Что ты говоришь?! Оплачивать работу по курсу доллара? Это клиника. Доллар сегодня не дороже мусора, а ты привязываешься к баксам! Хочешь убить меня? кричал он по мобильнику и, не поздоровавшись с рабочими, прошел в свой кабинет.
Старик вытащил из станка первую деталь и стал штангерциркулем проверять размеры. Руки предательски тряслись, но размеры были точные, в середине допусков, так, как он любил.
А что, мы с тобой еще кое на что способны, обратился он к станку и похлопал его по боковине. Молодец, не подвел меня, тем более в такой день.
Мотя одобряюще фыркнул, а, возможно, это только показалось старику.
Работая по 12-14 часов на заводе, Алон уже давно был чужаком в своей семье. Жена мало интересовалась диаметрами, допусками и фасками. Ее больше волновала прибыль, которую приносил завод. Вернее то, что можно купить на эти деньги, вызывая зависть подружек. Сыну старик пытался привить любовь к металлу и точной обработке. Они даже некоторое время работали вместе. Но когда знакомые стали искренне интересоваться состоянием здоровья старика, он почувствовал что-то неладное. Потом выяснилась и причина такого беспокойства.
Скоро отец умрет, и я стану хозяином завода! хвастался юный наследник перед всеми, кто хоть раз с ним поздоровался.
Так уж получилось, что кроме Моти не с кем было старику поговорить по душам.
День продолжался в своём рабочем ритме.
Марокканец, запустив очередную деталь, успел смотаться к «девочкам». Это заведение стыдливо называли здесь "махон" (институт здоровья). Вернулся разрумянившийся и подобревший. Приглушив радио, он сообщил Феде, что в махоне появились новенькие: пухленькие блондинки с Украины. Ласковые и страстные.
Федю женщины давно уже не интересовали, но в знак солидарности с коллегой-марокканцем он отпил из своей бутылки два внушительных глотка за здоровье всех блондинок мира и убавил звук ностальгической российской музыки.
В образовавшемся песенном затишье был слышен только ровный гул станков и щебет женщин.
А я Моше показала счет за электричество, так много набежало из-за этих кондиционеров! Он взял вроде разобраться, а вчера вернул оплаченную квитанцию. И ты так сделай.
Я бы сделала. Да после поездки в Эйлат, мой все жалуется, что денег нет.
Да брось ты его на фиг! Если я в свой сороковник имею в месяц от Моше тысячу, а то и полторы, то тебе тридцатилетней бабе, смешно теряться.
Да как-то неудобно, Фира. Он мне кровать двухспальную купил недавно, а я бортану его.
Выбросьты эти глупости из головы. Сразу видно рашен-деревяшен.
Марокканец, помешивая кофе в полиэтиленовом стаканчике, подошел к дамам, вооруженным напильниками.
А правду говорят, что русские мужики слабы в постели? с усмешкой обратился он к Томе и ущипнул ее за аппетитный бок.
Иди к станку, кобель! с удовольствием взвизгнула она. Все не насытишься никак.
Из кабинета показался Орен. Прижавшись ухом к трубке телефона и разговаривая с кем-то, он протянул старику бумаги и пальцем показал, где надо расписаться.
Что это? спросил старик.
Да тебе какое дело? Все равно не понимаешь!
Ты прав, старик поставил подпись.
Вот и плохо, что тебе все равно! закричал хозяин.
Старик попытался возразить, но понял, что Орен говорит не с ним, а по телефону. Забрав бумаги, хозяин скрылся в кабинете, так и не взглянув на своего бизнес-партнера.
Рабочий день подходил к концу. Марокканец подсчитал наличку и понял, что сможет еще раз посетить "девочек". (Кредитные карточки махон не принимал).
Федя тоже полез в карман и достал свои банкноты. Денег не хватило даже на бутылку третьесортной «минералки».
Вот и прожит день, философически заметил Федя. Жизнь летит, как птица, а мы все крутимся и вертимся Горло не на что смочить
Сколько не хватает? участливо спросила Фира, открывая кошелек.
Десять "шакалов" до получки, сразу повеселел рабочий.
Девочки сбросились по пять шекелей, вручили Феде, спрятали напильники, руки смазали благоухающими кремами, а личики помадой и румянами и запорхнули в машины к ухажерам.
Все стихло. Тишина угнетала старика. Он привык к шуму. При однообразном урчании станков он чувствовал себя спокойно и уверенно, и даже радио не так мешало ему, как тишина. Но старик продолжал сидеть на стуле.
Наконец, дверь кабинета хозяина открылась.
Сидишь? А я-то думал, ты забыл, что сегодня четвертое июня, впервые за день, а может и за год, хозяин обратился к старику по-человечески.
