И сколько эта штучка стоит?
Много, но сразу трудно сказать сколько. Нужна экспертиза. А, где ты достал эту редкость?
В Пермском крае, у деревни Глиниха в карстовой пещере, куда её спрятали отступавшие беляки.
И Барсуков рассказал Шонсу всю историю, связанную с находкой. Шонс возбудился и предложил организовать экспедицию в Пермский край. Барсуков согласился, но предположил, что из-за многолетней давности все могло прийти в негодность.
Ничего. Золото и камушки не ржавеют.
Очень оперативно Шонс зарегистрировал контору по исследованию карстовых явлений в Пермском крае и получил необходимые разрешительные документы. Вскоре два фургона, груженые оборудованием и инструментам выехали из Петербурга и взяли курс на Урал.
До Кунгура доехали без происшествий. Отметились в районной администрации, оформили нужные бумаги и отправились в Глиниху. Деревня неприятно поразила Барсуеова. Уменьшилось число изб. Закрылась школа. Детей стали возить на учебу в Орду. От церкви остался лишь угол сруба. А самое главное запустели поля.
Нашли старосту. Предъявили документы. Староста, хитроватый мужичок с редкой бородкой, просмотрел документы, оглядел питерцев и изрек:
Я знаю зачем вы приехали.
Зачем?
За колчаковским кладом.
Почему вы так решили?
Что я экспедиций не видел? Экспедиции не так оснащены.
Предположим, вы правы. Ну и что?
А, то, что вы опоздали. Там уже все выгребли. Я ходил, смотрел. Одно тряпье осталось.
Может что-нибудь найдем.
Попробуйте.
Когда вышли на карстовую воронку с пещерой, то сразу поняли, что староста был прав. На дне воронки валялись обломки досок, какой-то брезент, клочья бумаги.
И все-таки бывшие моряки приехали не зря. Они обнаружили и вывезли в Петербург очень много интересного:
три завернутых в пергамент полковых знамени (в очень плохом состоянии),
два полуистлевших морских мудира,
21 крест «За усердие»,
морской кортик,
попорченные плесенью церковные хоругви,
две подгнившие деревянные скульптуры каких-то святых,
кипу машинописных документов,
8 Георгиевских крестов,
несколько небольших картин, скатанных в рулон
и еще много чего по мелочи.
Грабители в спешке обронили и затоптали в грязь несколько уникальных ювелирных изделий, а питерцы их нашли.
Шонс, рассматривая перстень с изумрудом, ограненным в пятигранную пирамиду с бриллиантом на каждой грани, изрек: «Только ради одного этого уникума стоило ехать сюда».
Приехав в Питер, компаньоны рассортировали добычу. Ювелирные изделия и часть крестов они пустили в дело, а военные реликвии раздали по музеям. Так в Артиллерийский музей были переданы полковые знамена, часть крестов. В Военно-морской музей отдали морские мундиры и кортик. В Русский музей передали деревянные скульптуры, хоругви и картины. Музеи были очень благодарны и довольно быстро включили новые приобретения в свои экспозиции.
Однажды Барсуков заглянул в Военно-морской музей. К своему удивлению в одном из залов он увидел переданные музею попорченные морские мундиры из карстовой пещеры. Они были тщательно отреставрированы и снабжены табличкой:
«Выходной и парадный мундиры адмирала А. В. Колчака.»
Перед мундирами лежал морской кортик.
Выйдя из музея, Барсуков пустился в мудрствования:
«У всех муз их поклонники и служители вполне адекватные и даже талантливые личности. И только Клио не повезло. Во все времена, а в наше время особенно, историки это несерьезные коньюктурщики, подлаживающиеся под власть. Совсем недавно во всех учебниках, энциклопедиях, исторических монографиях Колчак это лютый враг и изверг, заслужено получивший смертный приговор. Теперь же Колчак крупный исследователь, ученый, герой Порт-Артура и Первой МВ, последовательный борец за идею.
Вот уже и шмоткам адмиральским нашлось место в музее. Да, что там шмотки. В Иркутске, где товарищ Блатлиндер расстрелял адмирала, поставили очень хороший памятник Александру Васильевичу Колчаку. И в Омске тоже. Собираются ставить (или уже поставили) в Севастополе.
