Нет сомнения, что огромный успех будет сопутствовать тому, кто изобретет кубики, предназначенные облегчить кухню газет и журналов.
Богатая меценатка, мадам баронесса Б. пообещала навечно 100000 франков тому, кто сделает выжимку из ежемесячных статей знаменитых авторов, которых постоянно не хватает.
*Сколько новых кухонных школ, о которых я здесь говорю, они не кубистичны, но, без сомнения, старое кулинарное искусство стало тем, чем кубизм является для живописи старых мастеров.
*Эти новые тенденции показались в мае 1912 года на встрече, которая состоялась у меня с двумя молодыми брессанскими поварами: мосье Жаклин Граван и мосье Луи Пижна. Я вам не сообщу точных деталей этой встречи, о которой мне достаточно сказать, что друг Меритарт, великий изобретательный кулинар, недавно умерший, был на ней, и этот разговор определил двум юным брессанским кулинарам путь к новому искусству.
*Принято именовать гастро-астрономической кухню в память об астрономе Лаланде, который известен своими эссе едока. Все знают, что он с удовольствием ел пауков и гусениц, которых всегда носил с собой в бонбоньерке.
*Гастро-астрономическая кухня это искусство, а совсем не наука. В момент, когда наука пытается изменить пищу с помощью электрического тока, посредством кухонного искусства культурные умы пытаются сохранить вкус жизни и натуральный вкус.
Эта гастро-астрономическая кухня создана не с целью усмирить голод. Напротив, чтобы вкусить новые блюда, предпочтительнее вообще не иметь аппетита; нам не пришлось изумляться, когда первый гастро-астрономический обед, который имел место в Дон ле Суньере в нынешнем сентябре, не имел аперитива, и детали поданных блюд вызвали бы у вас мысль о том, что, возможно, это новая кухня. Без сомнения, это искусство не породит многочисленных приверженцев и не сильно повредит съестным запасам.
*Нам подали сначала закуски, среди которых я отметил свежие фиалки, лишенные стеблей, приправленные лимонным соком. Нам досталась рыба, восхитительное блюдо, составленное из речного налима, приготовленного в отваре из листьев эвкалипта. Деликатес этой мякоти не оставляет ничего, кроме удовольствия, это отличный предлог, чтобы поговорить о Флобере, который в «Саламбо» показывает налимов в роли как важной, так и печальной.
Это был очень скромный ужин, а не банкет. Кроме того, мы не курили, чтобы удивляться виду филе средней прожарки, чья новизна состояла в том, что блюдо не было приправлено ни солью, ни перцем, но нюхательным табаком.
Мы поразились сначала, так как приправа проявила необыкновенную кулинарную смелость, и нам показалось, что уже превышен предел, который устанавливают обычно для гастрономии.
В любом случае, пикантность того, что связывается с мясом, делает вкус всего на свете, и представленный старый магистрат объявил, что Брийе-Саварен6 в целом приветствует совершенство того, что мы называем филе faux-filet lattaignant в память забытого автора:
У меня есть отличный табак
В моей табакерке7.
Потом явился шедевр. Он был сформирован из перепела, тщательно обрамленного отваром из сока солодки, подготовленного накануне. Палки солодки были нежно погружены на огне в куриный бульон. Несравненное мастерство этого приготовления никого не оставило безразличным, и мы явили единодушие, хваля умного повара, который имел такое новое воображение и создал такую восхитительную цепь питательных веществ.
Салат, который последовал далее, был приправлен маслом грецкого ореха и марочной водкой. Попробуйте, и вы мне скажете о впечатлениях.
Нам предложили сыр реблошон8, изысканный савойский сыр, который приправляют мускатным орехом, а на десерт подали сезонные фрукты.
Там держали единственное вино д, арбуа, и все возвращались потом удовлетворенные, посмаковав новые гастрономические радости, очень смелые, но отличные овощи, потому что наши дворцы всегда более изумляют самым приятным в свете.
*Эти кулинарные исследования, мне кажется, отмечены интересом. Я сообщил их публике, отмечая в начале 1911 года в «Le Passant de Bruxelles», а затем писал об этом в «Fantasio», чей директор, мосье Форж, имел стремление дать в течение января 1913 года банкет гастро-астрономической кухни, который должен был воссоединить молодую артистическую и литературную элиту, но отъезд за границу поваров Жоахима Граванта и Луи Пижна не позволил развернуться этому прекрасному проекту.
Там держали единственное вино д, арбуа, и все возвращались потом удовлетворенные, посмаковав новые гастрономические радости, очень смелые, но отличные овощи, потому что наши дворцы всегда более изумляют самым приятным в свете.
