Твоя мать рвет на себе волосы. Твой отец играет желваками. Твоя младшая сестренка смотрит на тебя с ужасом. Потому что ты предал память прадеда. Ты предал память прабабки. Ты предал память прадеда и прабабки с другой стороны, с отцовской. Ты предал память двоих дедов и двоих бабок. Ты ни во что не ставишь своих родителей. Хоть, если честно признаться, ставить их действительно не во что. Уже для них непосильна ноша кармы. А уж о тебе-то и говорить нечего. На тебе пресечется род (младшая сестренка не в счет). Много всяких девушек и женщин сделают в общей сложности четыреста двадцать абортов от тебя. На том все и закончится. Четыреста двадцать вдумайся в эту цифру! Это батальон. Если его выдрессировать как следует и вооружить до зубов, то это страшная сила!
Во время войны ты, малолетка, еле дотягиваясь до рычагов управления токарного станка, вытачивая гильзы для артиллерийских снарядов, и представить такого не мог. Что внутри тебя дремлет такая страшная мощь. Не мог представить, потому что мысли твои жадно пожирал свирепый голод.
Но не навеки будет то, в чем усердствуешь. В конце концов, какие могут быть дороги на небе?
Хулы не будет.
100010
Недоразвитость
Ты носишь красный халат, и твоя борода осыпается искрами, словно мешочек дядюшки Хо, в котором старый пройдоха прячет неведомое. Потому что ты миллиардер, и твое дао постоянно, не останавливаясь, бежать через реку жизни, перепрыгивая с джонки на джонку. Ты принимаешь смиренных послов, которые подносят тебе дары в обмен на счастье показать тебе свое лицо и сказать имя. И при этом перепрыгиваешь, перепрыгиваешь, перепрыгиваешь с джонки на джонку, с джонки на джонку, с джонки на джонку
Ты на ложе с женой или с женщиной, которая на час заменяет тебе жену. Ты сладко стонешь, а то и рычишь. И при этом перепрыгиваешь, перепрыгиваешь, перепрыгиваешь с джонки на джонку, с джонки на джонку, с джонки на джонку
Твой меч высекает снопы искр из меча такого же, как и ты, облаченного в красный халат, с кем ты пытаешься поделить сферы влияния единые и неделимые. Или ведешь в бой полки мановеньем руки, стоя на горе под деревом, на котором стая диких обезьян насилует стаю диких опоссумов. И при этом перепрыгиваешь, перепрыгиваешь, перепрыгиваешь с джонки на джонку, с джонки на джонку, с джонки на джонку
Ты уединился с книгой, в которой много букв и пустые шкурки, оставленные людьми, давно ушедшими в небеса тропой Гагарина. Ветер играет шкурками, они шелестят, как мешочек дядюшки Ли, в котором старый греховодник прячет чехольчики для безопасного секса. И при этом перепрыгиваешь, перепрыгиваешь, перепрыгиваешь с джонки на джонку, с джонки на джонку, с джонки на джонку
Ты спишь. И видишь во сне, как в полете у света опускаются крылья. И они чертят линии на спинах тигров, и каждый хочет сказать: Шу. И при этом перепрыгиваешь, перепрыгиваешь, перепрыгиваешь с джонки на джонку, с джонки на джонку, с джонки на джонку
Быть может, будешь пожалован парадным поясом, но до конца утреннего приема тебе трижды порвут его.
А что люди? Людей много. И каждый из них хочет есть.
Хулы не будет.
