Мне стало впору переходить на ты с неврозом. Почему это с гомеопатией можно, а с ним нет? Но Настасья меня лишь пристукнула. Добил Виктор Николаевич Измайлов, причем по редкому варианту «шутя любя». После ужина он покряхтывал, мялся и, наконец, попросил рассказать ему о скрытой рекламе ликероводочных изделий.
Избитая тема, Вик. Всем давным-давно все ясно.
Это в интеллигентных кругах, возразил полковник. Народ, как не уразумел ничего, так и не уразумеет.
Но ты-то образованием и интеллектом не обижен.
И, тем не менее, Поленька.
Благодаря Настасье я была готова к чему-то подобному. И безропотно уважила полковника. Данила часто служил великолепным фоном для бутылок, на которых четко читалось название водки, всегда одно и то же. А в последней передаче, когда дали сюжет про артистов в «неформальной обстановке», то есть в кабаке, я была поражена и расстроена. Хотела позвонить Даниле и высказаться, но, слегка остыв, решила его не терзать. Изменить он что-нибудь вряд ли бы смог, а психовать без толку ему вредно. Проделано же было следующее: Аров повернулся к собеседнику и увлеченно с ним заспорил. Тем временем сзади подошел официант и налил означенную водку ему не в рюмку, а в фужер. Данила взял фужер и с довольным видом, не морщась, осушил его.
Он часто мелькал по телевизору в кадрах междусобойчиков с гастрономическим уклоном, потупился Измайлов.
Вик, Данила был компанейским парнем. Пойми, у него не было проблем с алкоголем, он не кодировался, не вшивался, не давал зароков Богу. Он просто никогда не пил. Все были в курсе, что он не станет ни мешать, ни осуждать. А когда народ окосеет, уйдет, попыталась я хотя бы оттянуть неизбежные разоблачения.
Мы взяли записи последних передач с его участием. Надеялись познакомиться поближе, что ли. Я забыл про твой бред и видел только коробки конфет крупным планом. И вдруг наш молодой сотрудник говорит: «Братцы, Аров предпочитает новую водяру, надо бы попробовать». Причем по мне так Аров и за бутылку ни разу не взялся. А человек отреагировал. Тут я очнулся и понял, что ты меня дезинформировала. Как же так, детка? Ты мне все уши прожужжала о воинствующей непорочности своего Данилы. А он вел здоровый образ жизни и за черный нал рекламировал водку? Ты же сама называла именно таких моральными уродами.
Не надо, Вик. Сама себе не верю, но он был запойным пьяницей.
Я передала Измайлову результаты своих «мухоморных» изысканий. И немного размяк пресловутый ком в горле. Данила не был моральным уродом. Он не выдержал бесперебойных предложений тяпнуть, хряпнуть, вмазать, обмыть. Как все непьющие, быстро втянулся. Боролся, гомеопатические препараты сосал
И тебе, подруге детства, не открылся? Извини, если сделал больно.
Не страшно, Вик. К боли я, кажется, привыкла. Да, не открылся. Потому что артист всегда артист. Со мной он был в образе прежнего Данилы. А, может, пытался открыться? То про мухоморы заикнется, то про опасность. Вик, послушай, это же коммерческая деятельность, это же мотив! Предположим, другой актер разнюхал способ легкого заработка, позавидовал, нанял убийцу. Следи, кто следующий будет красоваться на фоне тех бутылок. И выследишь заказчика.
Шальная версия, усмехнулся Измайлов. Даже, если ты не нафантазировала, даже, если некий владелец завода платит телевизионщикам за такую раскрутку своей продукции, даже, если конкуренция среди звезд настолько серьезна, что допускает физическое устранение, доказать ничего не удастся. И останется Аров неотомщенным. Подвела парня профессия: то пьяного играл, то трезвого. Доигрался. Ладно, мы продолжим отрабатывать менее экзотические версии.
Жестокие и правильные слова Измайлова вызвали во мне протест. Огорошить бы его колкостью, разораться из-за неснятых в прихожей ботинок. На улице снег, грязи нет, но это не повод волочься в уличной обуви в комнату. Конечно, не сам пол моет. Но вместо яростного упрека из меня вдруг, словно остатки зубной пасты из опустевшего тюбика, выдавилась робкая просьба:
Позволь, барин, по магазинам пошататься. Мочи нет. Обещаю из нашего квартала не сбегать.
Не поздно?
Сейчас раньше девяти не закрывают.
Иди. Деньги возьми.
У меня есть. От рекламы, будь она неладна. Губную помаду публике представила.
Измайлов ничего не делает зря. Не разулся, значит, предполагал, что я буду рваться проветриться. Мне удалось «засечь» его сзади лишь однажды. И то, потому что знала охраняет.
