Я Чарльза с Юлией в них узнаю!
Их семьи ссорились. Явился он средь бала
Просить руки. И чтоб вражда престала!
Отец её проклЯл его семью!
Луиза (столь же плавно перейдя в бодрое состояние):
Они сбежали, приняли настой,
Оплаканные каждою семьёй,
Во склепе порознь пробудились,
Но на самоубийство не решились
Подруга
(взгляд на Мэри, та потупилась)
Видела нарядный танец их
На самой свадьбе Вдруг, упал жених,
За ним невеста. Ах! Судьба жестока!
Подруга, во мгновенье ока
Всё разумев, к окошку! На карниз!
«И с криком кинулася вниз!»
Ко мне явилась. Рассказала!
Мэри (внезапно):
Постойте! Хайландера я теперь узнала!
(Чуть в стороне от стола между танцующими
открылась сумрачная фигура)
Вальсингам:
А-а! Хайландер! Я слышал много раз!
Он также на пиру угас!
(Танцующие удаляются со сцены, отзвуки их
музыки плавно переходят во вступление к певцу.)
Хайландер:
Я считался героем, но слушали Вы
Гениальней, чем думали сами!
Я учился ласкать Вас стеблЯми травы,
Целовать золотыми лучами.
Вы ж сияли трудящимся в поте лицом
И навряд ли меня сознавали
Но тихонько, пред занятым кем-то дворцом,
Вы про рай в шалаше напевали
Хор(действительно тихо):
«Но тихонько,
Пред занятым кем-то дворцом
Вы про рай в шалаше напевали»
Про такое забудешь едва ли
Вальсингам:
Он будто мягче стал, промытое сребро!
Альбер:
Да! Сгладился металл, усилилось перо!
Мэри:
Он продолжает песню! Тише!
Вальсингам и Альбер вместе:
Ах! Остановитесь, стрелки на часах!
Хайландер:
Но жаждою моей
Из мрачной мерзлоты
Я напылял на жилах упованья
Не верности твоей
И не твоей мечты,
Но практики любовного дыханья!
Потому, что из мрака пред нами встаёт
розопёрстая юная Эос!
И за нею умчаться немедля в полёт
Важно, чтоб и моглось, и хотелось!
Средь полей, истерзанных бедой,
Среди птиц, свои продавших крылья,
Будет вдох, любовью полный, твой
Новою дорогой изобилья!
Хор
(как и певец пред сим, более воодушевлённо):
«Будет вдох, любовью полный, твой
Новою дорогой Изобилья!»
Пой ещё! Целитель сердца, пой!..
(Во время первого эпизода певца декорация может представлять картину дворца и шалаша, при втором эпизоде мифическую Афродиту, выходящую из пены морской, на отзвуке последнего хорового возгласа появляется группа школьников, пробегая из кулисы в кулису за игрой «в салочки» с возможным смехом. Пока всеобщее внимание уделяется им, певец Хайландер исчезает.)
Альбер:
Как дивен этот детский рой!
ОН несколько занёс нам песен райских
И ангелов привёл ещё с собой!
Луиза:
Эй вы! Довольно ваших слов зазнайских!
Глядите-ка! С шипеньем, на глазах
Цветок лазурный землю раздвигает
И юною головкою кивает!
За ним уж розовый! Златой! Мы все в цветах!
Священник:
Что происходит, Творец?
Или в глазах рябит?
Прямо с небес бес
Душу смущает, мутИт!
Прочь, нечестивый! Выдь!
Не искушай меня
Вслед за собой выть,
Самый уж свет кляня!
Вальсингам:
Отец, ты здесь ещё? Что происходит с нами?
Мы живы или умерли? Скажи!
Здесь рай иль ад? Покрылся дол цветами,
Дворцов и новых школ сияют миражи!
Я чувствую в себе невиданные силы!
И мысли новые, и песни рвутся ввысь,
А в чаше не вино, в ней жидкие бериллы!
Приди, отец, коснись!
