Глава двадцать вторая
Алексею информация о пожаре попалась только в феврале, через месяц после трагедии, да и то как-то случайно, вместе с другими сводками происшествий. Он, однако, немедленно обратил на неё самое пристальное внимание. И первые же розыски дали результаты среди найденного на месте преступления вновь мелькнула известная канистра от бензина, уже в третьей своей инкарнации. Алексей кинулся обзванивать знакомых следователей, искать документы по делу, обходить свидетелей. Бумажная работа оказалась сложна. На здание претендовали два десятка компаний, и среди них настоящие титаны индустрии, вроде «Мортона», «ДСК-1» и «НДВ». Каждая из них так или иначе была заинтересована в пожаре, однако, Алексей принялся копать в сторону «Первой строительной», и не ошибся. Оказалось, что незадолго до событий небольшая фирма «Инженерные системы» купила рядом с универмагом крошечный клочок земли, якобы под некие исследовательские работы, связанные с изучением грунтовых вод в районе. Из-за недавно внесённых в местные нормативные акты изменений, она обладала правом преимущественного выкупа соседнего здания вместе с территорией. Несложно догадаться, что компания эта оказалась аффилирована с фирмой Гореславского Алексей кинулся в бой. Были написаны десятки заявлений в правоохранительные органы, выпущены статьи, отправлены обращения всем депутатам и правозащитникам, фамилии которых обнаружились в его записной книжке. Семью погибшего старика он навещал каждый день. Оказалось, что Саша, девочка, пострадавшая при пожаре, тяжело заболела у неё обнаружили множественные ушибы внутренних органов. Алексей, конечно, кинулся на помощь: доставал врачей, собирал в интернете деньги на процедуры и лекарства, обращался в благотворительные фонды. Поначалу в семье к нему отнеслись с подозрением доброта в наше время штука дефицитная, и редко обходится без личного интереса. Увидев, что мой приятель не стремится пиариться на трагедии (это было бы ещё понятно), его начали подозревать Бог знает в чём, в том числе и в такой нелепости, будто он сам поджигатель, который вдруг раскаялся, узрев дело рук своих. Мать Саши, женщина бедная, измождённая и больная, одно время даже не хотела пускать Алексея к дочери. Впрочем, он даже не заметил этих предубеждений, и работу свою не бросал, навещая больную чуть ли ни ежедневно. Как-то он потащил с собой и меня. Жили Домницкие недалеко от метро «Полянка», в сырой, холодной хрущёвке, отделанной на фасаде каким-то грязным и везде обтрескавшимся кирпичом. Алексей нёс огромного плюшевого медведя для девочки, и пока мы поднимались по лестнице, то и дело задевал его огромной головой то грязную стену, то облезшие перила и весело ругался. Он вообще был очень доволен, предчувствуя, какое впечатление подарок произведёт на больную. Дверь нам открыла худая, усталая женщина с болезненно-серым невыразительным лицом, на котором странно и как-то пронзительно выделялись чёрные как сливы глаза. Увидев Алексея, она не сказала ему ни слова, как семейному человеку, и сразу указала на комнату дочки в дальнем конце коридора. Квартира была бедная кое-что из «Икеи», кое-что старое, ещё советское, уродливо рассохшееся. Обои от сырости всюду тёмные и по углам отставшие, на стене дешёвый телефонный аппарат с трещиной на трубке. Везде, я помню, бардак, развал, и в коридоре всё заставлено обувью, преимущественно старой и негодной, на выброс, но которую жалеют выбросить, и на кухне заняты все столы, полки, посудой, которую не успели помыть. Не знаю, прав ли я, но есть признак предельной, чрезвычайной бедности в жилье всё чем-то загромождено, негде встать, негде присесть, на столе чашку не уместишь. Ей-Богу, часто и у многих это замечал, да и у нас с матерью так было когда-то. В комнате девочки мы уселись на двух пуфиках у кроватки. Перед кроватью маленький столик, уставленный лекарствами, грязными стаканами, тарелками. Игрушек, к моему удивлению, почти не оказалось две или три куклы лежали у изголовья кровати, да на подушке, нелепо раскинув лапы, валялась фиолетовая шестилапая зверюшка, уродец из породы каких-нибудь смешариков или телепузиков. Сама девочка, маленькая, худенькая, беленькая, с искажённым страданием бескровным личиком, лежала у самой стены, до подбородка натянув одеяло. Увидев Алексея, она сделала усилие и подняла головку над подушкой.
