Сейчас тоже светило солнце. Поверх моего черного капора я повязала зеленый платок, подаренный тетей, я не улыбалась. А зачем? Разве я была рада тому, что все будут коситься на мою одежду, да и похвалиться умом я не могла. Все учителя и директор сочувственно на меня смотрели, казалось, они знали все, что произошло. Однако, я ошибалась, тетя с дядей скрыли все от всех, даже братья не знали подробностей. Это потом я поняла, что все сочувствовали моему хиджабу, не понимая, что выбор был сделан мной самой. Да, мне пришлось очень трудно, учеба давалась мне тяжело. Если математика шла хорошо, то вот с историей и географией были проблемы, ведь я так много пропустила. На переменах я сидела одна под большим деревом во дворе школы. Не знаю, как дядя представлял себе все это. Одиннадцатый класс. Весна. Скоро выпускные экзамены. Я ничего не сдам!
Ассаламу Алейкум! рядом со мной села девушка, она тоже была в хиджабе, только белом, ее пухлые щечки напомнили мне куклу, когда-то подаренную бабушкой, ее синие глаза напоминали небо в горах, а алые губы начало зари на горизонте, она была такой красивой.
Ваалейкум Ассалам! ответила я.
Меня зовут Зайнап, представилась она.
Как мою маму, еле слышно прошептала я, а я Ханифа.
Очень красивое имя! Ты давно? она указала мне на хиджаб.
Я не поняла ее вопроса.
Давно ли я ношу хиджаб?
Ага.
Ну с того самого дня, я залилась краской.
С какого дня? все не унималась Зайнап.
Ну, как узнала, что стала девушкой, я потупила свой взгляд.
А родители не против? удивилась та.
Я хотела сказать, что их у меня больше нет. Но остановилась. Незачем было раскрывать душу перед первым встречным.
Нет. Они согласны.
Везет тебе! Еще и черный капор! Меня убьют, если узнают, что я такое надела. Но мне и белый нравится, конечно, мама против, да и папе не очень нравится.
Я была озадачена. Только здесь я столкнулась с тем, что родители были против платка. У нас в селе все девушки носили хиджаб! А тут спор из-за несчастного платка!
Ты всегда одна, сказала Зайнап.
Я новенькая, у меня нет друзей.
Знаю, ты приехала из села?
Да, почему всех так интересовало из села ли я приехала, и что это вообще могло значить для них!?
Да ты не особо разговорчивая, она посмотрела в сторону, но не ушла.
В последнее время я люблю быть одна.
Но это невозможно!
Почему же? удивилась я.
Ты никогда не будешь одна с тобой Всевышний! мило улыбнулась Зайнап и пошла к своим подругам.
Я посмотрела ей вслед. Вон они мои одноклассницы, за неделю в этой школе я уже заметила, что они всегда ходили вместе. Они смеялись, некоторые носили косынки, некоторые нет, они покупали мороженое в киоске за дорогой и долго прогуливались под окнами школы. О чем они говорили? О чем мечтали? Иногда мне так хотелось подойти к ним, поговорить с ними, посмеяться вместе. Но я одергивала себя. Я ведь не такая, как они. Я другая. Мои родители террористы. Я хожу в черном капоре. Теперь жизнь моя это вечная печаль.
Ранняя весна. Как она прекрасна! Жизнь, словно просыпается ото сна, может и мне суждено проснуться? Уже две недели в новой школе. Кроме Зайнап со мной еще никто не говорил. По ее словам все считали меня странной. Оценки стали улучшаться. Теперь я знала то, что было скрыто от меня раньше. В школу и из школы меня возил дядя, а если не успевал, то Махмуд или Исмаил провожали всегда. Одна я не ходила.
Однажды, придя домой с Махмудом я увидела своих маленьких сестричек, резво играющих в саду с новыми куклами, подаренными тетей. Они были такими красивыми. У обеих была белая кожа и голубые глаза, а волосы были просто великолепны! Длинные и темные. Я немного завидовала сестрам, они с таким воодушевлением играли и было видно они счастливы. Они забыли. А я нет.
Дома меня ждал еще один сюрприз. Тот самый психотерапевт. Зульфия Романовна. На вид ей было не больше тридцати. Она не оказала на меня впечатления. Как я могу раскрывать душу перед какой-то девчонкой, не больше меня повидавшей на свете, бьюсь об заклад, даже намного меньше меня.
Садись, Ханифа, ее голос был таким приятным и успокаивающим.
Мне не нужен врач, я не больна, стояла я на своем, но все же села.
Я знаю, я здесь, чтобы поговорить с тобой.
Садись, Ханифа, ее голос был таким приятным и успокаивающим.
Мне не нужен врач, я не больна, стояла я на своем, но все же села.