Не поздно?
Сейчас раньше девяти не закрывают.
Иди. Деньги возьми.
У меня есть. От рекламы, будь она неладна. Губную помаду публике представила.
Измайлов ничего не делает зря. Не разулся, значит, предполагал, что я буду рваться проветриться. Мне удалось «засечь» его сзади лишь однажды. И то, потому что знала охраняет.
7.
Денег в кошельке хватало только на ерунду. Во взвинченном состоянии я предпочитаю оставлять их дома, ибо не раз на такое тратила, что после сомневалась в собственной вменяемости. Тем не менее, я задалась целью купить ерунду пооригинальнее. Мне необходимо было отвлечься: кочевать от прилавка к прилавку, высматривать нечто, просить показать поближе, выискивать в вещице изъяны и начинать сначала в другом месте. Надо было добиться того, чтобы в мыслях остались только сувениры, сувениры, сувениры На возникновение охотничьего азарта я, разумеется, не рассчитывала, но в третьем магазине втянулась. И выбор совершился сам собой украшения. Они были мелкими, причудливыми и, как нельзя лучше, подходили для длительного и пристального, на грани медитации, разглядывания.
Мне никогда прежде не доводилось перебирать такое количество дешевки из стекла, пластмассы, металла. В последней полуподвальной лавочке были заметны претензии хозяина или хозяйки на вкус. В кучках хлама там попадались милые побрякушки. Одну синий кожаный колокольчик в латунной спирали с изумительным расположением витков как раз вертела в коротких пальцах симпатичная, но заносчивая девушка.
Авторская вещь, заливалась продавщица, второй такой ни на ком не увидите.
Авторские в салонах по соответствующим ценам, парировала покупательница, не уточняя, каким образом ее, шикарную и искушенную, занесло в сей убогий магазинишко.
Судьба сделала мне подарок. Пока Измайлов не выпускал меня из дому, в городе появились умные продавцы.
Художники не сразу приобретают известность, а то и славу, спокойно заговорила приятная женщина переходного, правда непонятно из какого в какой, возраста. Но это не умаляет их таланта. Я бы в вашем положении фамилию автора спрашивала. Вдруг когда-нибудь станете обладательницей произведения искусства, сотворенного гением в голодной молодости. Вы уничижительно отозвались о кулоне, а он из прежних запасов. Теперь в украшениях от этого дизайнера щеголяют не последние дамы.
Произнося это, продавщица слегка покачивала кулон. Казалось, спираль причудливо разворачивалась, а колокольчик расцветал.
Чего только не напоете, лишь бы продать, не сдалась пессимистка. Возьму его, убедили.
«Последний штрих, молила я провидение. Пусть эта умница пошлет хамоватую покупательницу на три буквы, пусть не захочет продавать эту вещь бабе, которая не может ее оценить. Или оценила, но издевается, что еще хуже». Но продавщица приняла некрупную купюру, упаковала колокольчик и пригласила:
Приходите еще. Спасибо за покупку.
Тут у меня в мозгах заискрило. Я рывком подступила к прилавку и едва не вызвавшим судороги у продавщицы голосом спросила:
Сколько украшений от того же автора у вас завалялось?
Четыре подвески, просипела она.
От Юлии Фадеевой?
От нее. Но я предыдущую девушку не обманывала. Просто так получилось Я Она
Да вы ее облагодетельствовали, успокойтесь. На самом же деле все колокольчики абсолютно одинаковые материал, цвет, форма? Заверните мне их.
Четыре?
Если еще что-нибудь от Фадеевой есть, давайте хоть десять.
Она назвала сумму. Я могла расплатиться за две с половиной подвески. Выскочила на улицу и зычно позвала:
Вик! Не прячься! Мне нужны деньги.
Он материализовался из мартовских сумерек, спустился по крутым ступеням и молча отдал бумажник. Я расплатилась.
Зачем тебе столько кулонов? удивился Измайлов.
Могилку обвешаю, сказала я, не ощущая слез на горящих щеках.
Потерял форму, сокрушался полковник, едва поспевая за мной. Некудышним сделался конспиратором. А все кабинет виноват. Да не лети ты так в гололед, Поленька. Стоило сидеть взаперти, чтобы при первом выходе на улицу сломать себе шею.
Милый, форму ты не потерял. Просто я верю в твою любовь. Звучит, будто не из устной речи, но факт. Стоило держать меня взаперти, чтобы вечером выдворить без сопровождения на свежий воздух. Расследование-то в разгаре, насколько я понимаю. Я чувствовала ты рядом. Ты ведь тоже чувствуешь, когда я к подъезду приближаюсь. Не раз дверь открывал, хотя в окно меня не видел.