Если бы только две, воздел очи горе Поляков. Какая-то причинно-следственная связь именно это обсчитать можете только вы
Обсчитать? Боюсь, воспоминания не относятся к вычислимым процессам.
Совершенно верно! Но ведь вы такими функциями занимаетесь!
А когда вы перетащите меня в
Я никого не перетаскиваю, быстро произнес Поляков. Я поводырь, понимаете разницу?
Ведете за руку
Показываю дорогу! Фарватер.
Неважно. Там, в третьем мире
Острове.
Острове, повторил я, мне вспомнится еще и
Ах, это
Так недолго и рехнуться!
Я не знаю! Я практик. Интуитивист. И в моей практике ни разу не было такого, чтобы кто-нибудь запомнил хотя бы один остров. Никто и ни разу. Запоминают только конечную точку маршрута. Возможно, это закон природы вы сможете ответить на этот вопрос. Я нет. Поводырей учат умениям. Практикам. Как психологи в вашей ветви. То, что у вас называют психологией не наука, а набор практик, как у нас лоцманство.
Хорошо, пробормотал я. Поводырь, значит. С одной Земли на другую. В определенном порядке, суть которого вы не знаете, ощущаете интуитивно, просто чувствуете, что с этой Земли
Острова.
С этого острова нужно перебраться на вот этот, а не на соседний, а почему понятия не имеете, я правильно понял?
Поляков пожал плечами и одновременно кивнул. Получилось довольно смешно, он и сам улыбнулся, поняв, что его ответ если подобный жест можно назвать ответом, слишком многозначен, чтобы быть засчитанным.
А вы сами? я ткнул в Полякова пальцем. Вы должны помнить каждый остров, иначе не смогли бы быть проводником
Поводырем.
Какая разница? Не смогли бы, верно? И как эти многочисленные острова уживаются в вашей памяти?
Он пожал плечами.
Это вы тоже должны будете учесть в расчетах.
Какие расчеты? буркнул я. Работать с невычислимыми функциями обычными математическими методами невозможно.
Это ваши проблемы
Вы не ответили на вопрос.
О моей памяти? Каждый момент времени мне кажется, что память у меня одна, и помню я одну свою жизнь от детских лет до нынешнего мгновения. И все острова, конечно, помню, вы правы, как бы иначе я знал фарватер? Но все это помню я, понимаете? Я. Один.
Да, усмехнулся я. Каждый момент вы помните свою жизнь, но не уверены, что одну и ту же? Одну да, но ту же?
Он отвел взгляд. Конечно, он думал об этом. Много думал. Умный человек. В огромном архипелаге бесконечно большом, по сути! он сумел найти остров, где надеялся получить ответы на свои вопросы.
Я оставил его сидеть за столом и обошел коттедж даже на крышу поднялся по знакомым ступенькам, через чердак, где было много пыли, хлама и воспоминаний, от наплыва которых мне пришлось остановиться, ухватиться рукой за свисавший с потолка шнур и переждать. Вспомнил, как в первую ночь, только переселившись в новое свое жилище, я всю ночь, вместо того, чтобы спать, простоял у открытого окошка (да, вот здесь) и смотрел на звезды, которых не видел несколько лет в городе мне в голову не приходило любоваться звездным небом, там никогда не гасли огни реклам и фонари у домов, смотреть было не на что. Я смотрел на звезды и размышлял о том, как разобраться с проблемой Мардена-Кошета
Понимаю, сказал я, вернувшись в гостиную и застав Полякова в той же позе, в какой оставил. Очень странное ощущение: помню функции Кошета так, будто сам
Сами, конечно, буркнул Поляков, не поднимая взгляда.
К этому было трудно привыкнуть. Я вспомнил Янку мою первую девушку, еще в России, где я жил до отъезда в Господи, я же из Москвы сразу переехал в Штаты, не было на моем пути Израиля, да и делать мне там было нечего, никто не занимался проблемой, которую я хотел взять в качестве доктората Мы с Янкой перед моим отъездом оттянулись как сумасшедшие, оба понимали, что увидимся еще, нет проблем, но останемся просто хорошими знакомыми, может, друзьями, а то, что было между нами, не вернется, и не расстояние тому причиной, а наоборот расстояние только поставит дли-и-нную точку (именно длинную, и понимайте как хотите).
Ну что? будничным тоном спросил Поляков и, наконец, посмотрел мне в глаза. Определял, достаточно я проникся, или надо дать мне еще время. Двигаемся дальше?
Я забуду?
Я забуду?
