Все затихли, что происходит, никто не понимал.
Может, идти к майору? неуверенно предложил один из ржевских. Как-то не хочется в подводники, да и к белым медведям тоже.
Поздно, чего уж теперь, раньше надо было думать, когда в музыканты все идти обрадовались, с отрешением проговорил Воробей.
Идти никуда не пришлось, в вагоне возникло движение, и голос сержанта прокричал:
Подъём, бойцы, готовимся к выходу, через полчаса прибываем.
Через полчаса поезд остановился, и призывники начали выскакивать из вагона. Все уже знали, что привезли их в Архангельск. На улице был страшный холод, темно и огромные сугробы. Вид «Архангельска» произвёл на всех удручающее впечатление. Маленький деревянный вокзал с тёмными окнами, пара фонарей и несколько избушек вдали.
Ни хрена себе, протянул Мишка Косарев, наш полустанок больше.
Товарищ майор, обратился кто-то к старшему, это Архангельск?
Нет, это станция Ерцево, Архангельск дальше.
Команда построилась и пошла куда-то между сугробами, превышающими рост человека. Вдруг вдали показались ровные ряды фонарей. Народ оживился.
Вон, смотри, улицы, значит, жизнь есть, обрадовался кто-то.
Но, подойдя ближе, все увидели, что за улицы они приняли высокие заборы с фонарями, с вышками и колючей проволокой. На вышках маячили автоматчики.
А зачем здесь нужно столько музыкантов? задал уже глупый вопрос длинный парень, идущий впереди.
Как зачем? искренне удивился майор. Вон, смотри, видишь, солдатики на вышках все как один с балалайками?
Он, а вместе с ним и сержанты, громко засмеялись удачной шутке. Больше почему-то никому смешно не было.
Так закончился славный путь в музыканты Сани Волошина и его новых приятелей, и началась служба в конвойных частях внутренних войск.
Записки вертухая. Шнырь
Шнырь* ШИЗО** Толик Головин, человеком был уникальным во всех отношениях. Взять хотя бы то, что шнырил он уже более половины своего восьмилетнего срока. А это говорит о многом. Находиться на такой ответственной должности столько времени, уже само по себе уникальность. Не в больнице, в конце концов, санитаром работает, где принёс-отнёс, прибрал-помыл и порядок. Быть шнырём, да ещё в ШИЗО, тут особый дар нужен, в первую очередь хитрость неимоверная, чуткость и понимание текущего момента, изворотливость и покладистость. Нужно быть, как минимум, психологом высокого уровня.
Вот подумать, можно ли на такую тёплую должность попасть без протекции кума***? Нет, конечно. Значит с кумом надо дружить. А в чём может дружба заключаться? Понятно в работе. Да не лишь бы что, кум ведь тоже не дурак, пустышкой его не заинтересуешь, результативной должна быть работа, эффективной. Иначе быстро пойдёшь в лесозаготовительную бригаду, ёлки валить, или на погрузку, шпалы таскать. После тёплого места у печки, такая работа смерти подобна. Значит, умел Толик с кумом ладить, раз столько лет в шнырях грелся.
Другую сторону взять. Долго ли на зоне протянешь, если с авторитетами не ладить, маляву**** кому надо не передать, табачку-заварочку в камеру, нужному человеку. Опять ответ ясен, долго не протянуть. Настучат по голове, да так настучат, что ни на что эта голова больше не пригодится, или шкуру испортят, возможно, в нескольких местах сразу. А раз шкура у Головина цела, и голова пока на месте, значит и с авторитетами он ладить умеет.
Ну и фактор менее важный, но тоже не на последнем месте. Дежурные контролёры-надзиратели, разные все, меняются, по сменам заступают. И с каждым надо общий язык найти, показать свою нужность, и даже незаменимость. Напишут, чего доброго рапорт, за какое нарушение, и окажешься в камере в роли сидельца, а дальше опять, или ёлки в лесу, или шпалы на погрузке. Вот и попробуй удержаться на должности долгое время. Толик Головин держался, значит, устраивал всех и человеком был уникальным.
Вчерашний солдат, а теперь прапорщик-контролёр, Сашка Лыков, службу только начинал. Всё ему было интересно, да и поговорить любил, поспрашивать, опыта так набирался. В ШИЗО разговаривать с осуждёнными запрещено, только по делу и по службе, иначе нарушение. Сутки напролёт одному без собеседника, скучно неимоверно. По этому, наличие, шныря Толика, было для Сашки огромным плюсом. К тому же и Головин рассказчиком был, каких мало. Ну, прямо кладезь уголовной, да и просто житейской мудрости. И хотя понимал молодой прапорщик, наученный замполитом и старшими товарищами, что верить осуждённым нельзя, но слушал шныря с интересом и даже с удовольствием.
Начиналось примерно так:
Головин, тебя за что посадили?
