Местные жители исчезли в зарослях деревьев, показывая тем самым, что их не интересует более разноцветная публика в новых одеждах из другого мира с телефонами в руках. Сожалел, что не купил ничего. Вернулся на своё место. Следом появилась женщина в спортивной куртке. Оказалась, соседкой на боковом месте, той, что зашла в вагон ночью.
Продайте несколько кедровых шишек. Хочу сувениры родным привезти, обратился к ней.
Бог с вами. Нисколько не продам, ответила она.
С минуту выждав, добавила:
Мне не хватало наличных денег, а продавец уступил. Всевышний через меня принёс Вам дар. Выбирайте себе какие пожелаете, бесплатно.
Терпеливо ждала пока я выбираю три штуки из пакета.
Поезд тронулся. Окно в нашем купе по-прежнему изнутри, между стёклами, полностью затуманенное, без просвета для обозрения. Часы напролёт невозможно ехать молча среди людей в купе. Каждый думал своё, не вступая в диалоги. Присутствие женщины не мешало и не стесняло нас четверых мужчин. Впятером молчаливо продолжали пребывать в пути, изредка поглядывая в окно, где находилась соседка. Что-то в ней всё же было необычное. Вспомнил ночное мнительное убеждение, что она особенно смотрит. На первый взгляд бальзаковского возраста, а по голосу и движениям складывалось впечатление, что в ней уживаются одновременно девичья лёгкость и степенная стать. Мне, в отличие от попутчиков, удалось поговорить с ней. Взгляд действует. Смотрит будто не только на тебя, а во все стороны сразу. Прозрачными что ли видит?
Героиня повествования сноровисто разломала шишку, добыла орешек и раскусывала.
Решил поумничать для разрядки молчаливой атмосферы:
Вы купили бы очищенные. Сейчас руки будут в смоле.
Она понятно объяснила:
Нравится живой аромат.
Сосед с верхней полки, по имени Венер прицепился к общению:
Вы хвойные ароматы любите?
Всем явно надоело затянувшееся молчание. Ждали, что скажет единственная в поле зрения женщина.
Она ответила:
Я слышу мысли. Вижу запахи.
Неординарное объяснение возбудило интерес.
Венер не унимался:
Как Вы видите запахи?
Она:
Обострённым обонянием другого свойства. По запаху вижу внутреннее состояние человека.
И нас видите?
Да. Знаю самочувствие каждого из присутствующих. Мне не составляет особого труда понять. Вижу, что у кого болит.
Откуда это у Вас?
Умерла. Потом вернулась. Открылось.
***В сопровождении Ангелов Зульфия преодолела реку по тончайшему с нить мосту. Трепет больше не одолевал. Пришла комфортная гармония души.
Дальше сама пойдёшь, услышала она голос.
Осталась одна среди светлого пространства перед вратами из белого кирпича. За арочным проёмом открывался вид внутри за порогом. Большое дерево с прозрачно-зелёной листвой, на ветвях растут разные фрукты. Небо синее-синее. Поют птицы, окрашенные в оперение бесподобное понятию цвета. Окраски, что увидела Зульфия не бывают на Земле.
Через врата к ней вышел старец с бородой. Подошёл совсем близко и произнёс:
Прийти можешь сюда в любое время.
Зульфия не хочет уходить. Почему прийти? Ей безопасно, хорошо здесь. Хочет войти в сад, где растут чудесные разные плоды на одном дереве.
Бородатый старец видит её мысли:
Подумай, может кто-то плачет по тебе на Земле?
Она вспомнила аварию, ощутила боль. Нет, не хочет возвращаться.
Бородатый ей внушительно повторяет:
Подумай хорошо. Кто плачет по тебе?
Пятилетний сын привиделся Зульфие. Без неё ему очень тяжело. Однако состояние немощи и боли она также отчётливо знает. У неё два сына и муж. За младшего особенно тревожно.
Видящий мысли старец погладил её по спине и ударил ладонью:
Не бойся Зульфия, боль уйдёт, будешь здоровой.
Она поверила и устремилась всей душой к пятилетнему сынишке.
***Реанимация. Во время клинической смерти Зульфия стала красивой. Выступил румянец на щеках милого лица. Близкие родственники и наблюдающие врачи обратили внимание на сияние лика. Веки от повреждений кожи упали на глаза. Одна операция следовала за другой. Через трубку откачивали кровь из-под коры головного мозга, чтобы не допустить внутреннее кровоизлияние.
В период временной смерти практически все опустили руки без надежды на возвращение жизни. Единственная чистая в помыслах душа продолжала верить, что самая для него лучшая на свете мама жива. Пятилетний сынок ухаживал за ней, следил, дышит ли мама и никому не позволял трогать её. Отчаянно защищал от всех.
