Яков говорил и говорил я была благодарна ему. Когда рядом человек, тень отодвигается. Она не злая, просто чужая. Своей инакостью тень и тяжела. Тень я не ведаю, есть ли она в настоящем мире. Может, только в воображении? Такую тень, готова поспорить, хоть раз ощущал каждый. И не желал заметить! Обдаст человека холодком, он поёжится, буркнет матное словцо и отвернется. Пить начнет или вовсе, завещание вдруг составит, хотя молод и здоров. У внезапной смены поведения нет внятной причины, но тень падает в душу, и там делается зябко. В обычном мире похожее напряжение копится перед грозой. Нить незаметно натягивается, чтобы в миг разрыва хрустнуть молнией сделаться явной!
Одни люди назвали бы мою «тень» предчувствием, другие маятой, меланхолией. Каждому удобно свое пояснение, позволяющее отгородиться от странного. У всех получается отгородиться. Только я не справляюсь.
Хм совесть можно продать, но нельзя купить. Юна, мысли у тебя крючком через петлю тянутые. Но эта вывязалась складно.
Яков устал пялиться на птиц, сел. Растер макушку, и стало понятно, что такова его привычка. Может, прежде он ходил бритым наголо? Или болел и облысел? Что за странные идеи меня донимают.
Кое-кто сказал мне похожие слова, давно. Знаешь, вот он понимал деньги! Тебе в копилку мыслей подарочек из его мыслей вслух: деньги принадлежат царству земному, они самое смертное, что есть на земле. Так он объяснял отличие денег от души. Душа многомерна и бессмертна, а деньги они все здесь. При жизни сильны, а после смерти их сила исчерпывается.
Занятно, я удивилась, что у налётчика есть такие знакомые. А еще расскажи.
Нет уж. Я мешки грузил, а ты грузи мысли, уперся Яков. Вот живы: те самые, которых по деревням кличут живками, а то и злее косоглазыми шептухами. В них вред или польза? На такой вопрос нет прямого ответа. Самое то твои кружева из слов и вздохов.
Снежок фыркнул, подобрался и увереннее влег в хомут. Ускорил шаг, довел темп движения до средней рыси Он любит лесную дорогу, а еще знает, что после пробежки я дам передышку на большой поляне. И травы нарежу впрок, и веток еловых.
Шарабан вкатился в кружевную тень опушки. Отсюда и глазастому Якову не рассмотреть стаю птиц. Я не завидую его зрению, хотя, чего уж да, я желала бы научиться различать детали ясно, издали. Пожалуй, остроглазых не донимают рассуждения о тенях: кто хуже видит, тот и домысливает.
Лес хорош в любое время года, но преддверие лета для меня особенное. Кажется, мы с миром одного возраста: мне девятнадцать, мое лето впереди. Да, было трудно пробиться и подрасти, было холодно и темно, но зима в прошлом. Никто не подъел корни, не иссушил почки, не ободрал кору. Лес и я мы проснулись, раскрыли ладони листьев и подставили солнышку. Нет на юной листве ни крохи пыли, ни пятнышка парши. Зелень уже играет оттенками радости, а тень под деревьями еще прозрачна. Летом она загустеет. Зрелость делает людей мудрее, деревья мощнее но ясность первой улыбки невозвратна, как детская чистота души.
Лес купается в рассвете, воздух весь розовый! Даже мой смурной день посветлел. Оглядываюсь, пробую выпрямить спину. Трава уже высокая, но цветы в ней хорошо видны синие, звенящие. Синь улыбка весны. Лето щедро рассыплет по лугам крапины многоцветья, а после отдаст предпочтение желтому, маскируя признаки увядания
Давным-давно, еще у опушки, шепнул в ухо Яков, я задал вопрос. Юна, куда ты нырнула? Слишком глубоко. Выбирайся. Я сделаю вид, что не соскучился ждать ответа и повторю: мне интересно твое мнение о живках.
А? Что? Да То есть живки, забормотала я, очнувшись. Живки они, как я понимаю, встревают через обстоятельства во что-то главное для людей. Если ты не просто так упомянул деньги и бренный мир то, на мой взгляд, власть жив сродни денежной, она вся тут, и не имеет силы по ту сторону смерти. Мне так видится.
Договорив, я спрятала вздох огорчения стал бы этот Яков слушать о молодой листве и цветах синее неба? Что за привычка у налетчика помыкать людьми, выбирать тему беседы, настаивать на своем? Или он отчасти прав, это я молчу невпопад и невежливо игнорирую его?
Еще, капризно велел Яков. Что это за кружево из слов? Куцее какое-то. Фи.
Само слово «жива» намекает на пользу и свет. Ну, раз созвучно с жизнью. Храм их не порицает, власти не запрещают. Куцее у меня рассуждение? Так понятно, почему: я к живкам ни разу не ходила. Понятия не имею, в чем состоит их дар. Но даже так уверена: с их даром как с деньгами и совестью. Лезть в главное нельзя, тем более глупым бабам, я примолкла, а Яков хихикнул. Да, как с деньгами: когда жадно хапаешь что-то понятное, растворяется что-то неощутимое. Хотя есть настоящие живы. Я точно знаю. Я даже знакома с одной. Она особенная и в душу не лезет, деликатная очень.
