Никто вокруг не знал о том, что творилось в маленькой квартирке на улице Дыбенко. Не знали ни родные ни соседи, ни коллеги по работе.
Тина не раз порывалась уйти. Собирала чемоданы. И дело было даже не в том, что идти было некуда. Там на Волге жила русская бабушка, а в Израиле нерусская, и, конечно, можно было уйти Но выходило так, что уйти было невозможно. Потому что даже собак и кошек не бросают вот так погибать. А оставить человека, который за восемь лет стал бесхозной девочке мамой, папой и другом было просто невозможно.
***Тина возвращалась с работы. В вагоне метро паренек с рюкзачком стоял напротив нее и улыбался.
Девушка, вы красивая!
Тина не ответила ему и стала протискиваться к выходу.
Еще с утра ее мучили дурные предчувствия. Сережа сильно осунулся и постарел за последний месяц. Он, который, никогда ни на что не жаловался, утром произнес скрипучим безжизненным голосом:
Тиша, я устал. Помоги мне!
Как она могла ему помочь? Все способы уже были испробованы. Больницы, капельницы. Сколько денег было потрачено!
Дорога из метро к дому вела через парк Есенина. Фонари освещали только аллею. Деревья и кусты по бокам аллеи стояли в темноте и всегда наводили ужас на Тину в это время года. Этот парк был местом сборищ наркоманов и алкоголиков. Она шла, боязливо поглядывая на чернеющие кусты, и вдруг боковым зрением заметила какое-то движение.
Это был человек. Он двигался очень медленно, согнувшись пополам. Пытаясь продраться сквозь кусты, человек завалился набок и не мог подняться.
Каким-то животным чутьем Тина почувствовала, что человек, лежащий в кустах, ее муж.
Сережа, это ты?
Я, прохрипел голос из темноты, малыш, помоги мне.
Тина помогла подняться Сереже. Его трудно было узнать. Сгнившие липкие листья облепили его голову. На лице грязь смешалась с кровью. Сережа не мог разогнуться. Они пошли медленно. Каждое движение давалось ему с трудом. Тина шла, придерживая его за руку.
Тебя били?
Битой по спине. На..бали, суки, на деньги. Это была левая хата.
Вдруг идти стало легче. Кто-то ухватил Сережу с другой стороны. Под фонарями Тина узнала паренька с рюкзачком.
Девушка, какая вы отважная! Вы фея? Вы помогаете бездомным? Или работаете в службе спасения? паренек улыбался, потащим этого бродягу вместе.
И они пошли маленькими шажками. Сережа время от времени заваливался набок.
Вы хоть знаете, куда мы его тащим? У него дом-то есть? Вы с такими поаккуратней. Смотрите, как он вас испачал.
Пойдемте туда Тина кивнула в сторону домов, я знаю, где он живет.
Уже у лифта паренек сказал.
Ладно Сегодня у меня вечер добрых дел. А знаете что, он посмотрел на Тину добрыми детскими глазами, дайте-ка мне ваш номер телефона и если со мной что-нибудь случится, я вам позвоню. И вы меня спасете. Например, от одиночества Кстати, откуда вы знаете, где он живет? Он ваш сосед?
Он мой муж, ответила Тина, заходя с Сережей в лифт.
***Дома Тина долго отмывала Сережу. От врачей он отказывался наотрез.
Тиша, родная моя, давай уедем куда-нибудь. Давай в станицу уедем. Я в ловушке. Мне не выбраться. Ты поедешь со мной?
Поеду, Сережа, конечно, поеду Тина погладила мужа по голове, завтра давай поговорим об этом завтра. А теперь спать. Все будет хорошо.
Но в станицу назавтра они не поехали. И на работу Тина не пошла. И не потому, что телефон под подушкой не прозвенел. Телефон был на месте. А вот Сережи уже не было.
Дуня Молчанова
Albo dies notanda lapillo
5.10.17
Решил поехать на море, когда нет толп туристов, и стоит все в разы дешевле. Я здесь второй день, но уже стало понятно, что быт такого места можно описать библейской метафорой через жизнь, смерть, воскресение и проч. Как в природе прибрежный городишко на зиму впадает в спячку, но с ранними теплыми лучами солнца (и первыми туристами) все просыпается и готовится ко встрече, и так повторяется из года в год.
8.10.17
Скучно ужасно, на самом деле.
«Жизнеобразующим» здесь становится понятие сезона. Весной с первыми путешественниками начинают открываться кафе, работать гостиницы, аттракционы (пусть и кряхтя, как старички) приходят в движение. Помню, летом (при наличии денег) я чувствовал себя если не богом, то, по крайней мере, мелким таким царьком, потому что получить мог все, что душе угодно от копченой барабульки на пляже до поездки на яхте в грот с погружением на морские глубины (за дополнительную плату, естессна). Сейчас ровно наоборот. Все закрыто, все, вот серьезно. Карточки нигде не принимают. За презервативами или там каплями для носа надо ехать на автобусе времен чуть ли не Второй мировой в другой город. Я каким-то чудом нашел работающую гостиницу, но и тут не обошлось без приключений. Вот начал у меня подтекать унитаз, проблему решила тряпочка, которую мне пришлось выжимать каждые три часа. Сантехники, по клятвенным уверениям администратора гостиницы, с закрытием сезона все куда-то волшебным образом пропадают. Было бы любопытно сделать расследование на этот счет, но, думаю, итог был бы чересчур прозаичным «сезонные» работяги до весны уходят в запой. Каждый уважающий себя мастер должен это делать время от времени поддерживать статус, так сказать.
