Хороший парень. Любит музыку, когда-то играл на пианино. Сейчас нигде не работает и не знает, куда себя деть. Не знаю, правда, как вы с ним решите вопрос с оплатой.
Не выясняя подробностей, Джеймс согласился. Он вырос на улицах Гарлема, все понял без лишних слов.
Виктор, дружище, пусть тебя это не волнует. Мы с твоим Френсисом сами обо всем договоримся, лишь бы он хотел учиться.
Мы ударили по рукам и пошли обратно в зал, где оставили Френсиса. По пути смеялись Джеймс любил сыпать шутками. У порога в зал я схватил Джеймса за борт пиджака.
Френсис сидел за пианино. Нажимал клавиши. Вокруг него стояли блестящие пюпитры и микрофоны на высоких подставках.
Та-та-та
Отсюда он нам был хорошо виден. Яркий свет с потолка лился на его бледное, подобное гипсовой маске лицо. Френсис нажимал клавишу, отрывал руку, плечи его под черной футболкой тяжело вздымались. Он хмурился, тряс головой, снова ударял клавишу и сильно нажимал педаль. Ему казалось, что не те, не те звуки издает инструмент. Френсис волновался, таращился на клавиатуру, недоумевая, сжимал кулаки поднятых рук, кусал губы. Лицо его кривилось словно от боли. Медленно разжимал кулаки, с дрожью снова касался пальцами клавишей.
Та-та Ля-ля
Он наклонялся и как-то странно поворачивал голову то в одну сторону, то в другую. Широко раскрывал рот, тяжело вздыхал, лицо его выражало какую-то нечеловеческую муку
Ва-а-у, протянул Джеймс.
Ля-ля Та-та
Глава 6
Сказать по правде, мне трудно работать с Френсисом. Иногда он вроде бы нормальный, а иногда замыкается в себе, утрачивает контакт с окружающим миром и даже начинает верить в свои фантазии.
Мы сидели в кабинете Джен. Она была в белом врачебном халате, еще не успела его снять, только что вернувшись из ку-ку хауз, куда попал ее пациент.
Во-первых, Виктор, повторяю еще раз, вы должны зарубить себе на носу главное: если человек попал в психиатрическую клинику, значит, у него определенно что-то не в порядке с головой, каким бы нормальным он ни казался. Во-вторых, то, что вы называете странностью, в «Руководстве по психиатрической диагностике» имеет свое название. Шизоидность. Запомнили? Ши-зо-ид-ность, она повторила по слогам. Это отклонение не такое разрушительное и не так ярко выраженное, как, скажем, шизофрения, и только хороший врач может его диагностировать. Но в целом вы все верно описали: такой человек ведет себя неадекватно, он не может укорениться в реальности, не может понять и себя самого, поэтому полностью уходит в мир фантазий. Кстати говоря, шизоидность сегодня широко распространена среди американской молодежи. Я недавно читала статью, где убедительно доказывается, что в последние четверть века вообще все психиатрические болезни в Америке заметно «помолодели»: среди молодежи всё чаще встречаются и шизофрения, и маниакальная депрессивность. Про наркоманию и суицидальность нечего и говорить, понятно и так.
Джен встала и, сняв халат, пошла к вешалке, чтобы повесить его на крючок. Тук-тук-тук короткие удары каблучков по полу за моей спиной. Вернувшись, поправила платье, а потом и волосы. В последнее время она стала чувствовать себя очень свободно в моем присутствии.
Когда мои дети учились в школе, к нам в дом приходили их друзья и подруги. Просили, чтобы я разрешила им некоторое время пожить у нас. Потому что родители, узнав, что их дети не такие, как все скажем, гомосексуалисты, или курят траву, или уродуют себя татуировками и пирсингом, устраивали им настоящую травлю. Вы себе не представляете, сколько среди этих подростков было шизоидов, таких же как этот Френсис! Азохун вэй
Глава 7
А на следующее утро в субботу я остановил машину в районе Вильямсбург, где проживают преимущественно евреи.
В салон через приоткрытое окошко ветер доносил крики ворон, кружащихся над высокими платанами и над крышей синагоги неподалеку. Двери синагоги порой открывались, оттуда выходили мужчины и женщины разных возрастов, некоторые с детьми. Джен была еще там, в здании. Была одна. Одна-одинешенька. Полчаса назад я видел, как она вошла туда, поздоровавшись с какой-то молодой парой.
О чем она молится там, в храме, где звучат томительно-протяжные плачи раввинов? Ходит ли она в синагогу, отдавая дань традиции? Для того ли, чтобы соседи не тыкали в нее пальцем, обвиняя в нечестивости? Чтобы встречаться там с преподавателями еврейской школы, где учились ее дети? Чтобы не терять нужные связи? Быть в толпе?
