Далее следовал официоз сыпались смс от партнеров мужа и их общих друзей. Их она вообще никогда не читала. Все это были поздравительные отписки. Кира всегда полагала, что их ближайшее окружение делало это исключительно для Вадима. В их паре очевидно первой скрипкой был он. Муж, отец, кормилец, хозяин в доме Не то чтобы Кира вовсе не имела никаких амбиций, просто у Вадима хватало мудрости не давать Кире возможность о них забывать. И потом она была очень благодарна мужу. Он был щедрым человеком и оплачивал все ее прихоти и даже больше. Раз в год на свой день рождения он являл ее миру. Ухоженная, роскошная, в платье из последней коллекции какого-нибудь известного дома высокой моды, бриллиантовом гарнитуре, она появлялась в эксклюзивно оформленном банкетном зале с ним под руку, все замирали от торжественности случая и восхищенно шептались вслед этой красивой паре. И весь вечер муж не отходил от нее они танцевали под сентиментальный блюз, он мужественно смотрел ей в глаза, а она клала голову ему на плечо И это было действо, которое приковывало к ним взгляды тех, кто угощался за их счет. И в конце вечера муж превозносил ее, говоря свой прощальный тост-алаверды о том, какая Кира, прелестная женщина, замечательная жена, верный друг, трепетная мать, как создает тыл и вдохновляет на новые подвиги, согревает дом, в который хочется возвращаться. В общем, говорил банально, но с чувством (тут нужно отдать ему должное), и все умилялись и роняли скупую слезу. И уважали крепость и нерушимость их союза.
От отца по-прежнему ничего не было Много лет назад они сильно поссорились и с тех самых пор не общались. Кира исполняла свой дочерний долг, как могла, высылая ежемесячно деньги на житье-бытье Больше она отцу ничего не должна. Так она договаривалась сама с собой. Но неспокойная совесть иногда вскидывалась, как необъезженная лошадка, и заставляла виниться. Особенно мучительно бессонными ночами. Первой шаг к примирению тем не менее она делать не собиралась, припоминая отцу все детские обиды и до сих пор саднящую недолюбовь.
Кира посмотрела на себя в зеркало. И вдруг нечаянно подумала, что нравится себе. Она красавица. Довольно высокого роста, с красивыми плечами. При общей стройности она обладала выразительными женственными формами, персиковой кожей тёплого оттенка, аквамариновыми глазами цвета пронизанной солнцем толщи морской воды и коньячного цвета волосами. Кира носила короткую стрижку, которая шла ей необыкновенно. Рот крупной, очень красивой, хотя и неправильной формы (верхняя губа была почти такой же полноты, что и нижняя), приковывал к себе внимание и делал ее внешность излишне сексуальной. Во всяком случае для нее излишне Когда Кира говорила, все без исключения смотрели на ее карамельные губы. И было в этом что-то неприличное, что заставляло сжиматься и мистическим, непостижимым образом возвращало ее в первую подростковую влюбленность.
Вирус первой любви
Кира, придавленная бытом, росшая, как придорожная сорняковая трава, поздно расцвела. Ее долго не замечали, и вдруг, когда ей исполнилось 16, заметили все и сразу. Она налилась, как яблоко, напитанное солнечным светом, и прежние разрозненные очертания приобрели законченную совершенную форму. Рыжевато-коньячные волосы заблестели, как будто кто-то невидимой рукой подпустил в них пару солнечных зайчиков. На их фоне невероятной синевой засияли глаза. Кожа сделалась чистой и гладкой, приобретя теплый персиковый оттенок.
Тогда Кира первый раз влюбилась, по-настоящему. Артем был другом ее старшего брата и часто бывал в их доме. Ей рано пришлось повзрослеть, и девчоночьи свои привязанности она считала баловством. «Вот когда вырасту» думала она. Первое чувство обожгло оно не было взаимным. Не потому, что она была нехороша для Артема, а потому что он, несмотря на ее первое цветение, все равно воспринимал ее как девчонку глупую и несмышленую. Ему нравились девушки постарше, которые уже кое-что понимали в любовных утехах и имели позади некоторый опыт общения с мужчинами. Кира страдала и всякий раз старалась показаться на глаза своему избраннику. Ее воображение неискушенной кистью рисовало подробности их встреч, где она была остроумна, весела, раскованна. Но когда Артем захаживал к ним домой, ее сердце трепетало, как щегол, пойманный в силок. При нем она не могла вымолвить ни словечка, плечи наливались каменной тяжестью, Кира смешно и неудобно приподнимала их, пряча от его нескромных глаз сформировавшиеся бугорки грудей. Обычно смешливая и ласковая, она демонстрировала Артему только свое показное равнодушие или искусственное высокомерие, за которыми пыталась наивно скрыть искреннюю, чистую, как горный ручей, любовь. От ломоты этого ясного и незамутненного чувства сводило зубы до скрежета, до дрожи в конечностях. Он, конечно, знал про ее влюбленность, не потому что она вдруг осмелела и рассказала ему об этом, нет. А потому что не заметить это мог только слепой. Это льстило его мужскому самолюбию, но возиться с девчонкой ему было неохота. А потом не дай бог что случится! Греха не оберешься! Серега морду набьет, будь здоров. Вон какой могутный чертяка
Вирус первой любви
Кира, придавленная бытом, росшая, как придорожная сорняковая трава, поздно расцвела. Ее долго не замечали, и вдруг, когда ей исполнилось 16, заметили все и сразу. Она налилась, как яблоко, напитанное солнечным светом, и прежние разрозненные очертания приобрели законченную совершенную форму. Рыжевато-коньячные волосы заблестели, как будто кто-то невидимой рукой подпустил в них пару солнечных зайчиков. На их фоне невероятной синевой засияли глаза. Кожа сделалась чистой и гладкой, приобретя теплый персиковый оттенок.