Глава двадцать вторая
Алексею информация о пожаре попалась только в феврале, через месяц после трагедии, да и то как-то случайно, вместе с другими сводками происшествий. Он, однако, немедленно обратил на неё самое пристальное внимание. И первые же розыски дали результаты среди найденного на месте преступления вновь мелькнула известная канистра от бензина, уже в третьей своей инкарнации. Алексей кинулся обзванивать знакомых следователей, искать документы по делу, обходить свидетелей. Бумажная работа оказалась сложна. На здание претендовали два десятка компаний, и среди них настоящие титаны индустрии, вроде «Мортона», «ДСК-1» и «НДВ». Каждая из них так или иначе была заинтересована в пожаре, однако, Алексей принялся копать в сторону «Первой строительной», и не ошибся. Оказалось, что незадолго до событий небольшая фирма «Инженерные системы» купила рядом с универмагом крошечный клочок земли, якобы под некие исследовательские работы, связанные с изучением грунтовых вод в районе. Из-за недавно внесённых в местные нормативные акты изменений, она обладала правом преимущественного выкупа соседнего здания вместе с территорией. Несложно догадаться, что компания эта оказалась аффилирована с фирмой Гореславского Алексей кинулся в бой. Были написаны десятки заявлений в правоохранительные органы, выпущены статьи, отправлены обращения всем депутатам и правозащитникам, фамилии которых обнаружились в его записной книжке. Семью погибшего старика он навещал каждый день. Оказалось, что Саша, девочка, пострадавшая при пожаре, тяжело заболела у неё обнаружили множественные ушибы внутренних органов. Алексей, конечно, кинулся на помощь: доставал врачей, собирал в интернете деньги на процедуры и лекарства, обращался в благотворительные фонды. Поначалу в семье к нему отнеслись с подозрением доброта в наше время штука дефицитная, и редко обходится без личного интереса. Увидев, что мой приятель не стремится пиариться на трагедии (это было бы ещё понятно), его начали подозревать Бог знает в чём, в том числе и в такой нелепости, будто он сам поджигатель, который вдруг раскаялся, узрев дело рук своих. Мать Саши, женщина бедная, измождённая и больная, одно время даже не хотела пускать Алексея к дочери. Впрочем, он даже не заметил этих предубеждений, и работу свою не бросал, навещая больную чуть ли ни ежедневно. Как-то он потащил с собой и меня. Жили Домницкие недалеко от метро «Полянка», в сырой, холодной хрущёвке, отделанной на фасаде каким-то грязным и везде обтрескавшимся кирпичом. Алексей нёс огромного плюшевого медведя для девочки, и пока мы поднимались по лестнице, то и дело задевал его огромной головой то грязную стену, то облезшие перила и весело ругался. Он вообще был очень доволен, предчувствуя, какое впечатление подарок произведёт на больную. Дверь нам открыла худая, усталая женщина с болезненно-серым невыразительным лицом, на котором странно и как-то пронзительно выделялись чёрные как сливы глаза. Увидев Алексея, она не сказала ему ни слова, как семейному человеку, и сразу указала на комнату дочки в дальнем конце коридора. Квартира была бедная кое-что из «Икеи», кое-что старое, ещё советское, уродливо рассохшееся. Обои от сырости всюду тёмные и по углам отставшие, на стене дешёвый телефонный аппарат с трещиной на трубке. Везде, я помню, бардак, развал, и в коридоре всё заставлено обувью, преимущественно старой и негодной, на выброс, но которую жалеют выбросить, и на кухне заняты все столы, полки, посудой, которую не успели помыть. Не знаю, прав ли я, но есть признак предельной, чрезвычайной бедности в жилье всё чем-то загромождено, негде встать, негде присесть, на столе чашку не уместишь. Ей-Богу, часто и у многих это замечал, да и у нас с матерью так было когда-то. В комнате девочки мы уселись на двух пуфиках у кроватки. Перед кроватью маленький столик, уставленный лекарствами, грязными стаканами, тарелками. Игрушек, к моему удивлению, почти не оказалось две или три куклы лежали у изголовья кровати, да на подушке, нелепо раскинув лапы, валялась фиолетовая шестилапая зверюшка, уродец из породы каких-нибудь смешариков или телепузиков. Сама девочка, маленькая, худенькая, беленькая, с искажённым страданием бескровным личиком, лежала у самой стены, до подбородка натянув одеяло. Увидев Алексея, она сделала усилие и подняла головку над подушкой.