Так поступал и старпом «Ворона», но команде казалось, что делал он это слишком часто и грубо, облекая свои выступления в очень ехидные формы. Его боялись и не уважали.
Старпом прошел на середину юта, к кормовому шпилю, и начал резко и громко бросать злые фразы:
Обед вы не заслужили! Корабль прибран плохо! Большая приборка продлевается еще на один час!
Он подождал, пока недовольно шевельнувшиеся шеренги замерли вновь, и раскатисто завершил:
Продолжить большую приборку! Р-р-разойдись!
Через час приборочные работы на «Вороне» все-таки закончились, и прозвучал сигнал: «Команде обедать!». Сигнал-то прозвучал, но к камбузу ни за первым, ни за вторым никто не подошел. Удивленный старший кок остановил пробегавшего мимо камбуза матроса:
Что случилось? Где бачковые?
А их и не будет, ответил матрос.
Почему?
Годки решили отказаться от пищи.
Зачем?
В знак протеста!
Старший кок немедленно доложил о тревожной ситуации дежурному офицеру. Тот, в свою очередь, старпому.
В полной мере оценив надвигающуюся опасность, старпом собрал бачковых и приказал получить обед. Бачковые выполнили приказ. Но за столы, на которых дымился разлитый в миски борщ и лежали ломти ржаного хлеба, никто не сел.
Запахло крупным ЧП. И даже не ЧП, а бунтом. Последний случай отказа команды от пищи был зафиксирован на Черноморском флоте в 1905 году на броненосце «Князь Потемкин Таврический». И вот теперь «Ворон, значит, Таврический»!
Командир корабля, узнав о случившимся, принял экстренные меры, Он всех офицеров послал в кубрики и сам спустился в низы с тем, чтобы убедить, уговорить, заставить матросов прекратить опасную демонстрацию. И, наверное, матросы уступили бы просьбе командира, и инцидент был бы исчерпан. Но все испортила болтливость сигнальщиков.
Флагманский сигнальщик после обеда и веселой беседы в кают-компании крейсера «Ворошилов» вышел на верхнюю палубу. Привычно окинув взглядом рейд, он обратил внимание на оживленный разговор между «Ворошиловым» и «Вороном», который стоял у Минной стенки.
Очевидно, сигнальщик с крейсера только что запросил своего приятеля о событиях на «Вороне». На что со сторожевика отсемафорили:
У нас гороховый бунт!
Не понял! замелькали флажки на сигнальном мостике крейсера.
Команда отказалась от пищи, пояснил «Ворон».
Как только флагманский специалист, прочитав семафор, доложил его содержание адмиралу, судьба экипажа сторожевого корабля «Ворон» была решена. Досталось всем! Старпома отправили в отставку по пункту «г», то есть без льгот и пенсии. С командира и замполита сняли по одной звездочке, и направили горемык с понижением на другие корабли. Старшин и матросов рассовали по одному на отдаленные точки, разбросанные по всему побережью Черного моря. Офицеры корабля получили назначения на непристижные должности, как на вспомогательных кораблях, так и на берегу.
Попал на берег и инженер-лейтенант Барсуков.
Такое изменение жизненного курса должно было бы порадовать молодого офицера. На берегу служба на много легче и спокойнее, чем на железе. А самое главное сухопутный моряк ежевечерне и по выходным дням радует своим присутствием домочадцев.
Корабельный же офицер лишен такой возможности. Даже если корабль не в море, а стоит у стенки, то он может быть дежурным кораблем или же входить в состав боевого ядра. В этом случае весь личный состав должен быть на борту. Да и в ситуации, когда корабль нигде не занят, на берег разрешается сойти лишь половине офицерского состава.
И тем не менее береговая упорядоченная жизнь Барсукова не радовала. На корабле служить было куда интереснее.
ДЕНЬ ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА
Известно, чем меньше моряк ходит в море, тем больше он его любит, тем больше кичится своей якобы просоленностью. А береговые моряки, те вообще снобы. Они вовсю подражают плавсоставу и очень стремятся походить на бывалых мореманов.
Вот и Барсуков в Камарах. Только снобизмом можно объяснить тот факт, что он взял и сшил вместе широкую белую и узкую голубую полосы из фланели и на белой полосе красной несмываемой тушью изобразил пятиконечную звезду и серп с молотом. Получился военно-морской флаг СССР.
Вот и Барсуков в Камарах. Только снобизмом можно объяснить тот факт, что он взял и сшил вместе широкую белую и узкую голубую полосы из фланели и на белой полосе красной несмываемой тушью изобразил пятиконечную звезду и серп с молотом. Получился военно-морской флаг СССР.
В субботу, накануне морского праздника, произвел Барсуков, как и положено на флоте, большую приборку. После чего сварил флотский борщ (отличается от обычного тем, что во флотский кладут копчености), приготовил макароны по-флотски и крепкий компот.
В воскресенье в 9 часов утра, в соответствии с Морским уставом, он совершил праздничный подъем изготовленного им военно-морского флага. В 10 часов, как старший на рейде, посетил старшину первой статьи запаса Николая Ромашкина и бывшего старшего матроса Василия Глебова. Поздравив ветерпнов-моряков с днем Военно-морского флота, он пригласил их к себе к 12 часам на праздничный обед.
Где матросы, там и травля! Камарские морячки не были исключением. Как только выпили по стопке, так и пошли травить флотские байки. Сухо- путный народ считает, что морская травля это веселое враньё. На самом же деле, в основе любой моряцкой побасенки лежит реальный случай. По морской традиции первым выступил младший по званию, то есть Глебов. Он поведал о своем вкладе в обеспечении безопасности кораблевождения.
Эсминец готовился к походу. На него грузили продовольствие. Молодой матросик с тяжелым мешком на плечах потерял равновесие на трапе. Чтобы не упасть в студеную воду, он сбросил мешок с сахарным
песком в море. Для составления акта о списании утонувшего сахара нужно
было достать мешок. На подъем мешка послали под корму корабля Василия, облаченного в легководолазный костюм.
Мешок он поднял. При этом был очень удивлен. Но не тем, что мешок был пуст, а тем, что киль эсминца почти касался дна, состоявшего из
винных бутылок. Это сколько же нужно было выпить, а затем утопить бутылок, чтобы так высоко поднять уровень дна?! Хотя следует иметь в виду, что корабли к этому старому балтийскому пирсу швартовались ещё с петровских времен.
Командир соединения, узнав о таком казусе, запретил кораблям с большой осадкой подходить к опасному пирсу. При этом он сказал:
Добрые люди сажают корабли на бары да банки, а мы чуть на бутылки не сели.
Эстафету подхватил Ромашкин. Он вспомнил, как однажды отметили день Военно-морского флота на плавбазе «Печора». За несколько дней до праздника корабль поставили на профилактику в уединенную губу. Кругом сопки, на фоне которых попыхивал дымком небольшой рыбокоптильный завод.
Моряки сразу же наладили смычку с заводом. Они заводу рабсилу и краску, завод им рыбные деликатесы. Смычка развивалась так успешно, что на день Военно-морского флота пригласили моряки заводских разделочниц и коптильщиц в гости на «Печору». Сначала был концерт, затем обед, а после обеда танцы. Танцы закончились быстро, поскольку гостьи как-то незаметно растворились в многочисленных помещениях корабля.