Что? Это тоже мне должны сказать вы, понимаете? Все забывают. Помнят только начальную и конечную точки маршрута. Начальную и конечную. И на каждом острове фарватера они, естественно, как и вы сейчас, помнят начальную и данную промежуточную точки. Не знаю, почему так происходит. И не знаю никого, кто мог бы объяснить. Никого, кроме вас. Инфинитная математика наверняка создана еще в бесконечном множестве ветвей, но я не могу я всего лишь поводырь и рад тому, что встретил вас. Так мы двигаемся дальше, или вы уже поняли, чему именно вам нужно дать математическое обоснование?
Я ухватился за спинку стула знакомый стул, я каждый день сидел на нем, когда смотрел визор, а когда приходила Мери но в моем коттедже вообще не было стульев, я люблю плетеные кресла, их у меня пять
Вперед, сказал я и внимательно осмотрел гостиную, стараясь запомнить каждый предмет, хотя запоминать было нечего, я тут жил пять лет, а в этом мире всю жизнь.
Поляков кивнул и сказал:
Это второй остров, доктор Голдберг. Второй, а не первый.
Почему второй? переспросил я. Если считать
Я понял. Сначала это ощутили мои пальцы, а потом дошло и до сознания. Я крепко вцепился в спинку сту это был не стул и не привычное кресло: сооружение, напоминавшее собранную щепотью ладонь, светло-кремового цвета («мой любимый цвет», сказал бы ослик Иа). Я никогда
Ну, как же! Купил я эту качалку в прошлую субботу в торговом центре Кармона специально ездил забирать, штука уникальная, делается по индивидуальной мерке, Полякову в мое кресло не сесть вытолкнет.
Часы в форме большого морского штурвала со старинными арабскими цифрами вместо принятых в Европе более поздних обозначений показывали половину десятого, и я не сразу сориентировался утра или вечера. Вечера, конечно: солнце уже село в западном окне, и засаженное до самого горизонта поле кочерыжечной пшеницы переливалось всеми цветами радуги, я обычно любовался им на закате, ближе к полуночи там смотреть было не на что
Уолтер! Он должен приехать с минуты на минуту. Может, с Глорией, но, скорее всего, один, что-то у них вчера произошло, и Уолт опять будет плакаться рассказывать, какую штуку Глория отчебучила, сил его больше нет сил у него, по-моему, было достаточно и для того, чтобы всякий раз приводить жену в чувство, и для следующего брака, если Глория ему действительно надоест настолько, что придется отвезти ее в центр бракосочетаний, где
Уолтер? Глория? Я отогнал воспоминание и опустился в кресло, поддерживавшая меня ладонь выгнулась и принялась средним пальцем массировать мне спину между лопатками.
Как вы это делаете? спросил я Полякова, стоявшего передо мной в позе Наполеона без треуголки, конечно, но взгляд, левая нога, выставленная вперед
Если б я знал, вздохнул он. Призвание. Опыт. Тренировка. Но в какой-то момент понимаешь: достиг предела. Нужно хотя бы понимание. Ощущение сути. Знание. Теория. Профессия становится набором практик, а я хочу большего. Я уже говорил вам, доктор Голдберг: хочу знать, как и почему это происходит. Какая тут физика. И могу ли я, например Нет, об этом потом Это третий остров на мелководье. Двинемся в глубину или вернемся?
Третий? удивился я.
Третий, буркнул он, передернув плечами. Я ж вам говорил Нет, вы этого уже не помните, обычная история. Вам кажется, что только что мы были в вашем коттедже на Лорел-стрит.
Нет, только что мы были здесь же, но вы сказали, что это остров номер два.
Поляков посмотрел на меня со смешанным выражением удивления и восхищения.
Вы! воскликнул он. Вы запомнили? А первый?
Я покачал головой.
Вы сказали второй, а теперь говорите третий.
И это лишний раз доказывает, заявил Поляков, что вы тот человек, который мне нужен! Так мы пойдем на глубину или вернемся?
Если мы вернемся, сказал я, соображая, как перестроить матрицу движения, чтобы взаимно уничтожались все промежуточные фазовые состояния. Это, конечно, упрощение, модель, но в данном случае, чем проще модель Если вернемся, эту ветвь я запомню, или при закольцовывании маршрута память обнулится, как память компьютера, который после команды «стоп» возвращается в исходное состояние, включая состояние памяти?
Поляков посмотрел на меня с уважением. Сесть ему было негде, я не любил принимать гостей, во всяком случае, не здесь, для гостей у меня была квартирка при университете. Он прислонился к простенку между окнами, став очень похожим на горельеф Наполеона, я даже хмыкнул.