Как полагаете, не стоит ли защитить рассол патентом? Магическое средство, собеседник Степана негромко рассмеялся.
Рассол есть достояние народа. Нельзя лишать людей средства первой небоб неходимости. Тьфу, я ж не дурак, могу выговоривавы
О, сложные слова несут огорчение. Скажу больше, они не помогают передать главное. Краткость и емкость мата порою делает его незаменимым. Однако же в вас чувствуется воспитание, вы даже во хмелю избегаете сгущать краски.
Во-во, избегаю, гордо согласился купец. Помоги сесть. Голова моя ой голова, на кой ты такая крепкая? Долбанули меня вот сюда третьего дня, вроде бы верно помню. Не проломили, зато раззадорили. Ну и я и Н-да. Так говоришь, выход есть. Мошенник ты, но мне приятно слушать. Еще повтори.
Может, и мошенник. Но выход непременно найдется.
Имя бы назвал. Я вот преставился тьфу, так вроде о покойниках говорят. Я назвался.
Степан, для меня честь общаться с вами. Я был бы рад назвать свое имя, но я не помню его. Собственно, я ничего не помню. Это настораживает и даже обескураживает.
Я б со страху обделался, шепотом сообщил купец. Имя-то что. У меня дети. У меня дело. Я слово давал и все забыть?
Степан сощурился, с трудом приподнялся на локтях и уставился в свет, бьющий из оконца. Закрыл его вытянутой рукой, выругался. В окошке смущенно засопели.
Эй, он мошенник?
Не знаем. Без документов он. Вроде ошивается туточки дня два, а то и три. При станции, то есть. Ну мы и до выяснения.
Кабы они еще и выясняли, заперев людей без причины, мир бы стал раем земным, трезво и грустно сообщил собеседнику Степан. Но мир, зараза, несовершененен-ный тьфу.
Ничего страшного, он и такой неплох. Степан, вас ждут дома. Это уже плюсик в мировом балансе.
Ну, вроде того. Эй, служба!
Туточки, Степан Фомич.
Дверь открой. Меня дома ждут. Мошенник со мной. Документ пришлешь. Имя ему одолжу лично. Первого моего управляющего, он еще при батюшке служил, звали Лексеем Боровым, он тутошный был. Вот так и запиши.
А
Бэээ, запрокинув голову, басом проблеял купец. Поспеши и обрадуй меня, пока я в уме. Я ж вечером окончательно решил спалить склады мануфактуры к той самой фене гм. В горле пересохло.
Пейте. Зачем же труд людской жечь?
Лексей, а что делать? раздумчиво вздохнул купец. Пожгу, и пеплом станет воровство сыновье. Не пожгу, всё о том воровстве узнаю. Короче, моя душа уже горит, мануфактуру не жалко.
О, но как же ваше слово? Сами сказали, шелк поставлен вам под честное слово.
Слово да, это да Так вторая гильдия, не первая! И вообще, старомодные правила прошлого века, неуверенно отговорился Степан. Завозился, сел ровнее. Хотя конечно батя мечтал, чтоб я приподнялся. Я пуп рву, вверх лезу, в первой гильдии знакомства завожу, с иноземцами торгую крупно. А родственная вошь грызет мне темечко. Тифозный сынуля, тьфу.
Степан, есть много способов урегулировать вопрос. Но, покуда вы пьете, никто этим не занимается, им без вас не справиться. И ваша боль не делается меньше.
Да, выхода нету, купец уткнулся лицом в ладони. Вскинулся и заговорил трезво, внятно. Дочь ударилась в святость, муж её так, одно слово, а не мужик. Пенсне чахоточное. Меня до икоты боится. Ему нищий шляпу подержать не доверит: или обокрадут, или сам уронит. Сын ну, я тебе порассказал о нем. И что остаётся? Или прожечь, или поджечь. Понимаешь? Дело мое оно живое, оно мне как рука или нога, отрежу и что? И стану калекой. Не отрежу, купец вздохнул совсем тяжело, со всхлипом, буду жить под пыткой и глядеть, как уродуют мою денежную руку-ногу.
Степан, вся ваша безвыходность от того, что вы опустили голову и глядите в землю. Вам надо поднять голову. Решение есть. Оно зреет в вас, при вашей деловой хватке невозможно не найти ответ. Вы строили это дело, значит, вам его и защищать.
У двери загрохотало, поленья звонко посыпались вдоль бревенчатой стены, ушибли кого-то, и он тонко, жалобно завизжал. Фыркнула лошадь. Люди загомонили на много голосов и, наконец, лязгнул засов.
Полный, румяный начальник станционной жандармерии лично вплыл в сарай.
Степан Фомич, ну как же вы и вдруг тут, ну что ж мои олухи оплошали, не особенно усердно изображая недоумение, выговорил он. Выходите, неловко-то как.
