Итак, Майкл работал как волонтер, шатался по госпитальным коридорам и заходил в кабинет к Джен как раз в то время, когда у нас с ней были назначены супервизии.
Это был высокий парень двадцати лет, с густыми черными волосами на прямой пробор; женственная мягкость в чертах его лица была явно унаследована от матери. Во взгляде его темных глаз выдавалась какая-то надменность, самолюбование. Но, быть может, за этим фасадом нарцисса скрывался неуверенный в себе, закомплексованный ребенок?
С Джен он вел себя крайне раскованно, с его лица не сходила благодушная улыбка даже в те минуты, когда она выговаривала ему при мне за то, что на него уже жалуются из Отдела волонтеров.
После очередной взбучки Майкл обычно просил у нее денег на новую компьютерную игру или на ремонт своей машины, и Джен, грозно и обиженно сопя, доставала из сумочки портмоне.
Однажды, после того как Майкл нас покинул, получив от матери деньги, Джен стала оправдываться передо мной:
Я знаю, что это неправильно, понимаю, что слишком балую его. Нормальная мать так себя вести не должна. Мне об этом все говорят: и сестра, и дочка, и бывший муж. Майкл проблемный ребенок, не может ни в чем себя найти, не в состоянии к чему-либо привязаться.
Неужели его никогда ничего не увлекало?
Нет. Разве что когда-то он любил играть на барабанах, несколько лет посещал музыкальную студию, но потом бросил и это. Он ничего не хочет, но сам же из-за этого и страдает. Недавно я убирала в его комнате, нашла там блокнот с его стихами. Знаешь, о чем эти стихи? Даже не хочу тебе говорить Ладно, Виктор, давай обсуждать твоих пациентов. А то мы теперь занимаемся моими «аидише мамэ» проблемами. Как дела у твоего Френсиса? Его уже выписали из психбольницы?
Да, две недели назад. Швы сняли. Он перестал курить траву, ходит в студию к Джеймсу, играет на пианино. Короче, восхождение звезды продолжается.
Глава 10
Однажды во время ланча я вышел из корпуса подышать свежим воздухом. Вдруг увидел перед собой парочку: Френсиса и Майкла вместе!
Они стояли возле синей «Тойоты» Майкла и о чем-то разговаривали. Потом оба сели в машину и р-р-р уехали
* * *Значит так: панк-группа называлась Crazy Brothers. Как этого и желал Френсис.
Ударные и лирика Майкл Леви; клавишные и вокал Френсис Новак; гитара и вокал Фрэя Харрисон.
Потрясающая панк-группа с блестящим будущим: концертами, гастролями, CD-дисками, видеоклипами и прочими фейерверками и звоном литавр, сопровождающими жизнь звезд и поп-кумиров.
Где они встретили гитаристку и вокалистку Фрэю, я не знаю. Френсис сказал, что в баре, где она под гитару исполняла свои песни. Может быть.
Когда мы с Джен впервые раскрыли новосозданный веб-сайт новой панк-группы и увидели выложенные там фотографии музыкантов, Джен заметно помрачнела:
Какой ужас
Лично я ничего ужасного на тех фотографиях не обнаружил: два парня в драных футболках и с выкрашенными в красно-зеленый цвет волосами за инструментами; и девушка тоже в одной маечке с глубоким вырезом, в татуировках и с гитарой орет в микрофон.
На органе Френсиса тоже микрофон, и Френсис орет. Ну и микрофон перед лицом ударника Майкла. Словом, можно только представить, какой грохот стоял в студии Джеймса, где они теперь репетировали.
Какой ужас Джен не сводила с экрана компьютера взгляд, продолжая кликать мышкой, и новые снимки ребят в драных майках с выкрашенными волосами мелькали перед ней.
Вот они втроем в баре, пьют пиво из больших бокалов. А вот в какой-то беседке на берегу тоже с бутылками пива. На безлюдном пляже, все трое абсолютно голые.
Вот в какой-то убого обставленной комнатке в приюте, где жил Френсис, играют в карты на полу. Фрэя в разорванных чулках, в носу кольцо. Оба парня раздеты по пояс. На полу пустые бутылки из-под пива, пачки сигарет.
А вот сюжетный снимок: Френсис лежит на полу на спине, Майкл на нем сверху, душит его. Не поделили девушку, видать.
Он просит у меня тысячу долларов на запись их первого концерта. В какую сумму мне уже обошлась эта их музыка, ты себе не представляешь.
Она кликнула мышкой, и в кабинете стало тихо. Будто только что здесь, на столе, извергался вулкан и это извержение сопровождалось землетрясением под чьи-то вопли и вдруг тихо-тихо
Но ведь это хорошо, что твоего Майкла хоть что-то увлекло, задело. Кто знает, может, из этой затеи у них что-то получится. Во всяком случае, это его собственный выбор, сказал я.