Тогда Кира первый раз влюбилась, по-настоящему. Артем был другом ее старшего брата и часто бывал в их доме. Ей рано пришлось повзрослеть, и девчоночьи свои привязанности она считала баловством. «Вот когда вырасту» думала она. Первое чувство обожгло оно не было взаимным. Не потому, что она была нехороша для Артема, а потому что он, несмотря на ее первое цветение, все равно воспринимал ее как девчонку глупую и несмышленую. Ему нравились девушки постарше, которые уже кое-что понимали в любовных утехах и имели позади некоторый опыт общения с мужчинами. Кира страдала и всякий раз старалась показаться на глаза своему избраннику. Ее воображение неискушенной кистью рисовало подробности их встреч, где она была остроумна, весела, раскованна. Но когда Артем захаживал к ним домой, ее сердце трепетало, как щегол, пойманный в силок. При нем она не могла вымолвить ни словечка, плечи наливались каменной тяжестью, Кира смешно и неудобно приподнимала их, пряча от его нескромных глаз сформировавшиеся бугорки грудей. Обычно смешливая и ласковая, она демонстрировала Артему только свое показное равнодушие или искусственное высокомерие, за которыми пыталась наивно скрыть искреннюю, чистую, как горный ручей, любовь. От ломоты этого ясного и незамутненного чувства сводило зубы до скрежета, до дрожи в конечностях. Он, конечно, знал про ее влюбленность, не потому что она вдруг осмелела и рассказала ему об этом, нет. А потому что не заметить это мог только слепой. Это льстило его мужскому самолюбию, но возиться с девчонкой ему было неохота. А потом не дай бог что случится! Греха не оберешься! Серега морду набьет, будь здоров. Вон какой могутный чертяка
Брат Сергей к тому времени давно был женат и работал автослесарем в мастерской. Слыл мастером золотые руки, почти так же, как отец, только в своей сфере. Он был доволен жизнью, стал со временем неплохо зарабатывать.
В своей любви к Артему Кира абсолютно не замечала никого вокруг. Она была вязкой, тягучей и очень болезненной. Кира залипла в ней, как букашка в янтаре, и чувствовала себя по-настоящему несчастной. А самое главное, ей казалось, что это навсегда: ей, замурованной в затвердевшей прозрачной, как слеза, смоле, нет оттуда выхода. Рядом не было мамы, которая могла бы разделить эту боль, что-то посоветовать и сказать: «Бедная моя девочка! Так бывает И это ничего не значит, ты встретишь еще своего человека. Непременно встретишь!» Такие простенькие, на первый взгляд, слова обезболили бы душу, вселили надежду К тому времени у отца уже появилась Ирина, у Киры мачеха (какое омерзительное слово!). Сама Кира справлялась с этим плохо. Подруг у нее в классе не было. Слишком рано она повзрослела и уже взвалила на себя обязанности хозяйки дома, когда ее одноклассницы еще играли в куклы. Училась она средне невыразительно, никак. Часто раздражала учителей своей снулостью и туповатостью к точным наукам. В любимчиках у Лидии Павловны классного руководителя тоже никогда не ходила. А меж тем в Киру хоть и тайно, но вполне очевидно был влюблен ее одноклассник. Вадим мальчик из хорошей семьи блестяще учился, да и девчонкам нравился, вопреки расхожему мнению о «плохих мальчиках». У Лидии Павловны было обостренное чувство справедливости социалистическое. Все в жизни в ее понимании должно было соответствовать: деяние воздаянию, права обязанностям, труд вознаграждению, а преступление наказанию. Люди тоже должны были соответствовать друг другу и заодно этим сущностям. В противном случае, в представлении Лидии Павловны, творилась величайшая несправедливость. Она никак не могла сопоставить в своем тусклом воображении двух таких разных, по ее мнению, детей Вадима и Киру. Поэтому свое раздражение касательно влюбленности Вадима она выплескивала на Киру. На кого же еще? У парня такая светлая голова, а тут эта девица с васильковыми глазами Из всех-то достоинств необычный цвет глаз. Кира все понимала, когда Лидия Павловна смотрела на нее поверх очков, демонстрируя полное презрение к равнодушию и апатии, за которыми прятался Кирин страх. И в свою очередь метала пригоршнями свою злость в Вадима: «Какого черта? Что это он к ней привязался! Зачем он ей нужен?» И когда Вадим делал робкие попытки выразить ей неуклюжие знаки внимания: то портфель возьмется до дома донести, то стихи напишет и спрячет сложенный наглухо листок с робкой и неуверенной рифмой в учебник, то предложит помочь по химии, Кириному возмущению не было предела. «Оставь меня в покое, господи! цедила она. Не нужно ничего от тебя! Свалился на мою голову» Что Вадим еще мог сделать, чтобы она обратила на него свое внимание? Ничего, на самом деле нужно было немного просто Кира должна была иметь свободное сердце. А в нем в то время основательно поселился Артем. На всю жизнь как тогда казалось. И она с маниакальным упрямством предпринимала новые попытки обратить на себя внимание.