Мальчики, тут еще кто-нибудь есть, кроме вас? спросила я. Ребята непонимающе уставились на меня.
Если тут кто-то еще есть, то почему вы не стесняетесь так выражаться? они нисколько не сконфузились, даже не сразу поняли, о чем я толкую. Хорошо хоть не послали куда подальше. А могли.
Как-то на парковой аллее я неожиданно, из за спины, получила «по ушам» таким громким, жестким матом, что встала, как вкопанная. Кто, вы думаете, меня обогнал? Две девочки лет по десять.
На спортивной площадке мальчишки и девчонки подросткового возраста бурно обсуждали классные новости и ругались, для связки слов, не хуже наших слесарей из ЖЭКа.
В рейсовом автобусе миловидная девушка рассказывала своему приятелю в «сильных» выражениях о вчерашней вечеринке. Вокруг сидело много взрослых, некоторые с детьми на руках, и НИКТО не сказал ни слова. Когда я заметила, что ни меня, ни моего ребенка не интересует умение мадмуазели матерно выражаться, она посоветовала мне не слушать. Я заметила, что еду в общественном транспорте, а не личном авто девицы, и она угомонилась. Народ безмолвствовал.
А как старшие могут делать замечания, если гренадерской стати мамаша громогласно, на весь бульвар, спрашивает дочку, которая росточком ей до колен, почему она медленно идет (с их-то разницей в длине ног), в таких выражениях, что покраснели бы извозчики и их лошади. Когда папа на автобусной остановке раздраженно делает выговор девятилетнему сыну, упомянув при этом интимные отношения с его матерью, заканчивая разговор предложением, двигаться в сторону школы на большой скорости, опять же с приставкой «ху». Видно, рассчитывает, что после «крепкой» взбучки дитя принесет из школы сплошные пятерки по русскому и литературе.
Я не ханжа и словарь моих нецензурностей объемный, и употребить могу в определенном месте. Не закричу тактично, ушибив молотком палец: «Ой! Больно!», но
Но, возможно, мы все скоро перейдем на матерный язык. Сквернословие сегодня сильно потеснило нормативную лексику, и не только в устной речи, став языком межнационального общения на постсоветском пространстве. Осталось немного до того, как мат станет официальным языком нашей страны.
2015 г.Берегите тело
Женщина, что ж вы так убиваетесь?!
Вы ж так не убьетесь!
(Анекдот)
Дорожка от Летнего театра, расцвеченная яркими, оригинальными фонариками, вела вдоль центральной улицы, прямо ко входу в ночной магазин. Настроение после концерта прекрасное, ноги сами несут. Ночь теплая, платье белое. В магазине по ночному времени было пусто. Отдыхающие, наконец, угомонились разбрелись по гостиничным номерам, кафешкам, берегу. У прилавка расположились две объемные тетки, по ту сторону пара задерганных двенадцатичасовой сменой продавщиц. Тетки покупали экзотическое варенье из грецких орехов, судя по выключенным лицам приказчиц, покупали давно.
Можно один кефир, обратилась я к той, что ближе.
Девушка протянула пакет, позвякала мелочью и автоматически отдала приказ:
Десять рублей!
Что десять рублей?
Дайте десять рублей, отчеканила она голосом робота-автомата.
Может сплясать? У меня и настроение подходящее, девушка подняла глаза от прилавка. Поскольку ни в интонации, ни во взгляде ничего скандального не было, расслабилась. Я добродушно улыбалась, она улыбнулась в ответ на шутку.
Нет у меня. Так что, давайте сдачу, и я пошла спать.
Мы рассчитались, я направилась к двери. Тут, замершие на время выхухоли, ожили.
Если бы я была не так воспитана, я бы сейчас сказала, пропела брачным голосом более крупная особь.
Она обращалась явно ко мне, я и ответила, вполне дружелюбно:
Женщина, а вы не выламывайтесь так. Сломаться же можете. Всякое бывает.
Больше всего повезло продавцам. Всё (ну, почти всё) дневное напряжение, задрюченность, распаренными на южном солнце отдыхающими, которые невозможно сбросить, перенести на клиентов, ушла, растаяла. Пока дамы осыпались, девчонки собирались. Я поняла до утра им дожить будет гораздо легче.
Однажды, по молодости, лет в, в общем, когда Крупская была еще девушкой, я оказалась на месте нервных дам. Жили мы под зорким оком любимой партии родной, и всякое дело двигалось только после визирования партийными старшими товарищами. Дело не терпело отлагательств, а дяденьки в серых костюмах никуда не торопились. Я позвонила в обком и попыталась все организовать.
