Подоконник. Стихотворения - Андрей Драгунов 2 стр.

Ночь, перепуганная сном
Свет лампы сильно раздражённый 
моим присутствием, но в нём
вольфрамовый сверчок дотошный 
свербит и раздражает слух
во время сна зудит надсадно
и, даже, через крылья мух 
всё выглядит  вполне  нескладно
заученно чужой язык 
виденья, сны и трепыханья
под лампочкой почти привык,
но отвлекает всё вниманье
и движется куда-то вбок 
кровати  или  сновиденья 
Бог в этих снах мне не помог
был занят, видимо, обедней
или черешней  сквозь забор,
пока не высмотрел хозяин
того участка скажет  Вор! 
держи его и будет  вправе
скрутить отшельника, а он 
уснёт на каменной подушке 
у надзирателя и сон
увидит детский простодушный 
тот, что когда-то видел сам 
ещё когда едва родился
и мама говорила  Нам
не стоит на других сердиться
Разбуженная ночь  не спит,
но дышит звёздами и светом
от них, что меж листвы блестит,
но оставляет  без ответа 
откуда он но та звезда 
немного ярче, чем другие 
похожа на глаза Отца 
кого истёрлось уже имя! 
остался звук, но даже он
не передаст его значенья
Звезда горит. Во тьме плафон.
Вольфрам трещит произношеньем.

те самые кусочки льда 
из морозилки, из-под мяса 
на дно стакана, чтоб вода 
холодная смягчила фразу,
произносимую потом 
под лязганье ножа и вилки 
о том, что жизнь кошмарным сном
свербит в подстриженном затылке
Кусочки вымерзшей воды
кристаллы перемёрзшей сути
создания туды-сюды 
замёрз-оттаял  всё!  забудьте 
несложность превращенья льда 
в холодный чай, в холодный виски
на скатерть капает вода 
как будто  пишется записка 
о продолжении воды 
после того, как лёд растает
почти словесные следы 
на скатерти  немного с краю.

Тонкие прожилки листьев на толстом стебле 
рисунок  едва заметный  то Босх, то Дюрер
в перечислении  глаз осторожно внемлет
всему, что видит  на подоконнике  в сумме
картины мира!  в расчётных координатах
твоего местожительства, то есть  в пределах рамы
твоего окна не выискивая виноватых 
кого-нибудь  по тексту семейной драмы
Цветок  единственный  кому  и воды, и жалости 
без сожаления!..  лиственное напоминание
о том, что цветку достаточно этой малости 
от человека, видевшего страдания
ни словесной судороги, ни выдуманного внимания
цветок и лейка рама и подоконник 
ещё вмещающиеся в размер твоего сознания,
не допуская присутствия посторонних.
Зацветёт когда-нибудь и больше твоё присутствие 
ей не понадобится  ты  станешь воспоминанием
и твои попытки списать на несчастный случай всё 
только желание  найти всему оправдание.

Песок, процеженный сквозь корни старой ивы 
у самой кромки падает на дно,
где камушки, ракушки  сиротливы
останки окуня, которым всё равно 
какой песок присыпет их и камень 
какой придавит, чтобы  навсегда
чтобы  уже  случайными руками
не потревожили  во рту одна вода
ни капли смысла ни песчинки счастья
скелеты, камни, ракушки, трава 
спокойный сон  ни радости, ни страсти 
Бог  сохраняет все твои права 
на проживание на буквы  без оглядки 
кто прочитает или не прочтёт,
когда песок сыграет с тобой в прятки
и выдаст послежизненный расчёт 
за сказанное  в сумме  по тарифу 
количеством отмеренной воды
и  ни при чём сказания и мифы 
посмертной радостью восторженной игры! 
песок  сквозь корни и трава  сквозь пальцы
чернильный росчерк смерти изнутри,
когда не знаешь  завтра или  дальше
и в ветках ивы пляшут воробьи 
растроганные радостью событья 
один уход  не значит ничего! 
в пределах берега, которого открытье 
ещё Назон описывал!..  всего 
кусок песка, обременённый влагой,
состарившейся ивой, корнем, дном
кусочком окуня под илистой приправой
а у меня  всё тот же берег за окном,
где та же ива и песок  сквозь корни
процеженный ресницами травы 
в который раз но кто  потом  упомнит 
какие были меж корней следы.

