Нужна мелко сидящая фелюга, но идти по морю с тяжеленным ящиком опасно, может перевернуться. Кроме того, лодка должна придти когда золото будет у нас, а турецкий корабль уйдёт. Обычный в таких случаях казачий приём спрятать в воде, здесь тоже не годится. Найдут, да и не решает этот способ ничего. Будет лежать сундук в другом месте, но не у нас.
Сречко, тогда только в усы ухмылялся, поддевая:
Пустой мешок тяжелее полного?
То не наш мешок.
А что в вашем мешке, думаешь, не знаю? Дома тебе, небось, не пробиться, а здесь только и разговоров: «чет казаков Билого то, чет казаков Билого сё». Если голову не сложишь, домой со славой вернёшься.
Много сил стоило, чтоб лицо сохранить. Челюсти сжал так, что Грицко кашлянул, уберегая от необдуманных поступков. Таких разговоров мы не вели между собой никогда, но опытный налётчик проник в потаённое и от этого почему-то стало стыдно.
Когда отец отбирал казаков для отряда, то просил сопровождать до Афонского монастыря, чтоб сын исполнил обет, якобы матушкой даденный. Про восстание в Греции он уже прослышал.
Собирайся Миколка в свой поход. Пока ты сотник по нашим плавням грязь пластаешь, твою мечту в Петербурге никто не услышит, да и здесь продвигать тебя тяжёленько будет. Разговоры пойдут Билый сынка тянет, а если героем из зарубежья вернёшься, тут мать рот ладонью зажала и вон из куреня, батька даже бровью не повёл, а ты героем вернёшься! Ну, если казаков всех не растеряешь, и чего на шашку добудешь, то подъесаулом станешь. Это за год-полтора. Дальше моя забота и ни одна собака не гавкнет. Батько Швырь с тобой пойдёт, Гамаюн, Василь Довгий, остальных сам отберёшь из молодёжи. На советах всех слушай. Учти, каждый простую каменюку по-своему видит. В бою командуй без сомнений, ну да если б не был в тебе уверен, не послал. Нехай и в Европах про пластунов услышат.
Сказал просто, обычным голосом, как будто не в неизвестность посылал, а в родовой хутор. На улице чего-то делили куры, мукал телёнок, требовал мамку. У казака в глазах мир крутился. Мимо хаты в поводе вели лошадей два оружных казака, начинался обычный день казачьей станицы. Через пару дней она останется только в памяти. Станица-то никуда не денется, а вот пластунского сотника Миколы Билого в ней не будет. Суждено ли вернуться. Исповедаться нужно на дорожку и благословения испросить у батюшки.
Дозорный Сашко Гулый
Станица
Сереет в предрассветном свете белёный потолок. В углах тёмные пятна от пучков чабреца. Подушка пахнет лавандой и Марфочкой. Хорошо-то как!
В полумраке Марфа потянулась. Обдала дыханием горячим, наградила поцелуем страстным. Перехватило всего, скрутило. Что за баба. Сердце учащённо забилось. Не открывая глаз, потянулся губами, но нашёл пустоту. Марфа рассмеялась. Сидела уже в постели, скручивала волосы в узел, заколола деревянным гребнем. Глаза озорно блестели. В губах пухлых, расцелованных за ночь ещё один гребешок на два зубца, словно преграда какая-то. Сашко попытался притянуть к себе Марфу, но та ловко увернулась. Плечико ночной рубахи завлекательно соскользнуло. Однако, без помощи его рук рубаха сама не оголит полную грудь с тёмными кругами и крупным соском. По ночам он, иногда теряя голову, слишком сильно прикусывал этот волшебный сосок и после возмущённого стона старался зализать боль, ещё больше теряя связь с окружающим миром. Женщина замерла, прислушиваясь к чему-то. Запели первые петухи.
Пора тебе.
Успею.
Увидит кто, брехать будут лишнее.
Та нехай, Сашко пожал плечом и вытянулся на кровати во весь рост, давая понять что никуда не собирается уходить.
«Нехай», передразнила Марфа, ты парень молодой, женишься по осени, а я вдова честная, мне лишних разговоров не надо.
Тю, протянул Сашко, «жениться по осени»? Так невесту ещё сосватать надо.
Погоди, узнает Кириллыч что ты по вдовам бегаешь. Зараз сосватает.
Не по вдовам, насупился Сашко, мне ты люба Марфа. Краше тебя нет никого.
Заладил. Брехло.
А вот и не брехло, загорячился Сашко. Щёки его заалели. Марфа от души расхохоталась. Не удержалась, запустила руки в волосы, подёргала за волнистый чуб. Навалилась грудью, смотря в глаза.
Не брехун?
Сашко отчаянно затряс головой, потом сказал виновато:
Я ведь цветы тебе принёс, только забыл их на лавке.
Тю, протянул Сашко, «жениться по осени»? Так невесту ещё сосватать надо.