А исторические факультеты в университетах следует закрыть. История это не наука. Пусть историей занимаются искренние любители и энтузиасты».
А исторические факультеты в университетах следует закрыть. История это не наука. Пусть историей занимаются искренние любители и энтузиасты».
Может быть Барсуков был и не прав в своей скалозубщине, но факт остается фактом: простой торговец мехами сделал для истории больше, чем сотни докторов исторических наук.
Найденные в пещере цацки Шонс очень выгодно сплавил за границу. Барсуков пилил его за сданные в музей картины. Их тоже можно было бы успешно продать.
Верно говорится: «Жадность фраера сгубила». Картины же засвеченные, с подписями авторов. В миг сгоришь».
Фридрих Маркс
Бывшие казармы ПВКИУ
Лешка Барсуков крепко дружил с Сашкой Ахламовым, с этим полу цыганом-полу хохлом, черноволосым весельчаком и заводилой. Они работали в одном цеху и в вечерней школе учились в одном классе. Однако, после окончания десятилетки их пути разошлись. Лешка пошел в военно-морские инженеры, а Ахламов поступил в Военно-морское политическое училище.
Хотя Барсуков и тянул Сашку в инженерное училище, тот ни в какую. «Ты, что, Леха, я ж не пробьюсь. У меня по математике и физике тройки. А, там знаешь какой конкурс, ого-го! В Политическое же берут только приходи. Да и работа у политика не пыльная: поговорил немного и все, и море на замок.»
Друзья стали встречаться редко, но все же встречались. Однажды Ахламов попросил Лешку подарить ему ленточку с бескозырки.
Зачем? У тебя же есть ленточка.
Ты видишь, на ней написано «политическое училище».
Ну, и что?
Как какая деваха увидит эту надпись, так и отваливает.
А, почему?
Леха, в училище такой народ собрался, что я, троечник, по сравнению с ним просто светило. Девчонкам с ними скучно и вообще политика.
Барсуков, общаясь на флоте с политиками, часто вспоминал эту беседу. Очевидно, во всех политических училищах контингент был подобен тому, в котором вращался Ахламов. Наверное, поэтому выпускники политических училищ не блистали ни образованностью, ни воспитанием, ни интеллектом и не пользовались авторитетом на флоте. Матросы кликали их пассажирами. Да и справедливо. Дежурств они не несли, вахт не стояли, к пушкам по тревогам не бегали и даже слово Партии, когда корабль находился в море, не несли в массы, поскольку массы были заняты на боевых постах.
Впоследствии Барсуков убедился, что в сухопутных войсках с этим вопросом, то есть с компетенцией, образованностью, авторитетом политиков дело обстояло не лучше, чем на флоте.
Пермяки обычно держали окна закрытыми. То с Нефтеперегонного углеводородами понесет, то с Мотовилихи развернется на город кислый «лисий хвост». И сегодня пахло не сиренью. Причем, сильно пахло.
Несмотря на амбре, окна на втором этаже, в квартире, где проживала семья подполковника Гришина, были распахнуты настежь Из окон летели на улицу подушки, посуда, табуретки.
«Какой-то тарарам!», подумал Барсуков, подходя к дому.
Что там происходит? спросил Барсуков у женщины, заинтересованно глазевшей на это извержение.
Гришины отношения выясняют.
Подполковник Гришин состоял на кафедре марксизма-ленинизма и преподавал курсантам Историю КПСС. Он еще не был кандидатом исторических наук, но к этому стремился. Им уже было почти закончено написание диссертации на очень актуальную тему: «Обобщение и развитие методик организации социалистического соревнования в ракетных частях Уральского военного округа».
Человек Гришин был хороший: прямой (в пределах возможного), честный (в пределах дозволенного). Он даже иногда высказывал сомненя относительно некоторых решений Партии и Правительства. А, это официально не поощрялось, а наоборот решительно пресекалось. Решения Партии считались истиной в последней инстанции.
Чтобы офицеры не забывали об этом, они должны были (с подачи Главпура) иметь две тетради. В одну тетрадь необходимо было заносить мудрые решения Партии и конспекты речей очередного Генсека, а в другой конспектировать классиков.
«Фридриха Маркса и Карла Энгельса», каламбурил Барсуков. Партийные органы внимательно следили за тем, чтобы офицеры тщательно вели записи в этих чертовых тетрадях.