Наконец, дверь кабинета хозяина открылась.
Сидишь? А я-то думал, ты забыл, что сегодня четвертое июня, впервые за день, а может и за год, хозяин обратился к старику по-человечески.
Орен, как можно забыть? Я ждал, пока ты освободишься. Сейчас достану чайник и газету.
Он вытащил из железного шкафа с инструментами старый алюминиевый чайник и завернутую в полиэтилен вырезку из газеты. Налил в чайник воду, поставил его на газовую плиту. Орен достал дешевое печенье и пирог фабричной выпечки.
Вот еще год прошел, начал он дежурный монолог, а мы все бежим куда-то, суетимся, как куклы заводные. Двигаем руками, ногами, пока завод не кончится. Всю жизнь одна работа, прибыль Хотя бы сегодня остановимся, подумаем продолжал он, нарезая пирог большими кусками.
Старик его не слушал. Он внимательно разглядывал газету от 4 июня 1967 года, на первой странице которой была помещена большая фотография со статьей. С выцветшей картинки смотрели трое красивых молодых солдат, сидящих возле походного костра. И только благодаря чайнику на переднем плане, тому самому алюминиевому чайнику, который кипел сейчас на газовой плите в кабинете Орена, можно было догадаться, что двое из запечатленных на фотографии находятся сейчас в этой комнате.
Репортер писал о трех товарищах, привезенных в Израиль из Европы, где они чудом уцелели в Холокосте.Ребята взяли вместо галутских израильские имена Орен (сосна), Алон (Дуб), Ор (свет). Учились в университете,а в настоящий момент были призваны на сборы резервистов в Армию Обороны Израиля.
Ор погиб через три дня после приезда фотожурналиста. Никто не знает, где он похоронен, да и некому было узнавать. Родители погибли во время Холокоста, жениться не успел, детьми не обзавелся. О погибшем друге помнили только двое: хозяин и старик. И вот этот чайник
Так и повелось, что в память о товарище они собирались каждое четвертое июня, кипятили чай в походном чайнике и вспоминали свою молодость.
Старик внимательно читал статью, как будто видел ее первый раз. Журналист описывал их планы и надежды.
Они мечтали получить образование, открыть завод, обязательно военный, чтобы Армия Израиля была оснащена самым лучшим оружием, жениться, построить дом, завести детей, но главное: создать свою страну, не похожую ни на одну другую.
Орен, а ведь все сбылось, о чем мы тогда мечтали, вдруг удивленно воскликнул старик.
Все сбылось, уверенно подтвердил Орен.
Тогда почему же мне так больно?..
А солнце уже скрылось за водонапорной бочкой, чтобы завтра утром вновь показаться над цистерной цементного завода
Справка:В Израиле распространена система, которая называется аутсорсинг. При ней большой завод дает заказы малым заводам-подрядчикам. На таком мини-заводике может работать от пяти до тридцати человек. Владелец завода часто не только выполняет руководящие функции, но и сам трудится у станка
Запоздалое знакомство
Якову, который мог быть моим другом
Я познакомилась с ним после его смерти, потому что при жизни мне не хватило на это времени.
Что я знала о нем? Сосед. Снимает квартиру этажом ниже. Художник, рисует цветы. Живет вместе со взрослой дочерью, помогает ей учиться. Подрабатывает уборками в супермаркете, а по пятницам моет лестницу в нашем подъезде. Мы прожили рядом пять лет. Но всегда находились причины отложить знакомство на потом.
Первый раз я зашла в его квартиру на Шиву*. Хотя он много раз приглашал меня посмотреть его картины. Яков рисовал мир таким, каким видел его: изящным, гармоничным, нежным и очень хрупким. Цветы, что может лучше передать смелость и недолговечность красоты? Картинами были увешаны все стены. Сочные, жизнерадостные краски полотен еще больше подчеркивали убогую обстановку съемного жилья.
По традиции на Шиву приходили сослуживцы работники супермаркета. Они тоже не подозревали, что человек, ловко орудующий шваброй, мог так же мастерски работать кистью. Когда рождались эти сюжеты? Когда он подметал пол между полками, вытряхивал мусор в большие, разноцветные пакеты или когда ехал в автобусе домой? Теперь им этого уже не узнать. Жаль, что они видели только серый халат и резиновые перчатки, что в короткие перерывы названивали по мобильным, а после окончания рабочего дня сразу же убегали домой. Пара брошенных слов, задержавшийся взгляд могли сделать их жизнь намного интереснее.
Как-то на праздник он подарил мне небольшой этюд. Интересно, где он? Скорее всего, до сих пор лежит в коробке, в то время не нашлось нужного гвоздя, а потом забылось. Надо отыскать и повесить как память