Его вера была по-прежнему крепка, крепка, словно гранит, и незыблема, как та же скала, но его прежде твердая уверенность в том, что он должен беспрекословно и безоговорочно принимать все ниспосланное ему небом, пошатнулась Чаша его душевных страданий переполнилась Любовь земная потеснила в нем любовь к Всевышнему Он роптал
О, Аллах, говорил он, едва заметно шевеля тонкими, обветренными губами. К тебе обращаюсь, о, Господин наш, Великий, Всемогущий! К тебе, который над нами, к тебе, не оставляющему милостями своими праведников, и примерно наказывающему ослушавшихся! О, Создатель, в назначенное нам тобою время призывающий нас, рабов твоих, к себе! В твоих дивных, заоблачных садах, плоды которых, восхваляя тебя, вкушают достойнейшие, несть числа прекрасным цветам, вид которых ласкает их взор и успокаивает душу. Но, обратив однажды свое высочайшее внимание на меня, верного слугу твоего, Ты посчитал, очевидно, что цветок, который растил я в доме моем, лелея его и согревая на своей груди, достоин большего, нежели ему может дать простой смертный. О, Творец, поистине счастлив будет тот герой, который, сорвав мой цветок, станет вдыхать его аромат, касаясь его лепестков своими губами! Но не кажется ли тебе, О, Господин наш, что Я, верный слуга твой и воин, имел полное право первым предстать перед тобой? Смело, и без сожаления ступив на дорожку, ведущую к Высокому Трону твоему, дорожку, сплошь усыпанную перлами и драгоценными камнями? Почему же ты позволил опередить меня юной, чистой, безгрешной душе? В недобрый, видно, для меня час ты обнаружил, что краса цветов из вышних садов твоих меркнет в сравнении с красою цветка души моей Я не мог нарадоваться, глядя на ту, которую ты взял у меня, говорил он, обращаясь к Аллаху и тяжело вздыхая. Видно, слишком мила была она моему сердцу Так мила, что любовь моя к ней заслоняла собой все. И землю под моими ногами, и небо над моею головой О, Великий, Всемогущий! Может ли и должно ли быть так, что если чего-то много, больше, нежели отведено, установлено и определено тобой нам и всему иному, всему, что видит твое всевидящее око, должно ли это означать, что все то плохо?
Внезапно память вернула его на много лет назад Он увидел себя в кругу своих сверстников, таких же, как и он, мальчишек, детей знати, стоящим посреди огромного, как казалось ему тогда, сада Чудного сада с растущими в нем персиковыми деревьями Пока его товарищи, веря в свою безнаказанность, и ничуть не смущаясь, вовсю угощались сочными фруктами, он с удивлением и вдруг возникшим в душе его чувством жалости оглядывался по сторонам Ему нигде и никогда, даже на Большом городском рынке, в разгар сбора урожая, не приходилось еще видеть столько персиков Деревья были буквально усеяны ими. И, казалось, не меньше плодов, осыпавшихся с них и разбившихся при падении, лежало возле них на земле. Отягощенные непомерным грузом, ветви деревьев клонились книзу, ложась на каменистую почву; и многие, очень многие из них, не выдержав веса плодов, были расщеплены и сломаны Много, слишком много было их, тех прекрасных плодов
Он поднес руку к лицу и коснулся пальцами вдруг отчего-то занывшего шрама на брови. Небольшого, и не очень заметного Шрам остался от удара плетью, который нанес ему в том же саду, и в тот же час, слишком рьяно выполнявший свои обязанности сторож.
Когда их всех застали врасплох и его товарищей по играм бросились врассыпную, он, сын господина, посчитал зазорным для себя удирать. Удирать от человека, не узнавшего его и направившего на него своего разгоряченного коня
Помнится, в тот день он дал себе клятву, что больше никто и никогда не коснется его рукой или чем-либо еще, если только он сам того не захочет
Спустя годы, не совладав однажды с переполнявшим его юношеским честолюбием, он приказал найти и доставить к нему некогда ударившего его человека.
Узнаешь меня? тихо спросил он, коснувшись шрама на брови, застывшего перед ним на коленях согбенного старика. Узнаешь? Ну, не молчи, не забирай мое драгоценное время!
Да, я узнаю, тебя, о Великий Хан, ответил тот, склоняя седую голову в ожидании столь неожиданного настигшего его наказания. Молю тебя о прощении, о, Великий Хан
Держи! услышал тогда старик его голос, звучавший негромко и бесстрастно. Это тебе! И, глухо ударившись о покрывавший пол роскошный ковер, к нему покатилась полновесная золотая монета.