(все замерли)
Священник:
Как летят и летят журавли,
Со звезды на звезду прилетая.
Им далёко лететь до земли,
И конца небу нету и края
Но сегодня, как в сказке, они
На крыльцо, заплутав, приземлились.
Ты же спи, моя радость, усни,
Чтоб тебе журавли те приснились.
Пусть тебя журавли унесут
В дали дальние, райские раи:
Там царит и покой, и уют,
Жить там будешь, резвясь и играя.
Не шумите же, вы, журавли,
Да не хлопайте громко крылами,
Вы же чадо Моё берегли,
Пусть во сне налетается с вами.
Журавли в тот невиданный край
Каждой ночью с Тобой улетают
Спи же, радость Моя, засыпай,
Ведь совсем уже скоро светает.
(Общее потрясённое молчание.)
Священник:
Как мне внутри и пусто, и легко
Как будто, разум был мне наказаньем
Вся жизнь была суровым воздержаньем,
И вдруг во рту парное молоко!
Вальсингам
(вставая и предлагая своё место Священнику):
Отец! Ты бледен. Хочешь ли присесть?
Сввященник:
А там и пить а там и есть?
(В зал.) На месте веры обнажил мне муку,
Меня постигнув,
(кивок в сторону Вальсингама)
Добрый человек!
Иду в мой путь. Бегу в мой скорбный бег!
И в сердце крик:
(Вальсингаму.) Пусти!
(В зал.) Пусти мне руку!
(убегает), (тишина)
Вальсингам (Альберу):
Генезис яр! Куда пойдём
По Розе Мирозданья дале?
Альбер:
Тропою жёсткой. Лепестком,
Где смрадней вьюги завывали!
Луиза:
О, Вальсингам! Я посвечу
Отсюда вам через валежник,
Но перешлите мне подснежник!
С ним побеседовать хочу.
Мэри:
Альбер! Наш добрый талисман!
Ты насыщаешь, будто ладан,
Слепую глушь полночных стран
Ты угасаешь, неразгадан,
И вновь идёшь Вдруг, ты поймёшь
По пульсу Розы Просветлённой,
Что и своею, удивлённой,
Зарёю просияешь, всё ж!
Альбер:
А! Мэри! Значит, я вернусь,
Коли и я теперь постигнут!
Тебе мой дом желанен? пусть!
Но прежде Мост!
Да будет выгнут!
Вальсингам (с хором):
О, сколько нам открытий чудных
Готовит Просвещенья дух!
И опыт, сын ошибок трудных!
И гений, парадоксов друг!
И случай, бог-изобретатель!..
И, не прогневайтесь, друзья,
ещё одно прибавлю я:
Благодарим Тебя, Создатель!
Нам будет множество дорог,
Неповторимых, тривиальных,
За ними Стол Пиров Вакхальных,
Иль запечатанный Порог!
Кто знает, как прольются сквозь
Мои вещания на долы
Друзья! Мы люди! Мы глаголы!
Мы вечно вместе! Вечно врозь!
Мы за столом в режиме шутки
От дел в минутном промежутке!
Кто нас решится трактовать,
Да почерпнут что смогут дать!
План пьесы
План пьесы
Председатель задаёт священнику вопрос по делу: уверен ли святой отец в именно таком течении Божьего суда. Ведь они залили глаза и заткнули уши лишь от уныния, и сделали это разве не по словам Спасителя? Может ли святой отец сказать точно, кто из пирующих умрёт сейчас, кто следом, не подстерегает ли гибель и самого св. отца наравне с ними, разве мы не помогаем своими песнями отойти от горя и не ты ли первым останавливаешь нашу радость.