Я знаю, я здесь, чтобы поговорить с тобой.
О чем?
О том, что тебе интересно.
А что интересно мне? Мне ничего не было интересно и говорить с этой фифой я не хотела.
Я тебе не нравлюсь? мягко спросила она, видимо, увидев мой блуждающий по ее одежде взгляд.
Да, она мне не нравилась! В юбке, не скрывающей красоты ее бедер, в кофте с коротким рукавом, с красивой прической, с накрашенными глазами и помадой нежно-розового цвета. Она была похожа на куклу, с которой играли мои сестры.
Не знаю, сказала я.
Ты уже две недели в школе, но до сих пор не нашла друзей, все так же спокойно говорила Зульфия Романовна.
Откуда вы знаете? удивилась я.
Читала твою характеристику.
Характеристику? Что это еще такое? Как же было сложно жить в их мире. За тобой всегда следят, оказывается.
Ханифа, она улыбнулась, обнажив ряд белых зубов, я специально приехала из Москвы, чтобы наблюдать тебя.
Но зачем вам я? опять удивилась я.
Вижу, с тобой нужно быть откровенной, иначе я не заслужу доверия, она пристально посмотрела мне в глаза, собираясь с мыслями, по телевизору я видела то видео, которое ты снимала, помнишь в день штурма, его изъяли, а потом показали по новостям. И я видела тебя, видела твоих сестер, видела, как вы, сбившись в угол сидели на скамейке с испуганными лицами. Я дала себе слово, что найду вас и помогу, чем смогу. Я психотерапевт, я могу помочь.
Мне не нужна ваша помощь! я вскочила, опять вспомнив тот день, я уже не могла себя контролировать, уходите прочь! Единственное, что мне нужно, это моя мама, а ее не вернуть! слезы хлынули из моих глаз, слезы, которые я столько сдерживала со дня той проклятой трагедии. Слезы отчаяния, горькие слезы потери.
На мой крик прибежали дядя с тетей и Исмаил с Махмудом. Я не знаю, что было дальше, я отключилась, проснулась я уже на следующий день, а я так надеялась, что это будет следующая жизнь. Солнце светило прямо мне в лицо. Я слышала плеск воды и детский смех. Мне вдруг показалось, что я снова дома. Я закрыла глаза и сразу вспомнила тот весенний день.
Хадижке был годик, а Мадинка только родилась. Мама купала ее во дворе, Асхат брызгал водой на Хадижку, папа собирал черешню в саду. Мне было двенадцать, я все еще лазила по деревьям и царапала колени. Все тогда смеялись, все были счастливы. Шел второй год нашего отшельничества от родни, я все норовила выпросить хоть одну поездку к бабушке, но отец был непреклонен. В тот же день он погиб. К нам в дом ворвались люди в камуфляже и пристрелили моего отца на моих глазах. Брат тогда поклялся отомстить за отца. Теперь и он умер.
Я медленно поднялась с роскошной кровати, усыпанной множеством подушек. У меня была своя собственная комната! Дома мы все спали в одной спальне. Мне не показалось, со двора действительно раздавался детский смех и плеск воды. Это тетя поливала цветы в саду, а Хадижка с Мадинкой носились вокруг нее. Рядом на качелях раскачивался Исмаил, как обычно, болтая по телефону. Увидев меня, он радостно помахал, откуда такая реакция, удивилась я. Отойдя от окна, я увидела себя в зеркале. Я была без платка! Девочка в зеркале напоминала мою маму, на которую я все больше становилась похожа. Длинные черные волосы волнами спадали до пояса, черные глаза, обрамленные густыми ресницами. На туалетном столике лежала тушь, помада, румяна, видимо, тетя думала, что семнадцатилетняя девушка могла бы этим заинтересоваться, но не я! Накинув голубой платок, подаренный дядей взамен моего капора, я вышла во двор.
Ну, ты нас напугала вчера! воскликнул Исмаил, едва увидев меня.
Иди, сюда, дочка, тетя прижала меня к себе и поцеловала, мы так испугались. Не знаю, что там тебе наговорила эта Зульфия, но больше она к тебе не придет!
Нет, тетя, я хочу с ней поговорить. Мне нужна эта терапия.
Ты точно решила?
Да. Она не виновата в том, что произошло, видимо, я действительно не здорова.
Тетя обняла меня так крепко, и я знала, меня любят.
В этот вечер дядя остался дома, и Фатима носилась по дому на крыльях. Я была так рада за нее, что хотелось делать только хорошее, думать о хорошем и вообще жить. Я поймала себя на мысли, что мне уже не так сильно хочется умереть. Тиски смерти, преследовавшие меня, потихоньку ослаблялись, выпуская наружу маленькую птичку. Я смотрела на своих сестер и их жизнерадостность еще больше подбадривала меня.