Жизнь самого Шраера похожа на рассказ о России. Он вспоминает, как в 1985 году сопровождал свою мать, которая хотела передать корреспонденту газеты «New York Times» письмо с открытым обращением к западным писателям, политикам и дипломатам, написанное его отцом.
«После того, как мы передали письмо, одетые в штатское офицеры КГБ начали нас преследовать. Это было похоже на кино о Джеймсе Бонде, с той лишь разницей, что это было не кино», говорит Шраер.
Они смогли улизнуть от преследователей, уехав на такси к своему огромному многоквартирному дому. Позднее Шраер стал подозревать, что агенты хотели только запугать их.
Двумя годами позднее их семье сообщили, что они могут уехать. Перед тем, как они сложили все свои вещи в пять чемоданов и уехали в Провиденс, у них взял интервью ведущий телеканала CBS Дон Разер (Dan Rather) для серии программ «Семь дней в мае» о начале реформ в Советском Союзе.
Шраер вспоминает, что в начале 1980-х годов, когда он учился в школе, их учитель заявил перед всем классом, что евреи плохие что они шпионы и что им нельзя доверять.
«Вы можете себе представить? Я должен был сидеть тихо и ничего не говорить. Я знал, что если я скажу хоть слово, то моих родителей отправят в тюрьму», рассказал Шраер.
Их семья подвергалась такой опасности из-за стихов, написанных его отцом. В стихотворении «Моя славянская душа» выражалось разочарование писателя знакомыми соотечественниками, которые отказывались встречаться с ним лишь из-за его религии.
«Евреи постоянно с этим сталкиваются в России, сказал Шраер. Никто не считает их русскими, хотя с точки зрения культуры они ощущают себя русскими».
В 1978 году на поэтическом фестивале в Литве Шраер, которому тогда было всего 11 лет, наблюдал, как его отец читал это стихотворение. Он вспоминает, как «комната погрузилась в молчание, люди плакали, а потом разразились овацией».
Когда их семья вернулась в Москву, они почувствовали на себе гнев политического и литературного истеблишмента, направленный против разоблачения несправедливого отношения к евреям, о котором обычно не говорили.
Мать Шраера, Эмилия, потеряла работу преподавателя английского языка в Министерстве внешней торговли, а Шраер-Петров потерял свою должность в Академии медицинских наук. Вскоре он был изгнан из Союза писателей, а гранки трех его книг с иллюстрациями, подготовленных к печати были уничтожены.
Однако это не остановило Шраера-Петрова, который между 1979 и 1987 годами написал два романа, несколько пьес и мемуары.
Тем временем давление со стороны советских властей усиливалось. Шраер-Петров стал скрываться, зарабатывая на жизнь нелегальным частным извозом по ночам, и в лаборатории днем. В самый разгар испытаний у него случился сердечный приступ.
«Мои родители прятали меня, но я все равно знал кое-что о том, что происходит, рассказал Шраер. Если родители диссиденты, то КГБ мог угрожать родителям через детей. Это не как здесь, когда вас арестовывают, выпускают под залог, и вы звоните своему адвокату».
В интервью, взятом в доме Шраера, его родители рассказали о том, как они противостояли властям, проводя семинары, чтения и другие культурные мероприятия в их московской квартире. Они приглашали писателей всех вероисповеданий, а также американских дипломатов и журналистов.
Они знали, что они рискуют подвергнуться аресту, так как КГБ часто размещал подслушивающие устройства в домах диссидентов. В 1985 году Шраер-Петров получил повестку от главного прокурора Москвы и был назван в одном из московских еженедельников пропагандистом сионизма. «Они опубликовали очень грязный материал о вещах, которых я не делал», говорит Шраер-Петров.
«Осень в Ялте: Роман и три рассказа» уже 20-я книга Шраера-Петрова, однако всего вторая из изданных на английском языке. Первая книга, также отредактированная его сыном, называется «Джон и Сара: рассказы о евреях России и Америки» («Jonah and Sarah: Jewish Stories of Russia and America»), в которой изучаются иммиграция и личность, любовь между евреями и неевреями, антисемитизм и тоталитаризм.
По словам Шраера, его отец смешивает личный опыт с реальными и вымышленными событиями. «С самого детства границы между реальностью и вымыслом были размыты, вспоминает Шраер. Отец всегда говорит, что так называемые правдивые истории являются самой большой выдумкой».
Шраер перевел «Осень в Ялте», роман, давший название новой книге. В нем отдается дань Чехову и Набокову, двум писателям, о которых он много писал.