010111
Необходимость ждать
Ты старший бухгалтер. Женского рода. Двадцать восемь, из Тобольска, пять лет как москвичка, инфантильный муж, трехлетняя дочь, от родителей мужа, как от козла молока, все сама, на работе, словно белка под прессом, который выжимает не только кровь, но и лимфу, за квартиру шестьсот баксов, гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать и ненавидеть, и зависеть и терпеть, омерзительные корпоративные пьянки по пятницам, от которых не отвертеться, ТЫ СЧАСТЛИВА! раз в два года в Анталию, иномарка-восьмилетка, держать до судорог в пальцах, они все в этой Москве какие-то недоделанные на мамином, на папином, пока в «Ашане», но скоро можно будет и в «Перекрестке» или в «Рамсторе», а там, глядишь, и в «Седьмом континенте», гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать и ненавидеть, и зависеть и терпеть, ТЫ СЧАСТЛИВА! этому великовозрастному оболтусу, видите ли, интернет нужен, по пятьдесят баксов в месяц, пять часов на сон, девятнадцать на все остальное, когда этот похотливый козел начал тебя окучивать, нахраписто, словно ты, как эти московские сучки, которые подстилаются по первому же зову, ты поставила дело так, что он был вынужден ухаживать за тобой, цветы дарить и все такое прочее, а потом уж, не потеряв лица и самоуважения, отдалась, естественно, не только упрочив тем самым свое положение в фирме, но и заложив фундамент для будущего роста, гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать и ненавидеть, и зависеть и терпеть, ТЫ СЧАСТЛИВА! твои разработанные на косьбе и молотьбе мускулы позволяют тебе без чрезмерного напряжения выволакивать тачку за тачкой из кромешного мрака прорубаемого под площадью трех вокзалов метротоннеля на поверхность, где солнце и ломовые извозчики, увозящие грунт, весело щерятся: «Милка, потрем пупки?», гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать и ненавидеть, и зависеть и терпеть, ТЫ СЧАСТЛИВА! ты войдешь в пещеру, и будет визит трех неторопливых гостей, отнесись к ним с уважением, в конце тоннеля ты встретишь счастье, гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать и ненавидеть, и зависеть и терпеть, гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать и ненавидеть, и зависеть и терпеть, гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать и ненавидеть, и зависеть и терпеть, гнать, держать, бежать, обидеть, слышать, видеть и вертеть, и дышать и ненавидеть, и зависеть и терпеть
Хулы не будет.
111010
Тяжба
Ты никто, стоящий в машине в час пик на Садовом у Театра кукол, на Ленинградском у цветочного магазина, на Кутузовском у табачного киоска, на Сухаревской у китайского ресторана, на Поварской у чьего-то посольства, на Широкой у неизвестного дома номер пятнадцать, на Маросейке у Кофехауса Ты куришь сигарету, дым вползает в тебя змеей, слушаешь свой диск или свою радиостанцию, акустические волны хозяйничают в салоне, держишь руки на бесполезном руле и тупо смотришь вперед, где все застыло на много километров вперед. Тебя два миллиона. И, значит, ты стоишь в пробке два миллиона часов утром. И столько же вечером. 83 333 дня утром. И столько же вечером. 2 778 месяцев утром. И столько же вечером. 231 год утром. И столько же вечером. Сидишь, куришь, слушаешь, смотришь. 231 год утром. И столько же вечером. Утром ты рождаешься за рулем. И потом сидишь, куришь, слушаешь, смотришь 80 лет. После чего умираешь. Потом ты опять рождаешься. И опять умираешь. Через 80 лет. И еще один раз. Но уже через 71 год. И то же самое вечером. Три жизни сидишь, куришь, слушаешь, смотришь. Вечером. Утром. Вечером. Утром. Вечером За день проходит почти пять веков. Государства создаются, дряхлеют и умирают. Варвары разрушают города. Пересыхают реки. Эпидемии косят народы. Опустошительные войны прокатываются по израненной шкуре земного шара предсмертными судорогами. Изобретаются невиданные доселе изобретения и открываются невероятные открытия, приближающие всемирный час Х. А ты сидишь, куришь, слушаешь, смотришь. Сидишь, куришь, слушаешь, смотришь. Сидишь, куришь, слушаешь, смотришь.
И напряженно думаешь о том, что необходимо убить Лужкова. Но Лужков неубиваем. Века протекают. Тысячелетия да, именно так, за неделю проходит три тысячи лет с гаком, а Лужков не ведает смерти. Не ты его, он тебя убивает. Каждый день. Трижды утром. И трижды вечером. И, ожидая казни, ты сидишь, куришь, слушаешь, смотришь.