Благодарю тебя! удивленно воззрился на него приготовившийся к худшему старик, придя в смятение, и в волнении позабыв о титулах. Да ниспошлет тебе Аллах за милость твою Он хотел продолжать но, подчиняясь нетерпеливому жесту руки господина, тут же замолчал. И, не переставая кланяться, попятился к выходу.
Великий Хан, повторил он после этого про себя, глядя вслед поспешно и со слезами на глазах удалявшемуся, сгорбившемуся под тяжестью прожитых лет, человеку. Великий Хан благодаря также и тебе, старик
Тогда его дочь еще только-только появилась на свет, и мир полнился слухами о его необыкновенной милости и щедрости
Так образы далекого и недалекого прошлого, возникнув в его памяти, проходили перед ним, сменяя друг друга, словно живые И последним из его воспоминаний было вот какое.
Ему почему-то вспомнилось, как однажды, проезжая в окружении свиты верхом на коне мимо мастерских ремесленников и гончаров, он встретился глазами с человеком в измазанном глиной переднике. Глинобитных дел мастером, занимавшимся формовкой черепицы. Ему показалось, что в этот самый миг рука того человека дрогнула отчего-то.
Теперь от его пальцев на податливой глине останется след, подумалось ему тогда. И на тыльной стороне уже готового, обожженного изделия след этот сохранится очень надолго. Пока сама эта черепица не рассыплется в прах. Что ж, пусть будет так. Пусть будет так
Там, куда он затем вернулся, по-прежнему ярко светило солнце, слышался шум одна за другой набегавших на берег волн, людской говор и веселый детский смех. Там были его дочери, их мать, он сам. Там было море Только вот в руке у него ничего уже больше не было
Но он знал, что много еще в мире есть такого, что может заставить учащенно биться его сердце. Биться, то сжимаясь при виде чужого горя и замирая, то стремясь вырваться из груди от радости и счастья, и лететь, лететь, подобно птице, в небесную высь Он знал, что так будет, пока есть он, его душа, а в ней есть то, что называется словом ЛЮБОВЬ. Значит, так будет всегда, думал он. Значит, так будет вечно
Посланник Большого Отца
Глава первая. Сытный обед плотоядной прародительницы раффлезий. Кровавое сражение у прадавнего ручья
Пылающий диск солнца неспешно выплыл из-за отдаленных, еще укрытых голубоватой тенью скалистых гор, и, осветив грандиозную панораму дикого и прекрасного изначального мира, направил свою золотую ладью в нескончаемый путь на Запад.
Торопя сонное утро, светлый день простер над первобытными джунглями ослепительно белое крыло, чтобы несколькими его взмахами вернуть желанную свободу недавним пленницам ночи ярким, не знающим полутонов, первозданным краскам. Вырвавшись, наконец, из цепких лап завистливого и скупого мрака, те купались в лучах солнца и каплях росы; переливаясь и играя всеми цветами радуги, словно россыпи драгоценных камней. Сливаясь и накладываясь одна на одну, их цветовые гаммы слагали торжественную симфонию света Которая, исподволь набирая темп, очень скоро должна была зазвучать в полную силу
Пока же её несколько приглушала неплотной пеленой застывшая в воздухе казавшаяся невесомой белесая дымка. Образованная испарениями, подымавшимися с болот, с отягощенной влагой покрытой темно-зеленым глянцем листвы и стеблей травы, земли, на открытых местах просыхающей буквально на глазах и уже покрывающейся под жаркими лучами солнца тонкой серой коркой. Но и эта дымка, последняя из одежд минувшей ночи, с каждой минутой таяла, эфемерной паволокой повисая на кронах гигантских деревьев, ветвях кустарников, причудливых выступах скал. Таяла, неохотно являя взору фантастические картины торжества нового дня и новой жизни
Так наступал, бесцеремонно вторгаясь в последние темные убежища ночи и обрывая, походя, клочья истлевшей завесы неведомого с того, что было повержено в ходе разыгравшейся накануне ночью драмы и того, что уцелело, обещавший быть погожим и знойным, новый день.
Несколькими часами ранее эти сияющие ныне высокие небеса обрушились на землю сокрушающей лавиной воды. Казалось, от нее нигде не было спасения бурлящие потоки проливались и сверху, и снизу, и поэтому тот, кто отважился тогда сделать глубокий вдох, уподоблялся вдыхающему в водопаде или в волнах цунами
Низвержение огромных масс воды сопровождалось непрерывными вспышками молний, на короткий миг пронзавших всякий раз стремившуюся вернуться темень и придававших всему вокруг неестественное, фантастическое, жуткое свечение