Дениска радуется. Его обволакивают эмоции. Он теряет над собой контроль и весь шар земной облетает его выкрик:
Во, попёрло!
Борзописцы как-то пропустили (не придали, наверное, значения) один инцидент, можно сказать, крохотный казус, приключившийся во время визита гостя из Первопрестольной на рыболовецкую шхуну. Стоит, значит, на верхней палубе принаряженная толпа (якобы, экипаж) и преданно таращит глаза на Дениску, который и так перед ними повернется, и эдак, стало быть, пыжится. И тут, откуда ни возьмись, на первом плане появляется мужичок в замызганной рыбацкой робе. Он, икнув в сторону, отчего толпу обнес специфичный запах, начал речь:
Ты, любезный, не сумлевайся Мы ведь что Мы ведь народ податливый, малость кумекающий. Как нам скажут Полюбили твоего Попечителя, полюбим и тебя, поганца этакого
Денискин шеф протокола аж позеленел, ибо он понял, что в его списках сего оратора не было и не могло быть. Воевода Дарьин, прячась за спину гостя, засмущался, отступил назад, достал платок (подарок очередной любовницы, а, возможно, и братков-подельников) и приложил к своему благородному носу: запашок, идущий от оратора-земляка, столь свеж и до того ядрен, что его чуткое обоняние не в силах выдержать такого испытания.
Мужичок же, просморкавшись прямо в ноги гостям и густо дыхнув в ту сторону, продолжил речь:
Живем, а и, правда, мы, надо сказать, хорошо, даже великолепно, однако одно худо, заметив на лице гостя налетевшую тень неудовольствия, решил исправить впечатление. Ну Это Не то, чтобы совсем худо, а так чуть-чуть Край-то наш рыбный, а рыбки в магазинах тю-тю Уплывает, значит, рыбка-то наша Куда? Того я не ведаю, а вот воевода наш
Толпа каким-то непостижимым образом дружно раздвинулась, потом сдвинулась, поглотив в своих недрах оратора, не оставив после него даже национального запашка. Мистика? Ну, уж нет! Результат действия шефа протокола, который, очухавшись от подобной дерзости, принял меры, а стража их реализовала.
А на другой день Дениска уже на крайнем севере. И здесь глубокомысленно важничает; ходит, а грудь колесом; пробует, закидывая головёнку назад, смотреть на толпу сверху вниз, снисходительно, стало быть, но это ему не дается, потому как североморцы не народ, а косая сажень в плечах, богатыри, короче, еще те, однако, смущаясь, стоят на полусогнутых, чтобы свое превосходство над гостем не бросалось сильно в глаза. И Дениске чудится, что он умнее всех, сильнее всех, выше всех, уже мнит себя не иначе, как национальным героем.
Не мог не заглянуть Дениска и к подводникам, стражникам морских рубежей великой державы. Поднявшись на верхнюю площадку атомной подлодки, крепко держась левой дрожащей рукой за поручень, он неожиданно поднял вверх кулачок правой руки и кому-то помахал им. Другой мир, увидев в телевизорах сей знак, ахнул и задался вопросом: что бы это значило? Кабы кулачком махнул на рыболовецкой шхуне, то в пот бы никого не бросило. Тут же
Потом господин Маркин, воинственно настроенный придворный политолог, разъяснит:
Младший друг Великого Правителя поднятием кулачка прозрачно намекнул: не злите, а то ведь можем и жахнуть. Никому мало не покажется.
Отсюда мой вывод: не зря, ой, не зря другой мир хорошенько пропотел.
Спустя несколько дней, борзописец, представляющий другой мир, предложил дать комментарий Путинцеву. Тот, коротко хохотнув, мрачно изрек:
Что, наклали в штаны? после паузы добавил. То ли еще будет, когда
Фразочка была оборвана, но борзописец все понял без слов.
Через неделю, а, может, и раньше, Денискин ковер-самолет приземлился в краю, именуемом исстари «каменным поясом» державы, на границе двух континентов. Народ здесь обитает своеобразный, о чем Дениска знает; ему, Дениске, тем более важно заручиться поддержкой таких своенравных, довольно мрачноватых аборигенов. Заручился? Растопил их твердокаменные сердца? Даже придворная камарилья не смогла однозначно ответить. С первых шагов по «каменному поясу» что-то не заладилось. Руководство одного местного телеканала, стремящееся продемонстрировать особый взгляд на вещи, обратилось к уже известному нам шефу протокола.
Челом бьем!.. Нижайше просим включить в свиту сопровождения высочайшего гостя нашу съемочную группу.