Однажды, по молодости, лет в, в общем, когда Крупская была еще девушкой, я оказалась на месте нервных дам. Жили мы под зорким оком любимой партии родной, и всякое дело двигалось только после визирования партийными старшими товарищами. Дело не терпело отлагательств, а дяденьки в серых костюмах никуда не торопились. Я позвонила в обком и попыталась все организовать.
На месте? Минут пятнадцать ещё будет? Занесите ему на подпись, я буду через пять минут. Не забудете? Очень важно!
Получив на все вопросы утвердительный ответ, села в машину и рванула. Когда по малиновой дорожке я протанцевала к столу секретарши, в её лице меня ждала судьба.
Подписал?
Ой! Я подала, а он забыл. Уже уехал.
Я редко повышала голос, тем более в партийных кабинетах, но тут завывала похлеще муэдзина на минарете.
Я же вас просила, вы же обещали!..
Текст можете додумать сами. Дама молчала. Наконец, удачно вклинившись в мой бурный монолог, невозмутимо изрекла:
Девушка, не кричите так. Перекосить же может. Вот один мой знакомый недавно так кричал, и, представляете, перекосило.
Я поверила. Девица говорила «без подтекста». Главное, я вмиг осознала, что ору, как дура, в публичном месте, причем, по поводу бумажек никакой ценности, для моей лично жизни, не представляющих. Ну, подпишу завтра, а перекосить-то может сегодня.
Спасибо, девушка, сказала я совершенно искренне.
И всю жизнь была ей потом благодарна за урок. С тех пор берегу тело.
2015 г.Жди меня, и я вернусь
Купаться в море приятно, а ехать с пляжа нет. Дорогу туда облегчает мысль о скором погружении в приятную прохладу, а вот обратно
Южная маршрутка в пик сезона раскаленная консервная банка, набитая полуголыми, потными курортниками в мокрых купальниках, с детьми и надувными плавсредствами на руках, а также «местными» в деловых костюмах, с ненавистью взирающими на своих «кормильцев», ерзающими на влажных сиденьях, но мужественно хранящими молчание.
У меня на коленях два укупанных в хлам ребенка свой и чужой, из пассажиров. По бокам такие же, нагруженные, мамки. Все стоячие и сидячие места заняты. Температура на улице плюс тридцать в тени. На очередной остановке входит довольно пожилой, по-осеннему одетый мужчина, с зонтом-тростью в руках. Происходит некое шевеление и в конце салона кто-то особо совестливый уступает место. Дедушка не замечает. Тогда строгая дама лет сорока пяти, в офисном платье и прическе, берет его за локоть и озвучивает направляющее движение голосом и интонацией железнодорожной проводницы времен моей юности:
Так! Пройдите туда! Теперь садитесь! Зонтик поставьте сбоку! Справа-справа!
Дед безропотно выполняет все указания. Народ вокруг подтянулся и тоже готов на любой подвиг. Понимая, что ехать еще долго, а общего жесткого напряжения бока могут не выдержать, с улыбкой обращаюсь к «руководительнице»:
Ишь, как он вас слушается.
Да, спокойно констатирует она, я в «собесе» работаю, целый день с ними разговариваю, привыкла, они меня слушаются.
А что, сегодня на сутках? Или рабочий день продлили?
Я явно не нападаю, не издеваюсь, и женщина неожиданно осознает ситуацию. Лицо у неё сначала разглаживается, потом лучится смешинками:
А ведь, правда, я и с домашними так разговариваю после работы, никак отключиться не могу, просто не замечаю.
«Маршрутка» облегченно вздыхает, улыбается жить можно, глядишь, и домой вернемся. Вернемся не помятыми ни душой, ни телом живыми. Дома нас ждут ни в чем не повинные родные.
2015 г.Нормально!
Нормально, Григорий!
Отлично, Константин!
(Михаил Жванецкий)
Маленький курортный городок можно пройти пешком вдоль и поперек. Можно, при хорошей погоде, когда никуда не торопишься или ты отдыхающий. Но если спешишь по делам, на улице сорокоградусная жара, и доехать, несмотря на пробки, быстрее, садишься в маршрутку. Поздно вечером твоя усталость тоже выбирает общественный транспорт.
На ночь глядя, я к нему и села, рядышком, на переднее сиденье. Несмотря на поздний час, центр кипел курортной жизнью. Водитель маршрутки в нарядной белой рубахе, ликом был светел и чист, будто только что встал, умылся и радостно отправился рулить. Первую часть утра он возил, без особых хлопот, «местных», на работу. Часам к десяти-одиннадцати салон наполнили приезжие, в вечерний час-пик те и другие перемешались, к ночи сплошь курортники.