*Эти кулинарные исследования, мне кажется, отмечены интересом. Я сообщил их публике, отмечая в начале 1911 года в «Le Passant de Bruxelles», а затем писал об этом в «Fantasio», чей директор, мосье Форж, имел стремление дать в течение января 1913 года банкет гастро-астрономической кухни, который должен был воссоединить молодую артистическую и литературную элиту, но отъезд за границу поваров Жоахима Граванта и Луи Пижна не позволил развернуться этому прекрасному проекту.
Просто позднее выступили повара-футуристы, которые весело вышли на тропу своих предшественников.
Мой дорогой Людовик
Мой дорогой Людовик изобрел искусство осязания, касания и прикосновения. Идея пришла к нему пятнадцать лет назад, и с тех пор он не перестает изучать области, в которые проник первоначально.
На заре нового искусства я имел честь быть приглашенным к нему на вечера по четвергам. Он жил в то время на улице Принцесс, в старом, плохо сохранившемся доме, где скверно пахло и были просторные комнаты.
Гостей созывали на полдевятого, и в девять никто из двенадцати друзей, к которым он имел доверие, не пренебрегал приглашением. Тактильное искусство нам нравилось, конечно. Менее, однако, чем аппетитная нагота законной жены нашего дорогого Людовика; так как, чтобы разбудить в нас чувство красоты, он ставил всю обнаженную законную свою половину на стол, за которым хозяин наливал нам свежего галльского вина, купленного у ближайшего виноторговца. Жена моего дорогого Людовика была великой красоты и щедрого благородства. Никто из нас не осмеливался коснуться ее обнаженного тела, сделав созерцание целью опыта осязательного лирического контакта, но мы промывали себе глаза, так что наша правая или левая рука, в соответствии со случаем, а иногда и обе, испытывали неистовствующие художественные чувства, для которых нас и приглашали.
Я не могу вам описать всех деталей этих прикосновений, щекотки, ударов всех сортов и разной силы, которые мой дорогой Людовик производил для нашего опыта; наши глаза останавливались на теле пухлой и грациозной женщины, у нас хватало терпения это длить.
Однако я планирую вам рассказать, что правила и техника этого искусства во всем своем развитии основываются на разных способах, которыми, в соответствии с их природой, объекты производят чувство касания. Сухость, влажность, мокрость, все ступени холода или жара, клейкость, плотность, чувствительность, пухлость, крепость, эластичность, маслянистость, шелковистость, бархатистость, шершавость, зернистость и так далее; в браке неожиданным образом приближены к формированию богатого материала для изучения, в котором мой дорогой Людовик черпал замысловатые приемы и несравненное искусство прикосновения. Безгласная музыка раздражала наши нервы, тем не менее наши очарованные глаза не покидали области изысканного тела, которого, как ничего подобного в мире, мы не осмеливались коснуться, несшего плоды аппетитнее, уверен, всех Танталовых яблонь.
Мой дорогой Людовик учил, что все разновидности прикосновений одновременно обладают ощущением пустоты, так как, добавлял он, «уже долгое время пустоту больше не игнорируют: природа в ужасе от пустоты, и то, что мы принимаем за пустоту, есть твердое тело».
Но мы не погружались бы в эти детали, если бы раз в неделю оставались, чтобы упражнять наши пальцы фантазией, которая иногда доходила до беспощадной бессознательности.
Банкротство лишило Людовика маленького дохода, которым он жил. Уверенный в будущности своего искусства, он занимал свое время разработкой «круга касаний», работой, которую он вел уже в течение шести месяцев.
Затем, устав от всего этого, он написал директору компании П. Л. М.:
«Мосье, я изобретатель искусства касаний. Очень хочу совершить маленькое путешествие, но у меня нет денег, я адресуюсь к вам в надежде, что вы захотите снабдить меня маленькой командировкой, которая будет мне полезной».
Ответ не заставил себя ждать. Письмо содержало билет до Женевы и обратно, он сразу отправился в дорогу, оставив жену одну в Париже.
Не имея удачи как путешественник, так как дождь барабанил в течение всего путешествия, он вернулся в Париж, где мысленно вообразил геологический роман, в котором гора Монблан, которую он не имел шанса увидеть, падала в озеро Лиман так удачно, что больше не оставалось ни горы, ни озера, но абсолютно сплошь равнина, которая могла использоваться как огромное опытное поле для искусства осязания и касания, которое мы будем практиковать там пешком, исполняя, можно сказать, обнаженными ногами, тактильную симфонию, которую чудесно сложил мой дорогой Людовик.