А вот не поверишь, гражданин начальник, ни за что сижу.
Так уж и ни за что, четвёртый раз?
Нет, с точки зрения уголовного права, статью мне конечно подобрали. А вот если по совести, то вопрос спорный. Я ведь худа никому никогда не делал, не убивал никого, не хулиганил, даже не воровал. Мне граждане деньги отдавали сами, можно сказать по доброй воле и с благодарностью. Хотя первый раз сел я ещё по малолетству, за дело. За доброе конечно, но за дело. Мы с ребятами, в детдоме, кабинет директорши подломили. Она подарки там новогодние спрятала, а мы взломали дверь, подарки взяли, да и раздали всем. Отмеряли мне тогда пятёрочку, за доброту, кража со взломом. Отсидел я, вышел и решил попутешествовать, посмотреть великую нашу Родину, города разные. Молодой был любопытный. Работать пробовал, где грузчиком, где носильщиком, специальности то не было.
Однажды познакомился я с хорошим человеком, ювелиром. Великий можно сказать человек, художник, руки золотые. Такие вещи из рандоли выделывал, от золота не отличить, даже пробу ставил. А из бутылочного стекла, настоящие изумруды шлифовал, вот мастер, так мастер. В то время, надо сказать, в ювелирных магазинах товару было не густо, ширпотреб в основном, простенькие изделия. А тут такой специалист, произведения искусства вытворял, и с виду представительный мужик, интеллигентный.
Работали мы с ним так. Захожу в ювелирный магазин, присматриваюсь к покупателям. Примечаю даму, одета хорошо, ухожена, сразу видно, деньги водятся, перстни рассматривает. Подхожу и тоже рассматриваю, и как будто между делом, сам с собой говорю:
Да, ничего интересного нет, для настоящего ценителя и купить нечего, побрякушки для рабочего класса и трудового крестьянства. Надо опять к директору зайти.
Смотрю, напряглась дама, заинтересовалась, а я отхожу потихоньку. Она за мной:
Молодой человек, а Вы знакомы с директором?
Конечно, небрежно отвечаю, он друг моего отца, в гостях у нас часто, мама у него иногда покупает вещи, которые в продажу не поступают.
Ой, а Вы не могли бы меня познакомить, мне так нужно купить подарок для родственницы, а тут, правда, выбрать нечего.
Ну, не знаю, начинаю ломаться, для порядка, как то неудобно, он человек солидный, занятый.
Вы же всё равно к нему собрались, представьте меня, как свою знакомую, я в долгу не останусь.
Ладно, соглашаюсь нехотя, пойдёмте, что с Вами поделаешь, помогу.
Обходим мы с дамой магазин, и в подъезд, с обратной стороны дома, якобы там, у директора кабинет. А навстречу нам друг мой, ювелир. В шляпе, с тростью, вылитый директор, с портфелем. Я ему:
Здравствуйте, Иосиф Абрамович, а мы к Вам вот, по делу.
Он важный, торопится:
Извини, Толик, некогда мне сейчас, в обком тороплюсь, перстень шикарный поступил, надо второму секретарю показать, для жены просил.
Даму в дрожь бросает, как про перстень услыхала:
Иосиф Абрамович, спасите-помогите, очень перстень нужен, никаких денег не пожалею, будьте столь добры, покажите.
Уговаривает, в общем, она ювелира, и достаёт он из портфеля, шикарный рандолевый перстень, с зелёным, бутылочным стеклом-изумрудом. Ну а дальше, дама отдаёт огромную сумму, с благодарностью и со слезами счастья и становится обладательницей настоящего произведения искусств.
Два срока с ювелиром мы получили, за то, что делали людей счастливыми, хотя бы на время. Заканчивает свой рассказ Головин.
Да уж, Сашка под впечатлением от рассказа. Где же вы таких простаков находили? Что бы за поддельное кольцо, с бутылочным стеклом, отдавать не малые деньги?
Эх, гражданин начальник, кольцо то поддельное, конечно, но сделано мастерски. А тех, кто готов деньги отдать, на самом деле много, они сами находятся. И отдают добровольно, и даже с удовольствием, а мне за это срок, где же справедливость? Ведь не убил никого, не покалечил, даже не украл.
Такой вот уникальный человек, Толик Головин, работал шнырём в ШИЗО.
*Шнырь дневальный.
**ШИЗО штрафной изолятор.
***Кум оперативный работник, начальник оперчасти.
****Малява письмо, записка.
Старики
Рядом с подразделением, прямо за забором, располагалось подсобное хозяйство. Содержался там конь, используемый на всякие хозяйственные нужды, да десяток свиноматок с приплодом. Приплод подрастал и забивался, что было, какой-то прибавкой к солдатскому столу, и хорошим подспорьем в пайках офицеров и прапорщиков.