Свойство очаровываться миром
Дмитрий Красавин
Иллюстратор Дмитрий Красавин
© Дмитрий Красавин, 2018
© Дмитрий Красавин, иллюстрации, 2018
Река
Я река!
Широкая, полноводная.
Мои берега там, где начинается молчание.
Мои воды слова.
Передаваемые из уст в уста, из строчки в строчку,
они вливаются в меня тоненькими струйками или бурлящими ручьями
с театральных подмостков,
с экранов мониторов, планшетов, мобильных телефонов,
с улиц и площадей,
с дружеских вечеринок,
с полей брани
Сказанное в тиши, эхом отражается в моих глубинах.
Слова наполненные ненавистью, вожделением, скверные слова
черные мазутные пятна,
расползающиеся по моей поверхности и губящие все живое.
Слова любви, признательности, прощения, благодарности
возвращают мне первозданную чистоту.
Я до краев наполнена вашими мыслями, эмоциями, чувствами,
желаниями, привязанностями, болью, радостью
Вы черпаете мои воды ладонями,
припадаете к ним устами,
окунаетесь в их глубину,
отражаетесь во мне
Чем чище мои воды, тем чище и прекраснее вы,
Ваши потомки
Ваше и мое будущее на кончиках ваших языков,
на подушечках пальцев, держащих перо
Я река
Я ваша родная речь.
Из подслушанного
Как мама наказывала
Трехлетняя девочка, увлекаемая за руку отцом, кричит на выходе из городского парка:
Папа, я писать хочу!
Мужчина, не оборачиваясь:
Только что спрашивал не хотела, а сейчас хочешь? Терпи теперь до дома.
Заметно прихрамывая на одну ногу, он прибавляет шаг.
Она семенит сзади:
Я сильно хочу.
Отец увеличивает скорость.
Девочка вырывает свою руку и останавливается.
Мужчина наклоняет лицо к дочери:
Ну, что еще?
Ничего. Мама наказывала, чтобы я тебе не позволяла с больной ножкой бегать, а ты бежишь.
Так ты же писать хочешь!
Не буду хотеть. Подожди Вот, сейчас.
Под сандалиями девочки появляется маленькая лужица. Она вздыхает и, поднимая глаза к отцу, говорит:
Теперь не надо спешить, пойдем тихо, как мама наказывала.
Любовь за пончики
Соседка угостила пятилетнего малыша пончиками и, наблюдая, как тот с аппетитом глотает третий пончик подряд, поинтересовалась:
Любишь пончики?
Очень!
Игриво:
А меня?
И вас.
Минуту спустя, серьезно и задумчиво:
А за что ты меня любишь?
За пончики!
О вере и безверии
Миша, шесть лет, хвастается перед младшим братом:
Я арифметику знаю, а ты нет
Знаю! обиженно возражает тот.
А скажи, сколько будет к трем прибавить два?
Не скажу!
Значит, не знаешь! Не знаешь, не знаешь. Ха-ха-ха
Знаю, но тебе не скажу!
Почему? Ну, почему?
Потому, что ты ничему не веришь.
Первая обида
Кристиночка, ты почему плачешь?
Меня Мишка назвал мадму-за-зелью-ю-ю-ю
О чуткости
Дашенька, да ты никак в Саньку влюбилась?
А что, заметно?
Битый час возле его окон крутишься как не заметить.
Чем этот шалопай тебя привлек?
Он такой чуткий, не то, что другие!
Это Санька-то?
Я себе косичку сделала как у Дженнифер Моррисон никто не заметил, а он два раза подбегал и дергал.
Так больно ж?
До слез. Я даже стукнула его кулаком Но приятно.
Из подслушанного в библиотеке
1
Помогите мне найти Карлоса.
???
Ну, как его?
Кастанеду?
Нет.
Руис Сафона?
Другого.
Хуан Карлоса?
Да нет же!
Может, вы Карла с Карлосом путаете? Карл Линей? Карл Великий?
Вы сами меня запутали. Который из них живет на крыше?
Карл Маркс! неожиданно для всех (да, пожалуй, и для себя), возвысив голос, отвечает библиотекарь.
2
У вас «Война и мир» в сокращении есть?
???
Ну так, чтобы страничек на десять и все ясно.
Что «все»?
Ну, кто с кем, когда и где без лирики, только суть.
Суть и сокрыта в лирике. Сюжет всего лишь каркас.