8.10.17
Скучно ужасно, на самом деле.
«Жизнеобразующим» здесь становится понятие сезона. Весной с первыми путешественниками начинают открываться кафе, работать гостиницы, аттракционы (пусть и кряхтя, как старички) приходят в движение. Помню, летом (при наличии денег) я чувствовал себя если не богом, то, по крайней мере, мелким таким царьком, потому что получить мог все, что душе угодно от копченой барабульки на пляже до поездки на яхте в грот с погружением на морские глубины (за дополнительную плату, естессна). Сейчас ровно наоборот. Все закрыто, все, вот серьезно. Карточки нигде не принимают. За презервативами или там каплями для носа надо ехать на автобусе времен чуть ли не Второй мировой в другой город. Я каким-то чудом нашел работающую гостиницу, но и тут не обошлось без приключений. Вот начал у меня подтекать унитаз, проблему решила тряпочка, которую мне пришлось выжимать каждые три часа. Сантехники, по клятвенным уверениям администратора гостиницы, с закрытием сезона все куда-то волшебным образом пропадают. Было бы любопытно сделать расследование на этот счет, но, думаю, итог был бы чересчур прозаичным «сезонные» работяги до весны уходят в запой. Каждый уважающий себя мастер должен это делать время от времени поддерживать статус, так сказать.
К черту это захолустье. Уже посмотрел билеты на самолет, выезжаю завтра вечером.
10.10.17
Вчера напоследок ходил к морю, и удивительное дело я решил здесь остаться после очень чуднОй (=странной) встречи. На набережной было довольно пусто, только пара мальчишек, прогуливающих занятия, и какой-то старик на лавке. Когда я проходил мимо него, он поинтересовался у меня, который час, а потом спросил, давно ли я здесь. Мы разговорились, и я узнал, что старика зовут Велимир, и он художник. Он пригласил меня взглянуть на картины и после отобедать у него дома. Я согласился, скорее из вежливости и желания скоротать время до самолета, нежели из действительного любопытства.
Велимир как-то довольно архаично выражал свои мысли, при этом много цитировал Бродского и курил травку. Дом ничем толком не выделялся серый такой, небольшой, но с пристройкой наверху «кабинетом» старика. Внутри дома постсоветский треш выцветшие обои в цветочек, просевшие кресла, маленький телек со смешной антенной не фурычит, естессна. Между тем, в доме все чистенько и даже, пожалуй, уютно.
Я позволю себе познакомить Вас с картинами сейчас, до обеда. Помните, как Хэмингуэй писал о том, что полотна надо рассматривать на голодный желудок? Fames artium magistra голод учитель искусств.
Как скажете:)
Короче, я остался здесь из-за них, из-за его картин. Это что-то потрясающее. В первый раз я смотрел на замершую жизнь и видел в ней настоящую поэзию этого города в его предсказуемости, определенности. Нет, серьезно, это очень сложно передать словами, но как же я был рад и даже больше счастлив. И этому Велимиру-блин-что-за-имя, и этому городу, и этим полотнам. Я так отчетливо представлял, что мне придется лицемерно нахваливать дилетантскую мазню, что почувствовал невероятное облегчение при виде его работ. Он талантлив, по-настоящему талантлив. Я понял бы это и не учась шесть лет на искусствоведческом, уверен абсолютно.
Мы обедали, и я хотел узнать у него обо всем: откуда он, где учился, почему оказался здесь, кому продает картины и участвует ли в выставках, но он «остудил мой пыл», как говорится. Велимир сказал, надо отдать должное максимально деликатно, что он привык есть молча, поскольку «знаете, ведь мы забываем о вкусе и о значении еды, когда говорим за столом, мы забываем наслаждаться ею» и еще какое-то изречение на латыни, но я его не запомнил. Мне показались его слова странными и вместе с теми, такими глубокими, что я не нашел, что возразить, а потом почувствовал и сам, что мои вопросы как будто не очень уместны. Пока.
Я побежал печатать очередную статью. Планировал сделать это в дороге, но бронь после встречи с Велимиром отменил, он пригласил меня на утренний «променад».
15.10.17
Понял, наконец, как он зарабатывает. Велимир говорил, что его картины здесь никто не понимает. Блин, это звучит ужасно пафосно, так романтически-пафосно, но на самом деле, люди здесь действительно не видят и не чувствуют всей прелести написанного. Я пришел днем к художнику, смотрю у него толстый мужик, который объясняет ему чего-то, тыча пальцем в сторону нескладной девицы. Оказалось заказывал портрет. Я решил не мешать и вернулся к себе, чтобы написать еще одну статью. Прихожу через пару часов, Велимир как раз прощается с девицей и ее папаней (или кто он там ей?). Я мельком посмотрел на картинку в ее руках и прифигел немного, потому что это была та самая дилетантская мазня. Когда они ушли, я увидел, что он улыбается. А я был ужасно зол: как можно вот так себя растрачивать, если есть талант, почему он не написал ничего достойного? Велимир мне объяснил, что он пытался раньше, а потом понял, что безнадежно это. «Поймите, им нужны портреты в духе арбатского рисовальщика, а вовсе не работа живописца. И изменить я их не могу, а вот жить на что-то мне надо».