Он просит у меня тысячу долларов на запись их первого концерта. В какую сумму мне уже обошлась эта их музыка, ты себе не представляешь.
Она кликнула мышкой, и в кабинете стало тихо. Будто только что здесь, на столе, извергался вулкан и это извержение сопровождалось землетрясением под чьи-то вопли и вдруг тихо-тихо
Но ведь это хорошо, что твоего Майкла хоть что-то увлекло, задело. Кто знает, может, из этой затеи у них что-то получится. Во всяком случае, это его собственный выбор, сказал я.
Когда-то я мечтала, что мой сын станет адвокатом или врачом. Ладно, в конце концов, он счастлив, ему хорошо, и это главное она вздохнула.
Глава 11
В клинике существовала добрая традиция: каждый год в конце мая для сотрудников устраивали пикник. В этом году местом для пикника был выбран парк в районе Park Slope. В ресторане были заказаны столы.
* * *День выдался тихим, почти безветренным. Выехали в полдень. Я предложил Джен место в своей машине. К моему удивлению, она сразу согласилась. Надо сказать, что в последнее время Джен словно забыла былые обиды и угрозы за мои «шалости и несерьезности»; только хвалила меня без меры и даже пообещала похлопотать, чтобы меня взяли в эту клинику на работу.
Мы о чем-то болтали. Джен покачивалась на сиденье рядом, а я краем глаза косился на ее белоснежные ноги. И с превеликим трудом преодолевал соблазн погнать машину куда-нибудь за город, в темный лес.
И вот кулинарная часть в основном была закончена. Сотрудники-гурманы в ресторане расправлялись с десертом, остальные прогуливались по парку.
Джен удалялась по тропинке вдоль берега озера, по которому плавали утки и лебеди. Непривычно было видеть ее в туфлях без каблуков.
Я догнал ее и, засунув руки в карманы джинсов, пошел рядом. Она даже не удивилась этому.
Еда была отвратительная, очень жирная. Теперь придется неделю сидеть на строгой диете, сказала она и в подтверждение своих слов погладила живот. Но что поделать, если наш директор любит такую жирную кухню. Ой, смотри! воскликнула она.
С противоположного берега к нам плыл лебедь. Белый, с длинным красным клювом. Вероятно, рассчитывая чем-то у нас поживиться.
Жаль, что у меня нет с собой хлеба или крекеров, Джен подошла к краю каменистого берега.
Лебедь приближался, уже были видны его часто двигающиеся под водой лапы.
Присев, она протянула к нему руку:
Плыви сюда, ко мне
Птица остановилась. Смотрела умными, внимательными глазами на сидящую перед ней женщину. И поплыл лебедь. Забил под водой лапами и, изменив линию изгиба длинной шеи, потянулся к руке. Сейчас коснется, ей-богу, коснется клювом ее ладони.
«Зачем ты меня преследуешь? Я не знаю тебя. Не понимаю тебя. Ты сумасшедший!.. Нет, ты коршун, уже целый год кружишь над моей душой. А я хочу жить, как жила. Я не хочу погибнуть в твоих когтях. Понимаешь? Не хочу! Не хо-чу»
Она трогала мои волосы, гладила по щекам
Ее платье валялось на полу, там же, где валялись и мои джинсы и рубашка.
И вся ее одежда теперь ей была не нужна! Расколдовали Лебедя. Груди ее белые, теплые, и живот белый, теплый, и плечи, и вся она белая. И не знаю я на всей Земле женщины белей Джен. И не хочу знать!
Свет луны лился через окно в комнату.
Гладь, гладь. Целуй. Здесь, и здесь, и здесь где хочешь
Потом Джен сидела, откинувшись назад, подложив себе под спину подушку. Свет я не включил, но мои глаза уже привыкли к темноте. Я видел ее профиль, ее плечи, покрытые черными пятнами ее волос.
Зачем мне это нужно, ты не знаешь?
Я молчал. Ожидал, что последует раскаяние. Всё как и положено: совершенный грех, потом раскаяние. Обязательная часть программы женщины, вступившей в скажем так, сомнительную интимную связь с мужчиной.
Она подтянула повыше к себе плед, словно желая спрятаться под ним.
Кстати, у меня двое детей. Я уже скоро стану бабушкой. И вот, приехали.
Хочешь чай? Кофе?
Нет, спасибо Сегодня пятница. Шаббат. Царица Суббота, помолчав, она вдруг запела что-то на идиш. Каждый Шаббат мы в семье пели эту песню. Мы с Сарой зажигали свечи и, накрыв на стол, ждали отца из синагоги. Он приходил, читал молитву и наливал в чашу вино. Потом мы ели халу, я всегда выковыривала из нее изюм, а мама говорила, что я сладкоежка и слишком переборчивая, а нужно брать то, что дают, хмыкнув, снова напела ту же песенку. Знаешь, о чем эта песня?