В палате мирно посапывали матушки с младенцами, около кровати Иванны бювета не было.
Раз за разом, прокручивая в голове моменты родов, силилась вспомнить каждую деталь, но мысли путались. Вот падает и разбивается аппарат КТГ в предродовой. Как они буду слушать сердечко? Малыш заплакал сразу, врачи сказали, что здоров, но куда-то понесли.
Куда вы его относите? Куда вы его понесли? всё переспрашивала.
Да кровь сдавать! Три раза уже сказали. Глухая, что ли? переходя на крик, раздражался персонал.
И Иванна перестала спрашивать, она всегда прекращала и отступалась, когда на неё кричали. Кто-то подсовывает ей бумагу на подпись оказалось, согласие на прививки. «Зачем сейчас?» только и успела она подумать, с трудом разжимая ладонь и отрывая её от поручней. Глаза всё ещё бегали, и Иванна отметила, что почему-то по часовой стрелке.
Из соседнего зала послышался рык, а за ним детский плач Юля отрожалась. Понятно теперь, почему окситоцин поставили всем в одно время. Ещё удивлялась, как это утром девочки одна за другой за двадцать минут.
Спустя два часа две роженицы и один бювет поднимались на этаж выше. Акушерка объясняет:
Он слаб, сосательный рефлекс слабый, а ты отдохни, выспись, силы ещё понадобятся.
Надо поспать, акушерка сказала, надо поспать! Иванна пошла в свою палату. Сетка на кровати скрипнула и провалилась чуть не до земли, простыня съехала, обнажив холодный дерматиновый матрац. Прижав голову к крашенной эмалевой краской стене, она боялась закрывать глаза. Сон не шёл.
Не хочу видеть темень и пустоту, мне нужен хотя бы какой-то источник света.
Душ, надо сходить в душ, обязательно полегчает. С лестничных пролётов адски сквозило, подошвы, казалось, примёрзнут к стальным поддонам душевой, горячие струи из куцей пластиковой лейки не согревали, швы сковывали движения, и тело плохо слушалось.
Вернувшись в палату, Иванна опять скрипнула кроватью, колючее больничное одеяло никак не хотело греть. Уставившись на полосу света в коридоре, уговаривала себя: «Ну и что, я тоже маленькая родилась». «Господи, такой курёнок была!» сокрушалась когда-то её мать.
Опять смотрела на мобильник: сколько ещё осталось до утра? Часы показывали только час ночи.
Мигрень усиливалась, невыкричанными стонами застряла в горле, распирала голову, выдавливая глаза. Сил находиться в таком состоянии не было, и Иванна решилась дойти до детского отделения.
Ну чо ты пришла опять? Спит он, завтра принесут, недовольно шипела разбуженная дежурная.
Во сколько?
В обход и принесут.
В обход, поставила себе цель Иванна, надо обхода дождаться.
Почему они все спят? Ей казалось, что все в больнице должны сейчас замереть в позе Богоматери с огромной иконы. А во сколько обход? Сколько ждать? Иванна поняла, что не спросила. Идти будить её снова? Замерла у окна. Опять будут ругаться. Встречая рассвет, подумала: «Ну, вот и сутки прошли, как я начала рожать».
Когда просветлело и деревья из тёмных очертаний прояснились красками, стало понятно, что магнолии, на которые так любовалась вчерашним утром в перерывах между схватками, почернели от мороза.
С наступлением утра Ивана закрыла глаза.
Так, встали! Подъём, четырнадцатая! Обход!
Господи, как проспала? Уснула, ну ничего, сейчас я отдохнула, мне же сейчас силы понадобятся, да? Побитой собакой смотрела девушка на вошедший медперсонал.
Откинули одеяла! скомандовала бойкая женщина в белом.
А когда мне принесут ребёнка?
Не знаю, я за детьми не смотрю.
Но мне обещали.
Кто обещал, у тех и спрашивай, на обработку швов придёшь.
И опять одна. В палате начали ворчать и просыпаться. Иванна только озиралась. В детское отделение идти было страшно, а вдруг его уже там нет? А вдруг они мне ничего не говорят не просто так? Иванна, как могла, откладывала вынесение приговора. От своих волнений она была выдернута сумасшедшими криками из коридора.
Мама! Мама! Мамочка! Забери меня отсюда! Он не ест, он всё время спит! Я не могу его разбудить! Я не знаю, что мне делать! Мамочка, забери! Они ничего мне не говорят! Мама, забери! металась вдоль стены ещё одна неприкаянная душа.
И тут Иванна не выдержала и расплакалась, не из-за себя, конечно, из-за девушки, её жалко. А она-то сильная, она, конечно, так бы не плакала, ей же уже не двадцать.
Топот нескольких пар ног застучал по коридору. Через 10 минут ребёнок был разбужен и накормлен.