Лексею документы. Теперь же. Мне рюмку, одну. Хотя это можно и дома. Казенная водка дрянь.
Лексею документы. Теперь же. Мне рюмку, одну. Хотя это можно и дома. Казенная водка дрянь.
Склады, слух был, под угрозою, морщась и отодвигаясь, уточнил начальник жандармерии.
Не сегодня. Я в печали, но шелка жаль, да и слово он прав, я давал слово.
Алексей, значит, Боров, так и запишем, пообещал начальственный голос уже из-за порога. А отчество?
Фомич. Он мне как брат, гулко ударив себя кулаком в грудь, сообщил Степан.
В дверь протиснулись два огромных мужика, поддели купца под локти и бережно понесли или повели это как глянуть через двор, к просторному экипажу. Следом двинулся собеседник купца. Он выглядел старым, горбился и прикашливал. У экипажа его нагнал жандарм. Не сам начальник, а его расторопный помощник. Придержал за плечо.
Документы сделаем. Но прежде желаю понять, отчего он стал слушать вас?
Он не слушал. Он и теперь не слушает, очень тихо ответил собеседник Щурова. Он желает быть услышанным. О, полагаю, он давно нуждается в своем колодце знаете выражение « кричать в колодец»? Вот, этим он и занят. Двенадцать часов крика улучшили его душевное состояние.
Если вы все это знаете, отчего не знаете свое имя?
О, я желал бы найти ответ! Если меня опоили или прокляли, то мне следует спасаться бегством, задумался новоназванный Алексей. Сами посудите: я прихожу в сознание посреди привокзальной площади. Утро совсем незнакомое место, при мне ни денег, ни документов, ни памяти. Я бы заявил о краже своей личности, однако же кто примет такое заявление? Далее: если мою личность украли, мне лучше помолчать и поберечь хотя бы жизнь. Без памяти я беззащитен. Вот до чего я додумался, пока бродил по окрестностям. По совести сказать, я был рад очутиться в этом сарае, меня накормили, над головой появилась крыша а снаружи шел дождь.
Звучит не так уж глупо, вдобавок вы не высказываете претензий особенно при Щурове. У вас будут документы. Но строго под гарантию того, что Бычий глаз не сожжет склады. Он грозится с весны, и ведь не шутит. Если разрешите дело полностью, я прослежу, чтобы в бумагах жандармерии никогда не появилась запись о человеке без имени и прошлого, помещенном в арестантский сарай.
Вы щедры. О, вероятно, Степан обеспокоил многих.
Он принес пользу многим, мой брат учился на деньги его отца, а племянник моего начальника и теперь лечится у моря на его средства. Но знаете, вся добрая память станет пеплом в один день, если он Скажу проще. В пожаре я обвиню вас, и вымещу гнев на вас. Это удобно и необременительно.
Лексей, забирайся, что ты встал, купец высунулся из экипажа и почти упал, цепляясь за плечи старика. Я вспомнил, ты говорил, мой сын не обязательно и вор. Говорил же?
Я говорил, что боль делает нас опрометчивыми. Не исключено, что некто посторонний и коварный намеренно растравил вашу боль. Вы сильный человек, но семья это ваша душа, он ударил исключительно подло! Вам надо трезво рассмотреть всю историю так называемого воровства: кто сообщал о нем, когда и в каких выражениях? Что предъявлял для доказательства? О, полагаю, вы не дали себе такой возможности. Хотя вы держались весьма хорошо. В столь тягостных обстоятельствах ваше дело не в упадке, товар движется, и, как я понимаю, жалование выплачивается в срок.
Я держу слово.
Степан, вы человек большой души. Отчего-то мне трудно поверить, что ваш сын мог воровать, тем более намеренно губить отцовское дело. Если он унаследовал хотя бы отчасти ваше мировоззрение.
Слово длинное, упрекнул купец.
Учетные книги, так называемый Алексей сменил тему. Давайте начнём с общей оценки движения денег и товара. Затем выборочно проверим склады. Поговорим с поверенными вне Переборов. Обязательно сделаем все это вместе с вашим сыном. Степан, если он человек вашего склада, у него тоже горит душа. О, как еще склады уцелели в таком-то семейном пожаре, просто чудо!
Я тебя уважаю, хоть ты наверняка мошенник. Ох и гладко говоришь. Вся столичная шелупонь ровно так выражается. А ковырни ногтем, ихие умности отстают вроде краски на гнилой доске.
Купца втащили обратно в экипаж, его собеседник начал взбираться по откидным ступенькам, кряхтя и вздыхая споткнулся, покачнулся и неловко сел на землю. Некоторое время слепо ощупывал колесо и мелкий щебень, которым был засыпан двор. Помощники Щурова всполошились, подхватили гостя под руки, пока трезвеющий хозяин не показал свой бычий норов, не потребовал снова водки и керосина с этого и началась гулянка пять дней назад.