В период временной смерти практически все опустили руки без надежды на возвращение жизни. Единственная чистая в помыслах душа продолжала верить, что самая для него лучшая на свете мама жива. Пятилетний сынок ухаживал за ней, следил, дышит ли мама и никому не позволял трогать её. Отчаянно защищал от всех.
Когда сообщили, что мама вернулась, сынок не отходил, наблюдал и радовался:
Я говорил, Мамочка не оставит меня ни за что.
Слова ребёнка резали слух сомневающихся, в особенности отцу. Муж отказался бороться. Не верил, что она будет нормальной. Не приходил к ней, отказываясь видеть изувеченную в аварии жену. Можно только предполагать каково мужу и отцу слышать прогнозы экспертов: «Дееспособной не будет никогда.»
***Зульфия внутренним зрением, не открывая веки, увидела родных и окружающих её в столь сложное время. Говорила, объясняла: «Всё будет хорошо.» Заставляла убедительно слушать и утверждала, что медицина ограничение для умов просветлённых.
Обезбаливающие для тяжело больной кололи три раза в день, далее увеличили частоту до пяти инъекций в сутки по два кубика. Вскоре она стала химически зависимой от лекарств. Двигаться самостоятельно не могла, пищу принимала через трубку, нужду справляла через катетеры.
И вдруг, в один из дней, открыв глаза, заявила врачу:
Отказываюсь от уколов полностью.
Подобные слова посчитали бредом в последствие пережитых стрессов повреждённого организма. Зульфия была непреклонна в решении. Пятилетний сынишка стоял на посту рядом с кроватью, охраняя её волю. Именно он служил маме, выносил из-под неё и помогал при кормлении. Главврач предупредил близких, что она не переживёт дня без обезболивающих лекарств, но исполнил желание умирающей для всех, кроме сыночка, поражающего безграничной любовью к маме, по-взрослому переносящего испытания вместе с ней.
***Один слушатель из нашей компании признался, что не в состоянии отлучиться хотя бы на минутку. Его одолевает чувство не сострадания, а страха от правды жизни. Соседствующие пассажиры не общались в пути до настоящего момента. Зульфия объединила одним кругом, обращаясь к каждому по имени: «Юрий, Венер, Рустам, Эд.»
Приказным тоном порекомендовала:
Время приёма пищи наступило. Организму необходимо питание.
Её заботливая интонация вызвала улыбки на лицах опытных в своих годах людей.
Основательно подкрепившись решили пить чай через тридцать минут, опять же по рекомендации Зульфии. Просили продолжить рассказ. Без значимости, она продолжила иначе, не желая зацикливаться на прошлом. Говорила о быте в настоящем времени. Потом, всё же, вернулась к тем событиям минувших дней.
Через три года после аварии Зульфия научилась передвигаться ползком с кровати на коляску, хватаясь руками за перекладину, самостоятельно кушать и ходить в туалет. В более повреждённой ноге наладилось кровообращение. Комиссия постановила: «Инвалидность первой группы пожизненно с назначенной пенсией».
Муж, узнав новость, выразился:
Пусть живёт на свою пенсию.
В словах и поведении Зульфии не было тени упрёков или обид. По её убеждению жена мусульманина обязана безоговорочно принимать сторону решений мужа.
Увлечённые, мы слушали продолжение. Зульфия обыденно перешла к происходящей обстановке. Угостила конфетами «Миндаль в шоколаде». Чаепитие с действительно вкусными сладостями ознаменовало перерыв в её рассказе. Сама она пояснила, что отказалась от сладкого за много лет до настоящего времени. О причине никто не спрашивал.
Чтобы занять наш обострённый слух, она вспомнила коллегу по работе, которая даёт себе право на обиды.
Прихожу с обеда, а подчинённая сотрудница водку пьёт и пивом запивает.
Спрашиваю:
Что случилось?
Пьяным голосом отвечает:
У Вас, Тимуровна, третья шуба новая, а я оборванка.
Отправила её проспаться. Не было на работе три дня. Звонки игнорировала. Мы психологи, известно, показываем другим пути решения проблем. Тут чрезвычайное происшествие. Уволила её.
Долгое время бывшая коллега вынашивала обиды:
Выгнала Тимуровна с работы меня, жаловалась всем, где надо и не надо, упуская суть.
Мы находились в ожидании продолжения. Спровоцировал Зульфию я.
Собственно, изначально рассказ начался с моего дотошного вопроса:
Вы, говорите, умирали. Себя видели извне?