Я думаю, что кажущаяся легкость приобщения к красивой жизни, развращает нынешних девушек. Многие из них считают, что не нужно учиться, не нужно трудиться. Достаточно лишь грамотно эксплуатировать свои прелести
Ты где-то прав. У меня есть знакомая девушка Машка. Родители хотят чтобы она, как было принято в советское время, поступила в институт, а уж потом, получив специальность, имела бы разные удовольствия на заработанные деньги. Машка с этим не согласна. Удовольствий она хочет сейчас. Это другая крайность. Ни образования, ни воспитания, ни голубых кровей, а дай все.
Курганец уточнил:
Это не просто крайность, это несчастье. Девицы подобного сорта часто обжигают свои крылышки, стремясь к эаманчивому огоньку счастья. Не случайно в демократической России алкоголичек, наркоманок, психичек стало намного больше, чем их было в Союзе.
Это верно. Я тебе скажу еще кое-что. Доля женщин отбывающих наказание в местах лишения свободы составляет 5,4% от общего числа заключенных. В СССР данный показатель равнялся 1,1%. Но, что интересно. Хотя тюрьма это не женское дело, и проституция не лучшее занятие для дам, современное устройство общества большинству молодых женщин нравится. И никакая социальная справедливость им не нужна. В пресный социализм их палкой не загонишь.
Почему ты так думаешь? засомневался гость. Эти молоденькие девицы и не знают, что такое социализм. Они в социализме-то и не жили.
А воспоминания старших?
Старшие вспоминают разное.
А искусство, литература того времени?
Высоким искусством и серьезной литературой современные девушки не очень-то интересуются. Кроме того, искусство того времени это, как правило. сладко отравленный источник, истины из него не изопьёшь. возразил гость. Шедевры, сработанные методом социалистического реализма, бессовестно приукрашивали, лакировали жизнь.
Это да, согласился хозяин. Но среди них часто из под лака проглядывала и проза жизни, показывающая, например, советскую
Метростроевка
женщину в натуральном, неприглядном виде. Все эти открытые стихиям, молодые трактористки, мускулистые метростроевки с отбойными молотками, девушки-геологи в обшарпанных спецовках с тяжеленными рюкзаками за плечами, несмотря на положенные по канонам соцреализма улыбки, цветы, жизнерадостные расцветки, не вызывали, даже в советское время, ни восхищения, ни умиления, но по недосмотру, иногда попадали даже в музеи. Одно из таких полотен экспонируется у нас в Курганской картинной галерее. Оно называется одним, но емким словом «Асфальтоукладчицы» и выполнено в жесткой реалистичной манере.
И что же на нём изображено?
Там на фоне бело-серого ландшафта тянется черная, дымящаяся полоса горячего асфальта, над которой крупно, во всю картину нависли три неуклюжие, объемные фигуры в жестких брезентовых робах. По белым платочкам, накинутым не головы фигур, можно догадаться, что это женщины.
В руки каждой женщины вложено тяжелое орудие труда: длинный железный стержень со скребком на конце. Этими скребками они укладывают и разравнивают асфальт. От жара, удушливого запаха, мускульного перенапряжения лицо каждой асфальтоукладчицы превратилось в багровое пятно, на котором вместо глаз две черточки, вместо рта узкая, как разрез, щель.
Это в какой еще другой стране могли бы так издеваться над женщинами? Да не в какой! Даже в самой нецивилизованной!
Действительно, срамотища. Ты знаешь, я много думал на эту тему.
И что же ты надумал?
А надумал следующее: женщине не нужны равные права с мужчиной, женщине нужна защита, забота, внимание мужчины. Когда женщины будут ухожены, обласканы, наряжены, когда они будут иметь много свободного времени, то от одного этого общество станет лучше, добрее, цивилизованнее.
Что-то ты, Саня, слишком преувеличиваешь роль женщины.
Ннчуть! Согласись, что в семье асфальтоукладчицы никогда не вырастит ни вторая Ахматова, ни вторая Уланова, ни вторая Вишневская.
Так-то оно так, но
Я думаю, что подошло время не пичкать девушек тангенсами, котангенсами. Пичкай, не пичкай, а они все равно в ученые люди не выходят. Па мне, так лучше пооткрывать для них что-то вроде институтов благородных девиц. Пусть облагораживаются. Пусть приобщаются к поэзии, музыке, танцам, живописи. Пусть изучают гуманитарные дисциплины, биологию.
Что-то ты, Саня, слишком преувеличиваешь роль женщины.
Ннчуть! Согласись, что в семье асфальтоукладчицы никогда не вырастит ни вторая Ахматова, ни вторая Уланова, ни вторая Вишневская.
