Этот полицай избивал старика с плакатом! Избивал! Алонзо щекотал воздух мелкой гневной жестикуляцией. Он заступился за пожилого человека! А ему впаяли нападение на полицейского!
Хорошо, а какое отношение это имеет к институту семьи, который ты собираешься разрушить? подошёл с другой стороны Ринатик. Тебя ведь только благодаря твоему отцу отпустили тогда. Сидел бы в СИЗО, как чмошник, вместе со своими любимыми узниками совести.
Не пытайся переубеждать конформистов, Алонзо. Переубедить их можно только товарищем маузером. Пиу-пиу! Артём пострелял из пальца в грудь Ринатику.
Не собираюсь я его переубеждать, сказал насупленный Алонзо, и доказывать ничего не буду, бесполезно.
Нет, ты просто знаешь, что я тебя троллить начну, ехидничал Ринатик.
Два-три года назад, когда страна кишела протестом, Алонзо был завсегдатаем оппозиционных гуляний. Ходил, как правило, в колоннах анархистов и антифашистов, называл себя левым. Молодые любимцы Эликса в политике разбирались мало, и гражданская активность Алонзо делала его звездой тусовки. Артёму рассказывали, с какой синхронностью упал интерес к уличному протесту в России и к личности Алонзо в компании Эликса. Многих также начало смешить, что Алонзо, сын генерала, чиновника МВД, ходил кричать против власти и пихаться с полицией. Только Артём, относительно подкованный в новейшей истории, теперь общался с ним на эту тему да Ринатик, любящий всех провоцировать и оспаривать. Эликс, тот ни в ком не одобрял увлечение политикой. Любых протестующих, хоть либералов, хоть националистов с Манежной, он опасался, что естественно для бизнесмена, крышуемого чиновником.
Захмелевший, раскованный Эликс вряд ли был намерен вернуться к мужским разговорам. Когда все парни, кроме Артёма, ушли с веранды, они с Натой уселись в тесно сдвинутые пластиковые кресла и, не думая о дополнительных удобствах, вцепились друг в друга. Артём курил у ближайшей сосны, в пяти шагах от них, и иногда оглядывался рыжеволосая огнёвка Ната в задранной клетчатой юбке сидела, положив ноги Эликсу на колени.
У милой рыжей девочки Наташеньки зазвонил смартфончик. Ушедшие в дом захлопнули дверь веранды, и сквозь приглушённую музыку Артём хорошо слышал игривый, с интонациями искусителя-сатира голос Эликса. «Ал-лё!» томным голосом говорит Наташенька, а в трубке страшный голос: «Девочка, чёрная-чёрная рука уже в твоём городе, на пути к твоей улице!» Наташенька бросила телефон и скривила губки. Раздаётся новый звонок, и тот же страшный голос: «Девочка, чёрная-чёрная рука уже на твоей улице, на пути к твоему дому!» Наташенька сбрасывает вызов, но телефон звонит снова: «Девочка, чёрная-чёрная рука уже в твоём доме, на пути к твоей квартире!» Испуганная Наташенька звонит своему парню, но вместо парня в трубке: «Девочка, чёрная-чёрная рука уже в твоей квартире!» Наташенька в ужасе зажмуривается, а страшный голос продолжает: «Девочка, чёрная-чёрная рука уже в твоих трусиках, на пути к твоей вагине!» Артём услышал, как Эликс возится с юбкой и нижним бельём. «Девочка, чёрная-чёрная рука уже в твоей вагине, на пути к твоей матке!» Девочка девочка
Артём подошёл к ним, несколько секунд давил окурок в пепельнице на столе, сосредоточенно наблюдая за искрящимся и гаснущим пеплом видимое краем глаза шевеление тел продолжалось, только Эликс больше не произносил слов наслаждался сопением и стонами Наты. Артём спустился с веранды и ушёл в сосны.
Хвойная тьма колола глаза. Артём шёл, огибая стволы, думая, что идёт ровно по прямой, но сколько он ни оглядывался, голубоватое клубное мерцание не удалялось, и сколько ни светил телефоном впереди себя, участок не заканчивался. Артём стал вспоминать, сколько соток занимает Эликс в этом лесу. Мысли не слушались, голова стремительно тяжелела, начинала кружиться. Артём прислонился лбом к дереву. С упругостью мячика для гольфа проскакала по земле сорвавшаяся шишка. Захотелось вернуться, и он побрёл, сильно качаясь, на мигающий свет, но не мог приблизиться к нему так же, как прежде не мог от него уйти. Вместо веранды он пришёл к забору, за которым одинокий жёлтый фонарь проливался на угол соседского дома с угрюмо-янтарной обшивкой. Артём сел, привалившись к забору, забегал пальцами по вспыхнувшему экрану. Из динамика рванула музыка, та же, что доносилась издалека.
Алонзо, я заблудился.
Где?! перекричал техно Алонзо.
В лесу!
О-ой, ну ты мудак!
Артём не заметил, как Алонзо подошёл он смотрел в рябой мрак стволов и корней, боясь сомкнуть веки и отрубиться.
Алонзо, сказал Артём, кем надо быть, чтобы свалить власть?
Музон этот тупой уже всех заебал. Алонзо сорвал можжевеловую ветвь, стал отрезвляюще тыкать ей Артёму в лицо.
Ты мне скажи! Артём удивлялся, что может связно говорить. Кем надо быть, левым или правым, чтобы свалить такого человека, как мой отец?
А отец-то твой что тебе сделал? Алонзо осторожно всмотрелся в сидящего Артёма.
Отец мой власть! рявкнул Артём и, оттолкнувшись локтем от забора, встал на ноги. Мы перед ним никто! И я никто! И ты никто!
Если ты про борьбу с властью, то я всегда за левых. Алонзо на всякий случай придержал Артёма за руку. Правые в оппозиции это хуйня. Они хотят лишь поменять аппарат, элиту. Они сами за такое же подавление, за такую же власть определённой нации, клана или крупного капитала.
Я тебе не про нацию и не про капитал. Артём встал лицом к соседскому коттеджу. Я про политику вообще. Нужно ли приманивать народ, вести за собой толпы, или же проще
Блядь, никто никого не приманивает, мы верим в людей, представляем их интересы! Мы-то знаем, что среди них есть те, для которых слово «свобода», блядь, не пустой звук! несмотря на не меньшее, чем у Артёма, опьянение, почти продекламировал Алонзо.
Ты мне про интересы людей, а я про свои собственные. Вот посмотри на этот дом. Представь, что это дом моего отца. Дом чиновника. Людей ты не проведёшь через охрану. А мы волею судеб оказались друзьями Эликса, оказались на соседнем участке. Врубаешься? Лезь.
Алонзо отпил из припасённого мерзавчика. Вместе, хохоча над спонтанно выдуманной глупостью, они перелезли через забор. Деревьев у соседей Эликса, на первый взгляд, было меньше, зато там и тут среди стволов стояли скульптуры мифологических персонажей и обнажённых дев. В темноте трудно было понять, из чего они, стоявшие близко к фонарю вроде отливали бронзой.
Что здесь сделает, блядь, толпа простого народа? Артём благоговейно трогал кору сосны, словно по эту сторону забора деревья росли особые, диковинные. Повалит сосны, сука, изнасилует служанку и сожжёт дом! Народ ненавидит моего отца, хотя он и не ахти какая публичная фигура! Всех чиновников народ ненавидит! Но ненависть народа не моя ненависть.
В новом веке революции будут происходить по-другому, и народ не зверь. Алонзо стоял, склонившись над скульптурой русалки, и, как ребёнок, разглядывал её половые признаки.
Революций вообще больше не будет в ближайшие века, как когда-то давно их веками же не было. Но всегда были и будут парни с соседнего участка. Которые сидят под забором, выжидают и, как только хозяин заснёт или его не будет дома Артём указал на пустые тёмные окна, в которых лишь отражался свет фонаря. Эти парни не бедны, не обделены. Как мы с тобой. И если этот вельможа нам гадок и мы имеем возможность перелезть через забор, то почему бы не перелезть?
Угомонили их не сразу. Матерясь и улюлюкая, они ходили пьяным маршем по чужой земле, выбрасывали вперёд ноги, натыкались друг на друга и с весёлыми ругательствами друг друга отталкивали. Точно копытами, портили землю и нещадно пинали драгоценные фигуры. Даже пребольно ушибив ногу о клюв бронзового грифона, Артём продолжил безобидный вандализм, а осознав его безобидность, стал прикидывать, как можно вскопать землю вокруг постамента скульптуры, чтобы стащить её совсем. Тем временем Алонзо, не тратясь на раздумья, наломал с кустов веток и развёл костёр.
Та-ак! приговаривал он, поднося зажигалку то к одному, то к другому прутику.
Костерок словно оживил побитого грифона, в его тусклых бронзовых глазах заплясали тени. Но огонь быстро опустился, догорая разбежавшимися змейками. Последние глотки из мерзавчика ударили Алонзо в голову. Он достал из поясной сумки пистолет Макарова своего отца-генерала и прижался к Артёму:
Видишь эти сосны? Нахуя здесь эти сосны?! Давай разъебашим их! Сейчас будет из чего разжечь!
Звук выстрела показался пьяному Артёму ударом новогодней хлопушки. Алонзо пальнул по ветвям ближайшей взрослой сосны, но попасть, конечно, не мог. Выстрелил во второй раз, в третий, в четвёртый.