Шраер перевел «Осень в Ялте», роман, давший название новой книге. В нем отдается дань Чехову и Набокову, двум писателям, о которых он много писал.
Он также написал три книги: «Мир рассказов Набокова» («The World of Nabokovs Stories»), «Русский поэт/советский еврей: наследство Эдуарда Багрицкого» («Russian Poet/Soviet Jew: The Legacy of Eduard Bagritskii») и готовящуюся к публикации книгу «Антология русско-еврейской литературы: два века двойственной идентичности в прозе и литературе 18012001 годов» («Anthology of Jewish-Russian Literature: Two Centuries of Dual Identity in Prose and Poetry 18012001»).
Шраер, профессор русского и английского языков, так же являемся содиректором открытой недавно в Бостонском колледже Программы еврейских исследований (Jewish Studies Program). Своей задачей он сделал продвижение еврейских писателей из России, чтобы сохранить память об их временах.
«В диссидентском движении есть настоящие герои люди, которые были отправлены в Сибирь, в трудовые лагеря но из-за того, что они не были писателями и о них не осталось никаких записей, они были вскоре забыты», сказал он.
Шраер женат на Карен Лассер (Karen E. Lasser), враче по оказанию первой помощи и исследовательнице из «Cambridge Health Alliance/Harvard Medical School». Их дочери 6 месяцев.
Д-р Давид Шраер фамилию Шраер-Петров он использует как псевдоним дает консультации по исследованиям в сфере онкологии в «Roger Williams Medical Center» в Провиденс. Эмилия Шраер работает библиотеке им. Рокфеллера в университете Брауна.
В послесловии к «Осени» отец и сын пишут о том, как их литературное сотрудничество усилило связь между ними. На вопрос о том, не возникали ли трения в процессе редактирования сыном произведения отца, Шраер ответил, что даже если трения и возникают, на отношения они не влияют.
«Мы не только отец и сын, автор и переводчик, но мы также и большие друзья, сказал он. Это не роли, это наша общая судьба».
Мы уже в ловушке, сколько бы не пытались этого не замечать. Примером так же можно взять книгу Эриха Фромма «Бегство от свободы»
К свободе стремится всякое живое существо. От мухи, бьющейся о стекло, до белой акулы (которой нет ни в одном океанариуме, поскольку даже молодые особи отказываются питаться в неволе и умирают). Вроде бы это должно означать, что свобода для человека самого организованного живого существа безусловное благо. Но так ли это на самом деле?
Эрих Фромм в книге «Бегство от свободы» убедительно доказывает, что не так. Огромное большинство людей, на словах признавая ценность свободы, на деле бессознательно воспринимают ее, как тяжкое бремя. Можно привести множество цитат из литературы (и даже фольклора) разных времен и народов, в которых свобода приравнивается к одиночеству. Одиночество же неестественное и мучительное состояние для такого социального животного, как человек. Оно рождает неуверенность и тревогу.
Именно анализу тревоги Фромм посвящает теоретическую часть своей книги, развивая основы динамической психологии. Второй теоретический аспект «Бегства от свободы» это угроза современного общества для развития индивидуальности и уникальности личности.
Современное Фромму общество несколько отличается от современного нам. Книга вышла в 1941 году. Именно поэтому в ней уделяется такое внимание анализу нацистского тоталитаризма в Германии, которую Фромм, немецкий еврей по рождению, покинул в 1934 году, когда Гитлер пришел к власти (надо отметить, он поступил весьма дальновидно!) Тем не менее, большинство угроз индивидуальному развитию личности сохранилось (а возможно даже усилилось) в постиндустриальном обществе, в котором живем мы. В частности психологический дисбаланс, своеобразный «бич времени», на который мало кто обращает внимание современные люди в большинстве своем весьма развиты интеллектуально, но ужасающе отстают в эмоциональном развитии.
Три главы книги посвящены историческому анализу поступательному возрастанию роли индивидуальной свободы в обществе, от Средневековья, через Возрождение и Реформацию к началу формирования капитализма. Согласно Фромму, вплоть до Средних Веков свободы личности не существовало, как понятия индивидуум был жестко фиксирован в своей социальной и географической нише на протяжении всей жизни; вертикальная (передвижение по социальной лестнице) и горизонтальная (смена места жительства) мобильность была крайне редкой.
Положение усугублялось чрезвычайно сильным влиянием господствующей Церкви, которая трактовало проявление человеком своей воли, как грех и зло. Зато мир средневекового человека был прост, понятен и уютен. При более-менее благополучном течении жизни, он чувствовал себя в полной безопасности среди себе подобных, поскольку «был, как все» и полностью отождествлял себя со своей социальной группой.