Хулы не будет.
000010
Войско
Ты киллер. Тебе крепко дали в торец. Так, что у «К» прогнулся столбик и она стала «Х». Ну а одна «Л» так и вовсе вылетела к чертовой матери, как неблагонадежный зуб. И теперь ты хилер. Доктор нетрадиционной ориентации, о котором все знают, что он есть, но никто его не видел. А кто видел, тот не расскажет.
Ты лечишь тех, от кого отвернулась жизнь. Крепкими ладонями раздвигаешь живот. А вот и бабушка! Ба, а за ней и внучка! И по мелочам лимонов на восемнадцать: корзинка с пирожками, горшочек с маслом, сказочник с больным воображением, несколько составов с прокатом, недвижимость на Мальорке, контрольные пакеты двух холдингов, сплошь призовая конюшня в Леоне, и самые разнообразные счета в самых разнообразных уголках мира. А на самом дне печень, почки, селезенка, поджелудочная железа и еще что-то, названия чего ты не знаешь.
Да, так работает харакиллер, принимающий роды перезревшего мужского чрева. При бегстве твой хвост в опасности. На иссохшем тополе вырастут цветы. Женщина получит нового мужа. Разобравшись в деле, ты убавляешь то, что должно быть убавлено.
Хулы не будет.
010000
Приближение
Ты депутат, любимец богов. А скоро и вовсе будешь им ровней. Воссияешь. Ты драгоценный сосуд со словами и мимикой. Шестнадцать слуг несут твой паланкин, на котором ты восседаешь в палантине. До конца дня ты деятелен. А вечером осторожен, словно опасность подкарауливает тебя за каждым углом.
Разве что долгожители еще помнят твой коронный проход по левому краю и победно вскинутые руки, когда ты в Афгане, не прячась за чужие спины и за свои генеральские звезды, вел бои с превосходящим противником, и от твоего бархатного баритона зал приходил в неистовство, потому что ты первым бросил вызов коррумпированной антинародной шайке, не побоявшись прямых угроз, выйдя в открытый космос в критическую минуту, ты спас станцию и друзей-космонавтов, ведь тебе было страшно, когда Россия висела на волоске и от твоего решения зависело будущее нации, ты не жалел денег на партийное строительство, помнят тебя молодого, безусого, задорного, зовущего за собой вперед Однако народ оказался дрянь устал, выдохся, отстал.
Ты депутат. А ночью, тайком, обмакивая стальное перышко 15 в чернильницу, ты пишешь на тетрадных листочках в клеточку письмо, которое имеет строгую каноническую форму. Вначале идет пожелание здоровья адресату и всем членам его семьи. Затем идет содержательная часть письма, в которой ты рассказываешь о своей жизни бесхитростными словами. О том, какой большой город Москва. Сколько тебя в ней окружает плохого, а то и просто враждебного. В спокойном тоне, без какого бы то ни было бахвальства, перечисляешь свои достижения: хорошая квартира, неплохие заработки, жена радует своей разумностью, деловитостью и скромностью, что на фоне всеобщего падения нравов особо радует. Старший сын учится хорошо: по математике и физике у него четверки, а иногда даже и пятерки. С русским языком похуже. Дочка уже стала совсем смышленой, на празднике в детском садике она лучше всех прочитала стихотворение, и Нина Ивановна ее очень хвалила. Но есть и проблемы: у тебя ноги часто болят, а доктора ничего не знают, только деньги тянут. Письмо заканчиваешь приветами всем своим знакомым, и это место занимает целую страницу. Ну, и совсем в конце признаешься, что хоть у тебя тут и все хорошо, но все равно ты очень скучаешь по своим родным местам. И тут тебе очень хочется передать привет Нине, но ты сдерживаешь себя, потому что это твое очень личное, о чем не должна знать ни одна живая душа. Ставишь число день, месяц, год, а затем и подпись «Ваш сын» Задумываешься и называешь себя по имени отчеству. Потому что ты депутат. А у депутата имя без отчества быть никак не может.