Погоди, узнает Кириллыч что ты по вдовам бегаешь. Зараз сосватает.
Не по вдовам, насупился Сашко, мне ты люба Марфа. Краше тебя нет никого.
Заладил. Брехло.
А вот и не брехло, загорячился Сашко. Щёки его заалели. Марфа от души расхохоталась. Не удержалась, запустила руки в волосы, подёргала за волнистый чуб. Навалилась грудью, смотря в глаза.
Не брехун?
Сашко отчаянно затряс головой, потом сказал виновато:
Я ведь цветы тебе принёс, только забыл их на лавке.
Так цветы до того дарят, а не после. Всему тебя учить что ли? Какие хоть?
Белые. А пахнут-то как.
«Белые», передразнила Марфа, злодейски, под чужими окнами добыл? Или ромашек в поле нарвал?
В поле, признался Сашко, с вечернего водопоя ехали, а они стоят и так пахнут Тобой пахнут.
Марфа не удержалась, тихонько стукнула по плечу, сказала громким шёпотом:
Ну неси, а то дети проснутся, скажут что леший снова приходил, да на лавке цветы оставил. Низки сделают. Я же голову сухой ромашкой мою. Так что и приятно, и полезно.
От бабы, чего только не придумают! Голову и то не просто, а каким-нибудь кандибобером моют! подумал казак.
Принести? приподнялся на локте Сашко.
Неси! Одевайся уже. Торопись.
Только Сашко не послушал, некогда ему было, в белых кальсонах и выскочил на улицу. Дверь хлопнула. Марфа покачала головой, улыбаясь: чумной, так и сгореть от любви может, впрочем такая мысль грела женское сердце. А Сашко кинулся к покосившейся от времени старой лавке, и вдруг замер истуканом. Переступил с ноги на ногу. Выпрямился. Высокий, худой. Гордый. Готовый ко всему. Чёрный кот, увидев его, выгнулся дугой на острой тычке плетня, принимая вызов, зашипел, царапая в щепу крепкую орешину, не удержался, сорвался и сиганул в лопухи с обиженным мяуканьем.
Под шелковицей на лавке с букетом цветов в руке, сидел сотник Билый. Курил, прикрывая большим пальцем огонёк трубки. Если бы не острый взгляд, с рождения Богом подаренный, и не заметил бы в тени человека. Размыт в предрассветных сумерках.
А штаны где? сотник кажется, удивился. И Сашко был готов поклясться, что в сумраке утра увидел мимолётную улыбку пластуна. Воображение дорисовало как гаснет она в пышных пшеничных усах.
К Марфе? задал свой вопрос молодой казак и на деревянных ногах прошёл к скамейке, присел рядом, не глядя на сотника. Грудь стиснуло так, что дышать стало трудно неуж-то не одного его в этом доме по ночам принимают? В голове молотом застучала кровь. Такому я не соперник. С таким и не порубишься. Страшно. Да и безнадёжно.
Не обмирай, к тебе я, хмыкнул пластун, словно мысли читая.
Ко мне? удивился Сашко, поворачиваясь. Привстал даже. Потом грузно сел. Шуткуете, господин сотник?
Ага. Нет чтобы перину мять, пришёл к чужому куреню трошки пошутковать. Нет, Сашко. Только мы пока не в строю, забудь про сотника.
Да, как же меня нашли-то, дядька Микола? Я ведь так ховался!
Батька твой, дай Бог ему здоровья на многие годы, указал. Вечером к вам пришёл, а батька твой прямо так и сказал, что искать тебя надо у вдовы Пидшморги Марфы. Прямая дорога.
Батька-а-а, протянул Сашко, и спина его выпрямилась, как оглобля. Зоркие глаза остекленели. Колени мелко дрогнули. Но справился с волнением, спросил, думаете, и мамка знает?
Так все в станице знают, пыхнул трубкой Билый, и я знаю, только думал, раньше уйдёшь. Сейчас бабы на дойку вставать будут. Дети тоже все знают, прозвище тебе придумали ладное.
Какое? насторожился казачок.
Леший, пожал плечом Билый, Сашко Леший.
Гулые мы, нахмурился паренёк, старая фамилия, знаменитая. Дедами прославленная ещё на Днепре. Ляхов, турок, татар рубили. Батька с братовьями черкесам спуску не давали. Никакой я не Леший. Негоже мне по другому зваться.
А хоть бы и леший, всё лукавому труднее найти тебя будет.
Сашко насупился, промолчал, зло прихлопнул комара на щеке. Глазами своими зыркнул.
Не нравится мне, и всё тут.
Привыкнешь. Что станица дала, то уже не исправить.
А я исправлю!
Ишь как запыхтел. Я думал ты знаешь, пожал плечом пластун. Так что без штанов? Решил и фамилию и прозвище оправдать?
Сашко опять вспыхнул, хорошо при таком свете не видно, промямлил: