Владислав Всеволодович, о работе в какой сфере идет речь?
Я все-таки не выдержал. Иначе этот разговор будет продолжаться вечно. А у меня через десять минут обед. «Режим питания нарушать нельзя!» говорил Пончик из «Незнайки». И я полностью с ним согласен, Владислав Всеволодович. Так что, телитесь уже быстрее.
Работа, естественно, касается вашей профессиональной деятельности. Мне нужно составить родословную.
Тут я расслабился. Во-первых, понял, что никто на этот раз не планирует продавать мне путевки. Во-вторых, родословные, а, точнее, генеалогический поиск это действительно мой конек, мое призвание, profession de foi и главный источник наживы. А что? Людей интересует их прошлое. Я могу эти сведения найти. Делаю это грамотно и в кратчайшие сроки. Профессионал! Нет, не зря Всеволодовичу меня рекомендовали, не зря.
Хорошо, вы можете подъехать ко мне и привезти все необходимые данные.
Трубка опять обиделась. Обиделась настолько, что заговорила быстрее и связаннее обычного.
Олег Григорьевич, вы, видимо, не поняли. Речь идет о действительно серьезной работе за большие деньги. Разговор будем долгим и эм весьма конфиденциальным. Поэтому предлагаю встретиться и обсудить наши дела в более комфортном месте. Например, в ресторане «Загреб». На Заневском проспекте, знаете? В девятнадцать ноль-ноль, сегодня.
Молодец. Изучил, где я и что я. Ресторан этот расположен совсем рядом с моим архивом. Дорогой он настолько, что я боюсь вдыхать запахи, когда прохожу мимо. Вдруг и за это деньги возьмут. А запахи там замечательные. Хотя, не вдыхал, никогда не вдыхал, только рассказывали. Хороший выбор, Владислав Всеволодович. Надеюсь, платить буду не я.
Мне немножко знакома эта порода людей «в девятнадцать ноль-ноль». И не могу сказать, что такие человеки мне сильно симпатичны. Как сказал бы нормальный среднестатистический гражданин? «Около семи». А этот говорит «нуль-нуль».
У нас в школе был учитель истории по кличке Хронограф. Его любимой фразой было: «Теряем время». Так он говорил всегда, когда был недоволен ответом. Хронограф все оценивал в категориях времени. Время было у него универсальной валютой. У таких людей вместо крыльев часовые стрелки. Работать с ними тяжело. Докапываются до каждой буковки, до каждой точечки. Попробуй, опоздай хоть на пять минут и ты для них не существуешь. Но приходится общаться и с такими. Я же профессионал все-таки!
Хорошо, Владислав Всеволодович. Буду, подтвердил я трубке.
Трубка, не попрощавшись, повесилась. В смысле, на том конце раздались короткие гудки. Очень мило. Люблю воспитанных людей. Они меня, судя по всему, тоже.
***
Я все-таки заскочил домой переодеться. Благо, живу недалеко. Побоялся, что вид, в котором я хожу на работу, может шокировать изнеженных ресторанных работников и нанести им глубокую душевную травму. Надо отметить, что затрапезность моего служебного наряда проистекает вовсе не от врожденной неряшливости. Просто хорошей одежды у меня немного, и надевать ее в ту жуткую пылищу, которая преследует каждого архивного работника на протяжении всей жизни безумное расточительство. Спецодежда нам положена, но, естественно, не выдается. Поэтому мы, работники формуляра и папки, норовим ходить на работу в чем мать родила. Шутка. Ходим в том, чего не жалко.
Из всех сборов большую часть времени я потратил на размышления над сложнейшей проблемой: стоит ли надевать галстук или все-таки воздержаться. С одной стороны, заведение солидное, значит, галстук нужен. С другой галстук я носить не умею и обязательно окуну его или в соус, или в какую другую жирную и плохо отстирываемую жидкость.
За этими раздумьями меня застала Светлана. Светлана моя жена. Единственная и неповторимая.
Ты куда это, такой красивый, намылился? спросила она с намеком на ревнивую интонацию. Или мне просто захотелось услышать эту интонацию?
На свидание, к любовнице, ответил я мгновенно. Как думаешь, галстук надевать или нет?
Надень, надень, недобро прищурилась Света, ты в нем похож на директора нашей жилконторы. От него вся тамошняя бухгалтерия млеет.
Спасибо, искренне поблагодарил я и галстук снял. У Светы безупречный вкус. Она знает, что говорит.
Спасибо, искренне поблагодарил я и галстук снял. У Светы безупречный вкус. Она знает, что говорит.