Так-то оно так, но
Я думаю, что подошло время не пичкать девушек тангенсами, котангенсами. Пичкай, не пичкай, а они все равно в ученые люди не выходят. Па мне, так лучше пооткрывать для них что-то вроде институтов благородных девиц. Пусть облагораживаются. Пусть приобщаются к поэзии, музыке, танцам, живописи. Пусть изучают гуманитарные дисциплины, биологию.
Ветераны-авиаторы посидели молча минуту, другую, а затем Александр Иванович изрек:
Что-то я в последнее время часто впадаю в менторский тон: советую, учу, наставляю. От старости, наверное.
Наплюй ты, Саня, на все это резонерство. Давай лучше выпьем за нашу славную стратегическую авиацию.
Которую дурные демократы чуть было совсем не угробили.
Это точно. Спасибо коммунистам: успеди наклепать «белых лебедей». Новые-то хозяйчики за столько лет ни одного стратегического бомбардировщика не создали.
Да и не только бомбардировщика. Я смотрел статистику. В советское время 15 авиазаводов выпускали примерно 1500 воздушных судов ежегодно. Сейчас три уцелевших завода вымучивают 810 самолетов в год. Новым хозяевам для уничтожения могучего авиапрома хватило десяти лет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Нельзя дать всем все, ибо
всех много, а всего мало
МАХIM
Серьёзный подарок
МАРШ ХЕТАГУРОВОК
Луничев, не спеша, с задумчивым видом прошел в угол комнаты к небольшой, довоенных лет, тумбочке, осторожно приподнял стоявший на ней гипсовый бюст Сталина и мягко отставил его в сторону. Под скульптурой открылся хрустальный графин. Он был наполнен коньяком.
Жизнь Луничева стабилизировалась. К нему вернулась жена, которая в период его душевных нескладух ушла от него к своей маме. Нормализовалось и его здоровье, да так, что он снова стал употреблять спиртное. Поскольку жена была законченной противницей крепких напитков, то он вынужден был проявлять изворотливость и укрывать горячительные жидкости в несколько неожиданных местах: то в сливном бачке, а то вот под сенью вождя. Нацедив пол стакана пахучей жидкости (отечественные коньяки совсем испоганились, а на французские денег не хватало), он заткнул графин пробкой, поставил его на прежнее место и вновь накрыл изваянием великого учителя.
Прежде, во времена, последовавшие после разоблачения «культа личности Сталина», супруга Луничева сварливо настаивала на том, чтобы он убрал «эту гипсовую штуковину». Однако Луничев уперся и решительно пресек эти легковесные поползновения. Бюст остался на своем месте, в пику и жены, и тем гражданам, которые мобильно очистили все жилые и служебные помещения от изображений гения всех времен и народов. Бюст остался на своем месте, хотя с ним и были связаны не совсем приятные воспоминания.
Среди сокурсников, слушателей Военной академии, старший лейтенант Луничев авторитетом не пользовался. Какой там авторитет, если при его простецкой физиономии и двусмысленной кличке Луня, он имел еще и незавидную славу стукача, которую приобрел из-за однажды свершенного им сексотского поступка. Доносчиком он стал не потому, что был скотиной или карьеристом, или фискалом по натуре, а только лишь в силу своего природного идеализма, ростки которого густо проклюнулись в его душе еще в раннем детстве.
Папа Луничева, рабочий завода «Серп и Молот», был партийцем. Он учился в вечерней партшколе при райкоме ВКП (б), выписывал газету «Правда» и держал в тумбочке, на которой теперь стоял бюст Салина, небольшую стопку книжек. Эти книжки были неинтересные, без картинок и, наверное, не совсем правильные потому, что как-то вечером папа отобрал несколько книг, завернул их в газету и потихоньку вынес на помойку. Из родительских разговоров маленький Луничев понял, что дядя Пятаков и дядя Рыков, которые и написали эти книжки, были плохими дядями.
Утром, уходя на работу, родители оставляли своего сыночка дома. За ним присматривала соседка, бабушка Фрося. Наигравшись в кубики, повозившись с заводным танком и постукав в мячик, ребенок в поисках развлечений, начинал озорничать. Он, например, забирался на стул и принимался за граммофон, который стоял на столе. Завести пружину музыкального агрегата малыш не мог, но он все равно ставил на диск свою любимую пластинку про Дальний Восток, опускал иглу и начинал указательным пальцем вращать диск граммофона. Звуки при этом рождались кошмарные. Жестяная, голубая труба то завывала, то взвизгивала, то гудела, но юный озорник все же получал удовольствие, умудряясь улавливать в этой несусветной какофонии жизнерадостно-маршевую мелодию. Мальчик знал, что эта музыка называется «Марш хетагуровок», а вот, что такое «хетагуровка», он точно не ведал, но считал её какой-то машиной, типа трамбовки или камнедробилки, что днями гремела у них под окном.