И тут Иванна не выдержала и расплакалась, не из-за себя, конечно, из-за девушки, её жалко. А она-то сильная, она, конечно, так бы не плакала, ей же уже не двадцать.
Топот нескольких пар ног застучал по коридору. Через 10 минут ребёнок был разбужен и накормлен.
А звонить никому не надо! Смотри-ка, сразу звонить! всё так же бойко говорила женщина в белом.
Мимоходом заглянув в 14-ую, выкрикнула:
Так, коханки помыли и ко мне!
Какая она прикольная, умилялась соседка Иванны по палате.
Пришёл детский обход.
А мой где, когда забрать? засуетилась в надежде молодая мать.
Как врач скажет.
А она когда будет?
Как сможет, так придёт!
Пока малышам проводили осмотр, Иванна поплелась на обработку, где бойкая медсестра заключила:
Будешь сношаться, будешь квакать!
Ковыляя обратно, Иванна с трудом держала свинцовые веки открытыми, немилосердно жгло в паху, затылок гнулся к земле, словно под тяжестью гири. Коридор кишел такими же хромыми-косыми, держащимися одной рукой за живот, другой за стену, роженицами. Навстречу шустро ковыляла Юля.
Ты чо такая?
Иванна смотрела на неё и не могла произнести ни звука. При таком количестве людей рядом не оказалось ни одного близкого человека, ей некого было звать на помощь.
У тебя что, послеродовая? Не спала, что ли? А у меня, представляешь, восемь внутренних. Ты в детское? указывая в сторону отделения, Иванна кивнула и решилась идти к заветной двери.
Глубокий вдох, задержка дыхания, как учила вчера акушерка.
Я пришла за сыном! выпалила молодая мать.
От группы чаёвничающих оторвалась одна из работниц и вышла, остальные вперились взглядами в Иванну: мол, чего смотришь?
Из двери выкатили бювет, где мирно спал запелёнатый малыш.
Он иногда срыгивает, но, я думаю, вас это не испугает.
Везя сыночка в палату, она смогла поднять распухшее лицо и видела уже не натруженные скрюченные тела, а улыбающиеся светлые лица.
Присаживаясь на скрипучую кровать, Иванна подумала, что родила она только что, и прижала руку сына к своей щеке.
Теперь, малыш, мне ничего не страшно.
Рисунки Екатерины Годовых
Павел ДЕВОЛЬД
Родился в 2001 году в Костроме. Прожил там недолго, но успел запомнить, что такое настоящие холода и сугробы. С детства любил не столько литературу, сколько истории: сначала это были русские народные сказки, затем мифы и легенды разных народов, больше всего греков и скандинавов, а после более или менее серьёзная литература. Сколько себя помню, любил фантазировать, был любознательным и задавал много вопросов, даже очень, из-за чего получил от папы не одну энциклопедию и еще больше интересных историй. Стать писателем хотел давно и всегда восхищался этими полумифическими людьми. Подтолкнул же меня в мир собственных идей и историй замечательный автор Рик Риордан со своим «Перси Джексоном», а вдохновение черпаю у непревзойдённого мастера Дж. Р. Р. Толкиена. Серьёзно писать стал не так давно, в одно время с приходом в «Авангард» пожалуй, один из лучших моментов в моей жизни. Умею ещё не так много, но стремлюсь к совершенству. Верю в то, что писатель способен изменить мир к лучшему, и хотел бы этого.
ПЕШКИ
3 место в номинации «Малая проза» Краевой литературный конкурс «Кубани слово золотое»
Поднималось алое солнце, освещая своим ликом поле. Поле, полное печали и страданья, место, полное оборвавшихся судеб и надежд. Целых четыре дня длилось здесь сражение, жестокое и кровопролитное. Всё вокруг усеяно мёртвыми телами и залито кровью, усыпано искорёженным оружием и обломками доспехов. Словом, картина походила на рабочий стол мясника.
И среди этой кучи трупов в предсмертных муках и грязи лежали два измождённых битвой воина, истекающие кровью, и было лишь вопросом времени, когда последние крупицы их жизненных сил выпадут из песочных часов без дна песочных часов судьбы.
Доблестные рыцари знакомы друг с другом не были, так как сражались по разные стороны конфликта и в бою волей случая не встречались. Одного из них звали Ричардом по прозвищу Дубовал, а второго Герольдом увы, прозвища своего он не успел заслужить. Первый был знатного рода и потому зачислен в рыцари своего герцогства. Доспехи его прочные, но тяжёлые (что и послужило причиной его поражения), на груди красовался герб, говорящий о принадлежности воина ко двору Вильяма, названного «Волчьим клыком». На гербе, как нетрудно догадаться, изображался волк, воющий на луну. Щит, который лежал рядом с беднягой, увенчивал тот же герб, но расколотый надвое, как и сам щит.