Нельзя сказать, что жена меня не ревнует вообще. Еще совсем недавно ревность ее кипела и бурлила. Иногда по делу, чаще нет. Однажды Светлана врезала мне по голове вторым томом Большой Советской Энциклопедии. Было больно и обидно, потому как именно в тот раз я был чист, аки свежевымытый помидор.
Во сколько будешь? спросила Света.
«Не жди меня, я скоро не приеду», пропел я и попытался чмокнуть ее куда-нибудь, куда попаду. Она уклонилась и посмотрела на меня требовательно-выжидающе. Да с клиентом я встречаюсь, с клиентом. В ресторане. В «Загребе». Не позже одиннадцати буду.
Смотри у меня! строго сказала жена, так до конца и не поверив в эту версию.
Буду смотреть! пообещал я и рысцой кинулся к дверям, потому как уже серьезно опаздывал.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я и архивная пыль
А пока я иду, вернее, бегу, в сторону ресторана, есть несколько минут, чтобы, познакомить вас со мной. Или меня с вами.
Зовусь я Олег Языков. Отчество Григорьевич. И, хотя загадочный Владислав Всеволодович называл меня по отчеству, за что ему отдельное человеческое спасибо, так меня почти никто не зовет. Олег и Олег. Хотя сорок пять уж скоро. Но на этот возраст я себя точно не ощущаю, а именование по отчество на шаг приближает к гробовой доске. Так что побуду пока «Олегом».
Кстати, ударение в моей фамилии приходится на второй слог, вот так Язы́ков. Сама же фамилия происходит от древнеславянского «язы́ки» «народы». А не от какого-то там банального «языка», который надо держать за зубами.
Закончил я исторический факультет питерского университета. Случилось это прогремевшее в узких кругах событие в «лихие девяностые». Сразу по защите мною диплома друзья моего папы спросили у него: «А кем твой сын может теперь работать?». Папа мой, человек прямой, широких взглядов, ответил: «Да кем угодно. Хоть дворником, хоть продавцом шавермы».
Собственно, он оказался прав, и пару лет после окончания универа подобными вещами я и занимался. Альтернативой маячила работа учителем истории в школе. Но вот это совсем не мое. Детей я люблю, но в небольших количествах и на относительно большом расстоянии. Когда их много, и они слишком близко, я теряю адекватность, самоконтроль и начинаю задаривать их подарками, как Санта-Клаус. Шутка. На самом деле, просто раздражаюсь. Да, такой вот я киндерофоб.
Даже с сыном Кирюхой у меня начало получаться хоть какое-то общение, когда ему стукнуло десять или одиннадцать. Не могу сказать, что мне с ним ах, как интересно, но бывает, что его детские, незамутненные жизненным опытом высказывания дают мне свежий взгляд на некоторые явления. Например, на его, Кирюхину, маму, и мою, соответственно, жену.
Промыкавшись пару лет на случайных заработках, я уже начал подумывать о смене профессии, только было не очень ясно, чем, собственно, заняться. В стране были востребованы банкиры и бандиты. По правде говоря, разница между ними была довольно эфемерной. Ни для того, ни для другого занятия я не годился категорически. Банкиры должны уметь считать, а бандиты бить людей по лицу. Оба этих занятия всегда получались у меня из рук вон плохо. Такой вот я бесталанный. По математике у меня была твердая, как орех Кракатук, тройка, а то единственное занятие по боксу, которое я посетил в пятом классе, навсегда оставило в моем организме память в виде искривленной носовой перегородки.
Когда я почти отчаялся и готовился посвятить шаверменому бизнесу весь остаток жизни, мне повезло. Папиного однокашника поставили руководить РГИА, и меня, естественно, быстренько пристроили под его крылышко. Работа в денежном плане, конечно, была не ахти, но зато она была. И при этом, что немаловажно, позволяла трудиться по специальности. В те времена это можно было считать подарком судьбы.
Российский государственный исторический архив это, на секундочку, крупнейший архив Европы. Вот так вот: не хухры вам мухры. Шесть с половиной миллионов единиц хранения! Большая часть российской государственной истории с конца восемнадцатого века до начала века двадцатого хранится здесь.
РГИА. Если вы не историк, вам сложно понять, какое это богатство. Ну, представьте себе, что Билл Гейтс подарил вам все свои деньги. Представили? Так вот вы нищий по сравнению с профессионалом-историком, имеющим доступ в наш архив. Конечно, ни вы, ни историк не успеете воспользоваться своими богатствами. Жизни не хватит. Но историка в конце пути не будет мучить мысль, что он не может взять в могилу золотой «Роллс-Ройс». А вы ведь на деньги Гейтса непременно купите золотой «Роллс-Ройс». Большие халявные деньги всегда заканчиваются покупкой золотого «Роллс-Ройса». У вас просто не будет выбора.