Шеф протокола нахмурился, из чего следовало сделать вывод: даже нижайшая просьба ему не понравилась, более того, показалась дерзостью.
Зачем? коротко, но ёмко спросил он.
Руководство телеканала смущенно замялось и стало что-то мямлить:
Нужна Ну Это самое Картинка, дока телевещания знает, о чем речь. Как без нее?
Дадим, усмешливо пообещал шеф протокола, и картинку дадим, и комментарий свой дадим, всё дадим, готовенькое дадим.
Но, сварливое руководство телеканала предпринимает последнюю попытку, у нас особый взгляд
Шеф протокола, услышав, развеселился.
Эх, провинция! «Особый взгляд»? Это у вас, что ли? он ткнул перстом в сторону двери. П шел с «особым взглядом» на
Последнее слово, составленное из трех букв, я не решаюсь повторить.
Однако, отдаю должное, во всем остальном Дениска сильно старался. Зачем? За тем же, что и в других краях: заручиться любовной поддержкой теперь уже горнозаводских аборигенов. Престарелый, но по-прежнему шустрый краевой воевода Эдгар Эдуардович Стессель, загадочно ухмыляясь и подмигивая, сверкая на солнце золотым шитьем, везде следовал за Дениской по пятам: угодливо внимая и подобострастно заглядывая в рот залётной столичной пташке, готов был торжественно рапортовать обо всем и везде. Но мало Дениске изустных рапортов.
Покажь, сурово требует от воеводы, как реализуешь национальный проект «Здоровье»!?
Спина воеводы, похрустывая старыми косточками, обретает форму дуги.
С превеликим удовольствием, многоуважаемый Денис Александрович! не переводя дыхания, гаркает Стессель.
Воевода щелкает пальцами, перед гостем и перед его свитой вырастает тотчас же кортеж из множества иноземных карет (их Дениска в обиходе называет «крутыми тачками»). Не проходит и минуты, а кортеж уже мчится по вылизанным полупустым улицам горнозаводской столицы. Городовые при полном параде и со счастливыми лицами козыряют проезжающему гостю, редкие прохожие, особенно дамочки, машут в след холеными ручками и посылают воздушные поцелуйчики.
Люблю, говорит гость, когда во всем порядок.
Гость милостиво треплет воеводин загривок и улыбается.
Рад стараться! вновь гаркает Стессель, растаивая как медовый пряник на солнце.
А что, спрашивает Дениска, живете, гляжу, без пробок?
Так точно, без пробок! спешно подтверждает воевода, а сам продолжает загадочно ухмыляться чему-то.
Ну и молодец, говорит Дениска и покровительственно хлопает воеводу по старческому плечу.
Рад стараться!..
Не ори, мягко укоряет Дениска, так-то Могу оглохнуть
Стессель переходит на полутона и начинает оправдываться:
Это я из величайшего почтения к Вашей драгоценной особе Не велите казнить, ежели переусердствовал малость
Дениска кивает и ласково говорит:
Прощаю, мошенник ты этакий, потом, вздохнув, возвращается к ранее заявленной теме. А вот в Первопрестольной совсем не так Нет порядка в Первопрестольной.
Горнозаводской воевода округляет в ужасе глаза и с придыханием спрашивает:
Неужто Вы?.. И пробки?!
Хе! отрывисто хохотнул Дениска в ответ. Я, слава Богу, нет, но вот теща
А что теща?
Жалуется
Ваша теща? Она и застревает в пробках?!
Бывает
А Где стражники с мигалками и матюгальниками?
Увы, Дениска огорченно разводит руками, моя теща не входит в список особо охраняемых персон нашей державы.
Стессель, чтобы потешить душу гостю, искренне возмущается.
Непорядок! Безобразие! Не градоначальник у вас, а рохля! Будь я на его месте!.. Да я б
Остынь, голубчик. Что можешь сделать, если список
Горнозаводской воевода продолжает с еще большей страстностью возмущаться:
Список? Бумажка и только! Да я б вашу драгоценную тещу, по крайности, он протянул вперед дряблые свои лапы, вот на них носил и был бы при этом безмерно счастлив. Ведь почитание тещи это явный и неопровержимый факт глубочайшего почитания ее зятя.
Намёк был понят теми, кому адресовался. Дениска разомлел до того, что потрепал реденькие и седенькие волосенки воеводы.
А ты, поощрительно сказал он, ушлый.
Покорнейше благодарю, многопочитаемый Денис Александрович, воевода, смутившись, опустил глазёнки. Таким уж уродился.
Кортеж остановился напротив помпезного дворца, на высоком крыльце которого столпился народ. Стессель пояснил:
Главный управитель богоугодного заведения и его паства.