Тогда мне каркас без сути. Хочу парня эрудицией сразить, чтоб зауважал.
3
Библиотекарь в читальном зале подходит к одному из столов и шепчет сидящей за ним девочке:
Машенька, пожалуйста, не читай так громко ты мешаешь читать другим.
А я негромко не умею, также шепотом отвечает Машенька.
Тогда читай про себя. Договорились?
Договорились про себя даже интереснее.
Ну и умница!
Библиотекарь на цыпочках отходит от стола.
Машенька громким шепотом окликает ее:
Вера Павловна, а вы пальчиком, пожалуйста, покажите, где тут в книжке про меня написано.
Притчи и миниатюры
Наши и не наши
Однажды после воскресной проповеди и причастия кто-то из прихожан в церкви спросил у отца Петра:
Скажите, а кто нам, русским православным людям, более близок: буддист, иудей или мусульманин?
Разве близость человека определяется его национальностью или тем, какую религию он исповедует?
А чем еще?
Отец Петр обвел взглядом собравшихся вокруг него людей и неожиданно предложил:
Давайте, я поведаю вам притчу. И, огладив ладонью бороду, начал рассказывать.
Рано утречком в Великую субботу поехал один «русский православный человек» на своей машине в Лавру, к мощам Сергия приложиться и праздник светлый, Пасху, в святом для всех нас месте встретить.
На полпути случилось так, что у машины спустило колесо.
Остановился на обочине, достал запаску, поменял. Наклонился к канаве придорожной руки помыть, а сзади разбойники налетели. Побили изрядно, из карманов деньги вывернули. Мобильник, ключи от машины отобрали и укатили на его машине, оставив нашего героя валяться в придорожной грязи.
Много ли мало ли времени прошло, сказать не берусь, но оклемался сердешный, вышел на дорогу, голосует проезжающим.
Все мимо катят.
Священник один притормозил было, да увидел замызганные грязью ботинки, порванную куртку и снова на газ нажал салон у него в машине перед Пасхой начищен, ладаном пропитан побрезговал батюшка в такую благость незнакомца приглашать.
Депутат думский с мигалками, даже не притормозив, мимо проехал его в Лавре журналисты с камерами ждали, чтобы засвидетельствовать набожность народного избранника.
Бедолага уж совсем отчаялся, идет по краю дороги, шатаясь от усталости, голову опустил. Вдруг каблучок потрепанный впереди остановился и задний ход дал.
Вышел из машины узбек, правоверный мусульманин, из тех, кого у нас в Москве презрительно лимитой называют. Дверку перед страдальцем открыл, помог в салон сесть, достал аптечку, ссадины тому на руках продезинфицировал, пластырем залепил. Разузнав о случившемся, отвез нашего героя в Сергиев Посад, устроил в гостиницу, деньги на мелкие расходы оставил.
После чего уехал по своим делам в Дмитров, пообещав на обратном пути, в воскресенье, заехать за ним и отвезти домой в Москву.
Так это вы евангельскую притчу о самарянине на свой манер рассказали! раздалось сразу несколько голосов.
Именно! Так, кто для нашего героя близким оказался: православные священник с народным депутатом или узбек-иноверец?
Ясно дело узбек, отозвался прихожанин, вопрошавший ранее о близости. Но это частный случай, а хочется в общем знать кто наши, кто не наши.
Милосердный иноверец-самарянин и христианский Бог в евангелии неразделимы.
Если Христос «НАШ», то НАШИ и все те, чьи сердца исполнены любви к людям, к божьему творению.
Какой они веры, верят ли вообще в Бога, какой национальности, какого пола это все третьестепенное.
Осенние листики
Я нажал на педаль тормоза. Машина послушно остановилась перед светофором. Тотчас же о ветровое стекло ударился сморщенный желтый лист, чем-то напоминающий удивленное человеческое лицо, и, раздираемый любопытством, принялся бесцеремонно разглядывать пассажиров на заднем сидении. Затем затрясся, задрожал, скользнул вправо, сделал круг по периметру стекла, резко взмыл вверх и спикировал на стоявшего во втором ряду опеля.
Несколько секунд, замерев на одном месте, он пристально всматривался в лица сидящих там людей. Потом что-то более привлекательное вновь заставило его подняться в воздух и устремиться на красный свет через перекресток к противоположной стороне дороги
Зажегся зеленый. Я выжал сцепление, нажал на газ. То ли старый знакомый, то ли новый листик судорожно чиркнул по стеклу.