценить его дары,

Неправильно отскакивать и живо

Обидчивым участникам игры.


По ним игра должна быть идеальна,

Провинности виднеться роковой.

Отдельная проруха минимальна,

А кажется почти что мировой.


Стараются путём исчезновений

Быстрей забыть о грешной стороне,

Глухих её не слышат извинений,

Не думают о собственной вине.



26

Пришлось ему нечаянно ворваться

На зрелище прелестницы нагой.

Та шоркалась и в ванной закрываться

Не видела потребности благой.


По выходе смущение гасила

Живой непринуждённостью своей.

Помыть её посуду попросила,

Какие-то покупки сделать ей.


Поехало просительное слово,

Как если б ей хотелось одного:

Войдя в мозги счастливца молодого,

Во весь опор использовать его.

27

Над вышивкой ты голову склонила,

А мама над охапками шитья.

Резвится в голых икрах её сила,

В колготках ощущается твоя.


Котёнок, осторожный по природе,

Свернулся кротко в близости твоей.

При маме никого не видно вроде,

Но кто не присоседился бы к ней?


Нет, яблоко в ней кислое мне зримо,

При ней лишь огорчаюсь я всегда,

А радуюсь, и часто одержимо,

С тобой, сестрица райского плода.

28

Нелучшему задумываться вечно

Повелено о нежности большой,

Все тонкости в ней видя безупречно

По призраку тоскующей душой.


Любовь и речь её всего дороже

На практике нелучшим искони,

Горят они до гибели, похоже,

Магически пригожие ни-ни!


Пригожими даётся чувство пытки

Чудовищно забытой нищете,

Венчают их а те в любви не прытки,

В любви нам интереснее не те.

29

Чьи прелести и мысли нездоровы,

Ценить иную вправе благодать.

Извечно пустякам они готовы

Значение большое придавать.


Округа хороша, но возрастает

Укромное моление: «Пиши!»

И весть из гиблой дали прилетает,

А в ней тепло отзывчивой души.


Годами их общение лучилось.

Увы, земное время сочтено.

Однажды лишь увидеться случилось,

Увидеться ж ещё не суждено.

30

Показывать упорное презренье,

За вычетом одной, способны все.

Люблю встречаться молча, на мгновенье

С её глазами в ангельской красе.


Целящая глубокой бездной взора,

Целящая глубокой бездной взора,

Спокойствием искрящихся светил,

Она мне не промолвила б укора,

Насколько б я себе ни повредил.


И сердце благодарность ей слагает

От радости, что кто-то в дни труда

Ни страху, ни стыду не подвергает,

А мыслям улыбается всегда.

31

Вверяя чуткий слух утехословью,

Меня смутишь эфирной скорбью ты.

Всегда смотри приветливо, с любовью,

Пускай не хуже грустные черты.


Согласен я, нет облака, что властно

Во вред идти небесной красоте,

Но ты взирай на друга безненастно,

По-прежнему переча маете.


Где низменно само благоговенье,

Где сердцу нет ответной доброты,

Собой ты представляешь исключенье:

К отсталому терпима только ты.

32

Немало благородства дорогого,

Глубокой жизни в голосе её.

Даётся петь ей несколько сурово,

Лелея предпочтение своё.


В ней сердце сохраняет обаянье

Заботе лишь её благодаря,

Питающей прекрасное сиянье

Способного погаснуть алтаря.



В устах её не чувствуется чудно

Весеннего цветения лилей,

Но зрелость, обретающая трудно,

Кому-то всякой свежести милей.

33

Блудник и не бездарность и не гений.

Бежит он ото всякого труда.

Зато для виртуозных обольщений

Досуг и блеск иметь ему всегда.


Веселье неотъемлемое свойство

По праву благодарного судьбе.

На диво недурное лишь устройство

Так остро заявляет о себе.


Не кажется никто в толпе несметной

Проблемой для такого одного.

Нюанс игрой как будто незаметной

Заметной силой делает его.

34

Не сразу ли предчувствие скребётся,

Что в деле с ней легко найти беду?

Но только позвала б она, сдаётся,

Повлёкся б у неё на поводу.


Владела б если только точкой света,

С ней вечно б оставался на земле,

Поскольку безыскусна прелесть эта,

А вовсе не наигранна во мгле.


Где суть освобождается нагая,

Где гонится актёрское лганьё,

Здоровое мышление пугая,

Блестит очарование её.

35

Безлюдным и печальным утро было.

Знакомый васильковым ивнякам

Увидел отдыхавшую уныло

С разрезами на платье по бокам.


Осмелился приблизиться, понятно.

Блондинка не смотрела на него.

Однако произнёс он еле внятно,

Что милое в ней зримо существо.


Глазам его насытиться случилось,

И вскинула на миг она свои.

Вовсю у человека сердце билось,

У ней слегка, но пели соловьи!

36

Цветущая сирень у дома рдела,

А дома, без отрады бытовой,

В углу, у подоконника, сидела

Красавица с поникшей головой.


Минуя свет её, неся лукошко,

По прихоти нечаянной своей

Немного постучал он ей в окошко,

Но также постучал и в сердце ей.


Средь музыки, белья, забот о пище

Грустившая на первом этаже

Его скупая память о жилище,

С лица земли исчезнувшем уже.

37

На склоне дня, благого чрезвычайно,

Свой дом ему случилось обойти,

За шторой чтоб узреть её случайно

Совсем уже раздевшейся почти.


Повесила колье на статуэтку,

На клавишах оставила наряд,

Одну-другую бросила монетку,

Заколку, шоколадку всё подряд.



38

Обычно пустяками развлекалась,

А душу волновала, как никто,

Божественно при встречах улыбалась

И принималась именно за то.


Когда стволы волнуются шумливо,

На пруд обильно сыплется листва,

На рябь одну другая мчится живо,

Но кажется, что глубь уже мертва.


Сонм уток улетучился беззвучно,

Доныне же, на холоде зыбей,

Два лебедя хранятся неразлучно,

Во мгле полдневной став ещё белей.


При них я мыслю с горечью безбрежной,

Что вымолвить ей то не пустяки,

Чей голос обожаю глухо-нежный,

Чьи формы ног и белые чулки.

39

В окно проникла бабочка, но вскоре

Прелестницу жилая мерзлота

Повергла в сон и сделала на шторе

Бесчувственной для нежного перста.


Вернул ей жизнь очаг отрадной лаской,

Но что произошло с её красой?

Владели крылья те былой окраской

Без яркости и свежести былой.


Томимая всецело дрожью сильной

Легко рождала бабочка в избе

Сочувствие души любвеобильной,

Глубокое внимание к себе.

40

Досадно мне, смешному сумасброду,

Что голос утучнял я на неё,

Что сколько-то стеснял её свободу,

Назад Дальше