Священник: видит серьёзность в печали, а в радости пустоту, и говорит об этом коротко и мягко, потому что верит в это искренне
Альбер: Он согласен с тем, что за столом радость. Ему не доводилось до этих пор пировать столь приятно, не будет кичиться своим дворянством. Он удивлён, что св. отцу действительно совсем не понятно: какой глоток свободы, достоинства, чести он увидел за этим столом. Пред ним сундук с громадным количеством золота. Все предыдущие знакомые Альбера, увидев этот сундук вьяве, забыли бы про все болезни, про родство, про честь, про старость, ныряли бы и попробовали утянуть что-либо, но мы сидим за столом и слушаем золотые россыпи мудрости председателя, нежности Мери, страсти Луизы, дружеской преданности благородных юношей. Может быть св. отец лучше поймёт, если эти деньги будут предложены ему на серьезные нужды церкви (дальше выразить аккуратно). Быть может в деньгах св. отец обнаружит весомость, которую не находит в наших речах.
Председатель: Обращается к Альберу: добрый юноша, мы благодарим тебя вновь за обеспечение этого собрания и пира и, более того, именно присутствие св. отца наводит меня на мысль о том, как прекрасен этот пир именно во время чумы, и прекрасен порыв пригласить принять участие в нём св. отца в соответствии с понятием его. Воистину надо сказать ваше намерение достойно титула молодого барона. Божиим соизволением взятые деньги ищут быть отданными. Но если мы пьём на эти деньги сейчас, то успеет ли св. отец применить эти деньги во имя жизни. Мы едим и пьём с радостью, и не горюем о том, что это может быть наш последний час. А св. отец говорит о горе и могилах. Что если мы от наших грешных и недостойных сердец в порядке чумного бреда, устремим в небо дикую просьбу, возможно, она позабавит нашего Творца. Пускай не ради нас, грешных и недостойных, а ради искреннего намерения св. отца. Чума отойдёт от этих денег, и они помогут страждущим по воле Творца и Его промыслу.
Мэри: Эдмонд бы обрадовался, что я попрошу Творца об этом
Хор гостей: И наши матери и близкие были бы рады такой нашей просьбе. И обращение к чуме, где раскрывается суть чумы: грозное испытание, но от кого ты? Мы остро чувствуем жизнь, когда близка смерть. Мы не знаем, увидим ли следующую зарю после тёмной и холодной ночи, когда погаснут свечи за нашим столом. Но увидят же новый день другие счастливцы, ведомые Творцу и укрытые Им. Да будут с ними наш привет, наша любовь, наши погибшие мечты, наше преданное счастье. Да будет их еда Божией пищей, да будет их питие ангельской вестью. Почувствуют ли они нас, вспомнят ли. Кто знает, кроме творца.
Св. Отец: Вы множите безумье за безумьем. Вы утрачиваете последнюю надежду получить благо на небе.
Председатель: Довольно, отец, довольно речей, забирай деньги и уходи. Если все твои слова о благости Творца верны, он не оставит просящих и тебя. А если они лживы, то тем более они нам не нужны.
Священник делает движение забрать сундук и открывает его. Дальше он должен сказать: Господь, ты удивляешь меня. Я вижу, что здесь собрались чада праха и своими бескрылыми желаниями они пачкают образ Твой. И всё же я удивляюсь, как они могут быть не привязаны к деньгам. Я не встречал такого прежде. Господь, разве Ты можешь допустить эти падшие создания до дел милосердия и великодушия. Здесь так много богатств. Они не истратили и толики от этого состояния. (Из сундука вдруг выскочили прекрасные танцор и танцовщица. И был их танец подобен птичьему полёту. Удивительным образом к танцующим присоединились несколько гостей из-за стола).
Председатель сказал: Я узнаю Чарлза и Юлию, чью свадьбу прервала чума. Выходит, что теперь они живые.
После этого появляется певец. Мери его узнаёт, называя по имени и вспоминает, что его удивительные песни прервала чума. Песня певца о том, что с милым и в шалаше рай. В другом куплете я дышу, а значит я люблю, я люблю, а значит я живу. При первом куплете декорация представляет картину дворца и шалаша. После этого по сцене пробегает группа школьников, их прокомментирует Альбер и вспомнит песню Мери и произносит фразу «Он несколько занёс нам песен райских». Мне непонятно, это явь иль смерть.