Песок, процеженный сквозь корни старой ивы 
у самой кромки падает на дно,
где камушки, ракушки  сиротливы
останки окуня, которым всё равно 
какой песок присыпет их и камень 
какой придавит, чтобы  навсегда
чтобы  уже  случайными руками
не потревожили  во рту одна вода
ни капли смысла ни песчинки счастья
скелеты, камни, ракушки, трава 
спокойный сон  ни радости, ни страсти 
Бог  сохраняет все твои права 
на проживание на буквы  без оглядки 
кто прочитает или не прочтёт,
когда песок сыграет с тобой в прятки
и выдаст послежизненный расчёт 
за сказанное  в сумме  по тарифу 
количеством отмеренной воды
и  ни при чём сказания и мифы 
посмертной радостью восторженной игры! 
песок  сквозь корни и трава  сквозь пальцы
чернильный росчерк смерти изнутри,
когда не знаешь  завтра или  дальше
и в ветках ивы пляшут воробьи 
растроганные радостью событья 
один уход  не значит ничего! 
в пределах берега, которого открытье 
ещё Назон описывал!..  всего 
кусок песка, обременённый влагой,
состарившейся ивой, корнем, дном
кусочком окуня под илистой приправой
а у меня  всё тот же берег за окном,
где та же ива и песок  сквозь корни
процеженный ресницами травы 
в который раз но кто  потом  упомнит 
какие были меж корней следы.

На берегу, толкающий тебя сзади 
всегда впереди  он знает куда дорога 
в какую сторону, не нарисованную на карте,
где не выспавшийся, не позавтракавший человек 
ведёт тебя к краю, обозначенному в свидетельстве о рождении,
где ты, имярек, ничтожнейший из себе подобных 
будешь пущен на удобрение на прокорм чьего-нибудь будущего
на выживание чьих-нибудь  кем-то выращенных детей 
в городе, откуда  бежать  не оглядываясь
не вспоминая  потом  кого ты видел последним
и в какой стороне городское кладбище! 
бежать, пока тот, который впереди тебя 
не окликнет и не покажет конечное место,
где заросли перезревшей малины стоят забором,
отгородив  отгородившись  от неспособных сказать по поводу
переноса знака  стоянка запрещена
на несколько метров дальше  до остановки
где всегда было место для всех, кто не успел уехать! 
последним автобусом и спит на своих чемоданах,
на пирожках с картошкой  пока они ещё тёплые
и источают запах какого-то огорода и чьих-то заботливых рук,
что пожарили для тебя то, что ты любишь,
ибо сдох бы от голода  ещё на подходе к этому месту,
сокрушаясь  как не справедливы к тебе растения,
растущие всегда рядом с тем местом  куда ты
на песчаный берег к тем зелёно-голубым деревьям,
что в окончании каменной набережной 
обрамляют тобой оставленный перегретый город
у которого  даже  когда-то было название,
как у травы, что вытоптана ботинками,
но всегда на виду усмешка не оконченной жизни! 
как макароны, высохшие на тарелке
между котлетами, приготовленными на завтрак
в чужой квартире как улитка, бегающая в аквариуме,
чтобы не стать закуской  однажды вечером  впереди тебя
пока ты играешь в крестики-нолики
пока ты видишь ещё  где граница берега 
куда  обратно, спотыкаясь, приходишь  попить и выспаться,
ибо дома  соседи и кот постоянно голодный.
Вечером, когда смотришь на уходящего к берегу 
в сторону уже давно не плачущей ивы 
узнаёшь по спине какого-нибудь знакомого
или пытаешься вспомнить любимую женщину 
ту, которая была и отцом и матерью 
за отсутствием оных  по факту  или по времени,
ту, что разделила с тобой раскладушку
и стала недоступным номером в бумажном определении
человеческих связей когда  только  сумма вычетов 
по исходящей  в списке  давно оплаченном
смотришь  куда идёшь  и думаешь  в чём был смысл
В зарослях на берегу рыбак с удилищем
топчет траву и камушки, вылавливая обед и ужин 
вот и радость жизни!  жена обрадуется 
живой вернулся  значит, жизнь до конца не кончилась.