Что я знал о ее личной жизни, о ее семье? Как-то раз она рассказала мне о своей бабушке, которая чудом выжила в концлагере в Дахау, работая санитаркой в тифозном бараке. В преклонные годы бабушка заболела Альцгеймером, и родственники сдали ее в дом престарелых. Джен из-за этого долго мучилась чувством вины, хотя тогда была еще подростком. Описывая мне последние дни жизни и смерть бабушки, она, и спустя тридцать лет, немного разнервничалась.
Отец Джен, пока не вышел на пенсию, занимал какую-то административную должность в иешиве, мать была домохозяйкой. Еще у нее была старшая сестра Сара. По напряжению в голосе, с каким Джен разговаривала с Сарой по телефону, можно было догадаться, что отношения между сестрами не самые задушевные.
Мне был известен эпизод из ее неудавшейся попытки стать балериной. Неисполненная партия Одетты-Лебедя. Конфликт из-за этого с семьей. Наверняка она испытывала комплекс неполноценности чувство гадкого утенка, так и не ставшего прекрасным лебедем.
Непонятно, почему Джен остановилась на такой низкой служебной ступеньке, почему не пошла дальше по карьерной лестнице. Ведь могла бы стать и замдиректора клиники. Знаний и медицинского опыта для этого у нее предостаточно. Соблазнилась спокойной жизнью? Прогулки по бутикам, покупку модных тряпок, спа-салоны всю эту мишуру предпочла карьере?
Либо занималась семьей, детьми, не хватало времени на что-то еще. И так пошло-поехало. А когда стала любовницей Шварца, то и вовсе пропала необходимость напрягаться.
А детишки выросли. Старшая дочь уже улетела из дома; сын через несколько лет тоже улетит. Останется Джен одна, в пустом гнезде. Только сапоги-чулки. И старик Шварц.
Помню, в институте одна преподавательница, когда мы обсуждали тему «Кризис возраста у мужчин и женщин» и коснулись так называемого «синдрома пустого гнезда», делилась своими ощущениями, когда ее дети выросли и покинули дом. «Пропали запахи! В квартире пропали запахи моих детей! говорила она. Я ходила по квартире и все внюхивалась. Но дом стал пустым и чужим он не пах детьми!»
Я представил себе Джен в роли «нюхательницы». Дети разлетаются, и, наверное, пройдут годы, прежде чем они почувствуют острую тоску по оставленному дому и матери в нем
Плачь, Джен! Плачь! Вся твоя личная жизнь и с бывшим мужем, и со Шварцем это сделки, бизнес-контракты! Но пусть только Бог судит тебя за твою связь со стареющим мужчиной, у которого есть семья. Пусть только грозное пение раввина, обращенное к Всевышнему, пробуждает в твоей душе сожаление
Но мне ли, тайно преследующему тебя, осуждать твою жизнь? Я ведь тоже был женат. И, кстати говоря, изменял жене. А вот гляжу, гляжу с тоской, как ты сейчас выходишь из дверей синагоги, где умолкли молитвенные песнопения, где Богу было отдано Богово.
Ты в черном велюровом пальто и полусапожках. Поправляешь шапочку, перекидываясь словами с какой-то женщиной. Наверное, смеешься. Но твой смех до меня не долетает. Я слышу только вороний грай и гул проезжающих мимо автомобилей.
Ты киваешь головой быть может, тебя сейчас приглашают в гости на какой-то еврейский праздник. Будете пить кошерное вино и есть кошерные булки. Обсуждать свои дела: чье-то обрезание, или чью-то хупу в дорогом ресторане, или безобразия, которые творятся в благотворительной организации, помогающей жертвам Холокоста.
Между нами пропасти, которые не преодолеть никакому «Боингу».
Прощай, Джен!..
Она отходит в сторону, останавливается у самого бордюра, достает мобильник. Наверное, как и в прошлую субботу, вызывает такси.
Ждет, переминаясь с ноги на ногу. Слегка передергивает плечами. Зябко. Ноябрьский ветер. Тянет сыростью от черной земли и мокрого асфальта.
Туп-туп. Туп-туп. Каблучки сапог. И вдруг падает с нее черное пальто, подхватывает его сильным ветром и уносит куда-то за здание синагоги, за дорогу, за кусты. И сапоги улетают следом. И юбка длинная, и блузка всё, всё улетает, разрываясь на ветру в клочья!
И пам-пам-па плывет белоснежная Джен в балетной пачке. Пам-пам-па Руки ее трепещут, словно стряхивая с перьев капли воды, грудь волнуется, шея изящно выгнута.
Тихо, сумрачно на ночном озере. Тоскует Лебедь. Плачет ее заколдованная душа. Луна льет с неба свет, тонущий в озерной пучине.
И колдун Шварц бегает вокруг Лебедя, хохочет злобно. Кар-кар!..
Где же принц, юный влюбленный принц, который запустит стрелу и поразит черного Ворона?..