Угу, вроде бы согласился Яков, осматриваясь. Не нравится мне тутошняя тишина. В лесу не шалят недоноски?
Что им, жить надоело? Десять дней, как жандармский кавалерийский полк прибыл. Не весь, конечно, только начальство и красавчики, которые из службы знают лишь парад. Сыскные люди тоже копятся, хотя их не видно. А тишина я же говорила, нас могут остановить. Есть тут один
Жизнь и кошелек! потребовали из густого орешника гнусаво и ничуть нестрашно.
Яков подобрался и зачем-то опустил руку на колено, а после взялся поправлять брючину ниже, до самого сапога.
Готовь документы, я уняла подозрительность попутчика и добавила быстро и тихо: Господин Мерголь здесь вроде городового. Его прозвище Мергель, он и сам себя так зовет. Потому что имеет дар присутствовать всюду, без него никакой урожай не снять, понимаешь? По чину вроде никто, а по делу шишка-шишка! По характеру то кремень, то известка: не разобрать. С ним и приказчики богатейших имений не ссорятся. Зато полоумная Дуська, что пирожками торгует, посылает его далеко и безнаказанно.
Юлька, дура девка, опять нагребла сор в телегу? уточнил первый на всю Луговую любитель засад. Он успел отряхнуть штаны и куртку, выломал ветку и двинулся к нам, помахивая этой самой веткой очень двусмысленно. То ли мы комары, то ли от нас попахивает Тебя, что ль, обобрать? Больше некого, ага. А тебе надобно, да-а Как эту дрянь зовут? Лиану помоечную, с задворок дома Кряжевых.
И-чу.
Ичу, не ичу Юлька, ты где страх потеряла, ась? Мои люди что, наняты твою почту таскать? Им же ж мзду суют за бесову ичу, чтоб ее Мергель подмигнул и громко шепнул: Продай уже. Выгоду пополам: мне деньги, тебе облегченьице.
Нельзя, ее погубят.
Тогда мне отдай. В дар, ась?
У вас оранжереи нет, садовника нет, и вообще
Вот тут замри. Обижусь, предупредил Мергель и резко отвернулся, щурясь и принюхиваясь, словно от Якова нехорошо пахло. Ичи инаньской тебе мало, новую помойку обобрала. Экий фрукт гнилой. На рожу евонную глянь, ага? Сиделец дальний, иль охотничек оттудошный же. Все одно, ножей при ём две штуки самое малое. А ты мне чё обещала? Герань махорчатую пурпурного тону. Чикнет он ножиком тебя, а без герани кому страдать, ась? Нет, Юлька, покудова герань не сдашь, изволь жить в здравии.
Не герань это, а инаньской древовидный пион, поправила я. Кстати, с той же помойки, вот! Он уже пошел на поправку, можно пересаживать на молодой луне. Оранжерею вы строите, все как оговорено?
А то, бодро соврал Мергель. Поморщился, очень небрежно наблюдая, как Яков прыгает из шарабана, кланяется и протягивает бумаги. Еще более небрежно Мергель пошуршал листками, не разворачивая их и кривя тонкие губы под червячными усами. Да-а, не сезон для урожаю. Вот приказчики поедут, уж я не упущу Юлька, ты хоть додумалась бумаги в вокзал снести на перепись? Нет же. Ась?
Ну я
Мутный хорёк, выцедил сквозь зубы Мергель, оттянул ворот на шее Якова и зачем-то осмотрел кожу. Сунув бумаги Якова ему же за пазуху, и сразу отпихнул моего попутчика, мазнув ладонью по лицу. Чтоб сей день заселился и записался в жандармерии, хорёк. И запись ту обновлять понедельно. Понял ли?
Да, господин, Яков деревянно поклонился.
Бедовый ты, я породу чую Юльку благодари, что в попутчики взяла, иначе гнал бы в шею или тут пристрелил для покою своей душеньки. Но задохлому пиёну без Юлькиных забот конец. Ага, ась Юлька, он как, мировой кряхтун?
Он злодей, и очень дельный, мне стало весело. Яков получил-таки рекомендацию, причем задаром.
Ага. Угу, Мергель взбодрился. Подари лиану, отпущу хорька. Ты жалостливая, всю гниль жалеешь.
Я подумаю.
Тогда ладно, езжай. Укажи ему мою хибарку. Недельку побатрачит, и то польза. Юлька, Мергель, худой и рослый, подкрался, сломался пополам, перегнулся через борт шарабана и зашептал намеренно громко, буравя меня мелкими глазками: Какую бомбу спроворил Дюбо, ась? Говори, покуда спрошено без задору.
Кафе «Первоцвет», вы же знаете. В их садовом доме, и особенно во дворике, будет в указанные дни все так, словно весна только народилась. Звонкая капель, снег на терке натёртый, и посреди цветущая пролеска. Двадцать видов сортовых и еще пять лесных, все оттенки подобраны и проверены. Уже бутоны набирают.
Юлька, муть про пролеску не понял, но такую ж всади теще в дворик. Именины у ней. А какова моя теща, тебе ведомо, ась?