Усталые мужчины - Геннадий Дмитриевич Сердитов

Светофора зелёные цифры
по секундам нисходят на ноль.
Три сюжета трёхцветной палитры
"Радость встреч"
"Безразличие"
"Боль"

Перекрёсток закованный в дуги,
Суета, беготня, карусель
Где под вальс,
где под рэп,
где под фуги
город крутит свои центрифуги,
рассыпает машин карамель.

Ты уходишь за спины, за шляпы
бриллиантом в безликом зерне.
Я стою. Я остался. Хотя бы
помаши на прощание мне

Светофора зелёные цифры
будто пульса обратный отсчёт.
Пиццикато асфальтовой цитры
Древних майя закончились циклы,
чей черёд совершить переход?

Побудь немного женщиной
До девочки уменьшенной,
До солнца увеличенной,
От суеты отвинченной.
Побудь собой красивою,
Раскованно счастливою,
Ни радостью вчерашнею,
Ни утварью домашнею,
Ни чьей-то болью-трещиной
Побудь любимой женщиной!

На бедре византийского воска
Солнце прыгает в капельках-блёстках,
Нагота ослепляющей формы,
Взгляд призывный?
Покорный?
Притворный?
Счастье в чёрной полоске-бороздке?
На тростинке качнулась стрекозка
Без запрета и без ответа
Лета вспышка внезапная эта.

Ни викторий, ни сдачи на милость,
Было в плюс, переставлю на минус
Наваждение матовой кожи,
Жар берёзовый банного ложа,
Губ обманных малиновый привкус
Отмолюсь,
Оттолкнусь,
Отодвинусь.
Помолчу, покурив на причале,
В невозвратные дали отчалю.

Потревожу сон сороки
У колодца льдинкой хрустну,
И всего-то той мороки,
Что с утра немного грустно.

Топорами застучали
Это сторож баню рубит,
И всего-то той печали,
Что любимая не любит.

У ворот соседских брусья
Так опрятны, так пахучи,
Всё никак не соберусь я
Стать богаче да покруче.

Всё никак не соберусь я
Стать красивым и известным,
Пролопочут что-то гуси,
Пролетая клином тесным.

Приготовлю дров охапку,
Настрогаю впрок лучины,
Отыщу в чулане шапку
Да тулупчик из овчины.

Выйду в поле освежиться,
Разгуляться, разогнуться,
Зайцу свистнуть, обнажиться,
В чёрный омут окунуться!
Первым снегом растереться,
Смяв зелёную травинку,
Растопить в печурке сердца
Грусти маленькую льдинку!

Степь. Весна. На водопое
В табуне резвятся двое
Конь-вожак и молодица,
Вороная кобылица.
У него и масть и грива
Серебристого отлива,
На груди как кулаки
Налитые желваки.
А она лозою гибкой,
Лёгкой таборною скрипкой
Вожака едва коснётся,
Вновь отпрянет и смеётся,
То галоп вокруг танцует,
Дразнит, ластится, волнует,
А цыганские глаза
Жеребцам степным гроза.

Он сказал: «Умчимся в дали!
Так, чтоб ветры не догнали,
В тот лазоревый простор,
Где синеют цепи гор,
Где шелка травы немятой,
Где разлив цветов и мяты,
Как на той цыганской шали»
Он позвал: «Умчимся в дали!»
 Нет,  она ему сказала,
Не могу, я так устала
Мой хозяин, мой наездник,
Он меня совсем заездил,
То всю ночь на мне проскачет,
То относится как к кляче
Запрягая в тяжкий воз,
Поутру ведёт в обоз
Не могу, я так устала,
Так она ему сказала.
И легко боднув под брюхо,
Горячо шепнула в ухо:
 Здесь, к тому же, удальцы
Молодые жеребцы!

Крупом царственно вильнула,
Стройной ножкою лягнула
В грудь седого скакуна
На виду у табуна
Конь один умчался в дали.
Много лет его видали
В дальнем вольном табуне
Вот и всё о скакуне.

Вороная ж постарела,
Посерела, раздобрела,
Нарожала жеребят
Временами, говорят,
Долго смотрит на закат,
Шевелит беззубым ртом,
Да гоняет мух хвостом.

В неприкаянной точке Лагранжа
Сбился в стаю космический мусор,
Со своим апогеем и курсом
Он то чёрен,
То ярко оранжев.
Снизу видятся звёзды, награды,
А на деле фольга да бутылки,
Депутаты, кумиры эстрады
Рваный в клочья гламур и опилки.
Ни калек в камуфляже, ни нищих,
Ни банкетов чиновничьих пышных,
Ни цветов,
Ни воробышков в лужах,
Даже нет караула на вышках
Дикий Космос,
Космический ужас!
Пустота здесь махрово элитна,
Страшен зев чёрных дыр, но заманчив,
И Луна безнадёжно фригидна,
И безжалостно Солнышко-зайчик

А Земля, голубой одуванчик,
Так пушиста
И так беззащитна.

Погляди в своё оконце,

Видишь на небе три солнца?

Три солнца на небе, три солнца!
Одно розовее червонца
Малютка в пелёнках восхода,
Грядущего дня воевода.
Второе в зените и вроде
Не всходит оно, не заходит,
Под этой полуденной крышей
Мы пашем, и пляшем, и дышим,
А третье в горниле заката,
К нему отшумевшие даты
Бредут как из боя солдаты.
Мы скачем и скачем к восходу,
Коней понукаем и лупим,
За счастьем несёмся и с ходу
Дерёмся, смеёмся и любим,
И солнце второе над нами
Нас гонит лучами-мечами.
Когда же назад обернёмся,
Над прытью своей посмеёмся
Мы ближе к закату, чем были,
Хотя и коней не щадили,
И солнце там в красной рубахе
Малюта Скуратов у плахи.

Три солнца на небе, три солнца!

Намедни был у Достоевского
Сидит за временным забором
Совсем недалеко от Невского
Перед Владимирским собором.
Вокруг бегут, снуют, толкаются,
Кто к рынку тянется, кто к храму,
Одни грешат, другие каются
Грош на алтарь и рубль сраму.

Кивнул мне классик: «Век не виделись,
Небось, всё Римы да Брюссели?»
Я удивился: вы обиделись?
Действительно, дела заели.
Он помолчал. «А где та женщина
С такими грустными глазами?»
Тут я вздохнул:
 Она не женщина,
Она звезда над парусами!

Скривился он: «Люблю мечтателей,
Но вы казались мне умнее
Всех тех с букетами вздыхателей,
Что курят здесь, едва стемнеет.
Куда стремятся эти мальчики,
Ведь жизнь, что тёмная аллея,
А девочки всего лишь пальчики
Судьбы героя и злодея».

Я говорю:
 Вам не здоровится?
Сегодня холодно и ветер
А жизнь сквозь тернии проломится,
Чтоб были и любовь и дети.
Пускай влюбляются, волнуются,
Мне душу радует картина,
Когда на улице целуются
На день Святого Валентина.

А он: «Спасибо за подробности
Среди святых и вдруг химеры,
У коих ни стыда, ни скромности,