Пашка, не торопливо вышагивая по деревянному настилу дорожки, направился к дому. Намереваясь присесть на скамейку, которая как раз опиралась на стенку сруба, в свою очередь, проходящую вдоль сада. Сама лавочка, словно привалившись к дому, была низкой с широким сидением, и без спинки. И заслоняемая, растущей в нескольких метрах, большущей яблоней антоновкой с развесистой кроной, находилась все время в тени. Дерево также прикрывало и стену дома от солнца, сейчас в конце мая обратившего свои яркие желтые лучи на двор и огород. Яблоня была старой, поэтому поскрипывая ветвями, словно встряхивала зелеными листочками и маленькими плодами.
Мальчик подойдя к скамейке все с тем же недовольством взглянул на лежащую на ней книжку, где на черной обложке белыми призывающими буквами читалось: «А. С. Пушкин. Дубровский». С очевидным раздражением подумав, что тому самому Пушкину видимо не чем было заняться, раз он писал такую нудность, да еще и с таким неподъемным количеством страниц Павлик так думал, совсем не, потому что ему не нравились произведения Пушкина, а так как он вовсе не любил читать. И всякий раз гневно взирая на сказку, рассказ, повесть, роман (даже малый его отрывок) тяжело вздыхал, почасту ругаясь на самих бездельников авторов, которые могли бы приложить свои силы к чему-то иному, а не к бесполезному, ненужному складыванию букв, слогов, слов в предложения и тексты
Пашка ведь был обычным современным мальчишкой, предпочитавшим чтению и занятию спортом увлекательные компьютерные игры. По этой причине он выглядел не высоким и худеньким, с тонкими ручками, которые, словно не подчиняясь ему, мотылялись из стороны в сторону. Он и сам-то весь смотрелся каким-то неустойчивым, покачиваясь так, будто его плохо держали такие же тонкие, длинные ноги. Притом мальчик слегка сутулился, в чем его папа подозревал начинающийся сколиоз (развивающийся, однако не вследствие учебы). Светло-русый, подстриженный под полубокс, Павлик имел каплеобразное лицо с впалыми щечками и выступающими скулами, широкий нос и глубокие серые глаза, с легкой сквозящей в них голубизной, точно отражающейся от лучей солнца. Белая кожа Паши не имела какой-либо смуглости, даже на руках, так как он тяжелее ложки и вовсе ничего за свою жизнь не держал в руках, а к труду всегда относился с недовольством. Видно, по этой причине и сейчас был одет в серые бермуды до колен, белую футболку, а на ноги (несмотря на жаркость дня) натянул короткие носки и обул мокасины.
Пашка, достигнув скамейки, какое-то время неподвижно стоял над ней, в упор, разглядывая книгу, словно гипнотизируя ее. Наконец, он сделал над собой усилие и присев на лавочку, прислонил затылок к стене дома, да протянув руку, все-таки, взял в нее книжку. Впрочем, уже в следующий момент опустил ее себе на колени, да в голос тягостно выдохнул, вспоминая оставленную дома компьютерную игру «Блакрум» в которую так и не доиграл, проронив уже вслух, даже и не надеясь, что его услышат:
Ах, папа, я тут умру от тоски
Ужель никъто тобе таковой ласковой доли не сподобит, внезапно раздался, где-то совсем близко голосок. Тоненький, такой, наполненный еще большей печалью, чем ранее прозвучавшая в голосе мальчика. Верно от того, что просквозившие слова были переполнены грустью, а может даже и горем, Пашка ощутил их на собственной спине, так как под трикотажной, белой футболкой сверху вниз по коже пробежали вереницей крупные мурашки. А потом и вовсе неожиданно пронеслось прискорбное ух ух ух, словно поддерживающее испуганное ууу выдохнутое мальчиком, и тот же тонюсенький голосок вопросил:
Чай, красен бархат во земле горит?
Что? переспросил Павлик, толком и не зная к кому обращать вопрос, так как во дворе никого не было. Впрочем, действуя не осознанно, он повернул голову в сторону, откуда и долетал голос, да к своему удивлению увидел маленького человечка, схожего со старичком. Пожалуй, что ростом не большего чем Пашкина рука, и больно худого, покрытого беленькой короткой шерсткой, которая чуточку курчавилась. У человечка и лицо, и ручки поросли той самой шерсткой, она покрывала даже лоб, щеки, нос, впрочем, даже сквозь нее просматривалась такая же белая кожа, впалые щеки, выступающие скулы, широкий нос и даже мелкие морщинки возле уголков глаз и на лбу. Густыми и длинными были волосы у старичка, лежащие на плечах спутанными завитками. Мягкая и окладистая борода дотягивалась до пояса, там перевиваясь с не менее длинными усами, заплетенными на кончиках в косицы. Одетый в красную рубаху (словно вышедшую с позапрошлого века и называемую косоворотка) навыпуск с длинным рукавом и стоячим воротом (застегивающимся сбоку на большую медную пуговицу), да широкие серые штаны, собранные в сборку у голенища, старичок был подпоясан ярко-синим шнуром с кистями на концах.
Он сидел на лавочке, свесив вниз свои маленькие не обутые ножки, стопы которых покрывала густая беленькая шерстка, помахивая ими вперед-назад.
Толкую, чё красен бархат во земле горит, вновь повторил старичок, то ли спросив, то ли уже и не надеясь, что его поймут.
Ты кто? едва выдавил очередной вопрос Пашка и весь, прямо-таки, вздрогнул, оно как до сего момента никогда не видел таких маленьких людей, если не считать того, что встречал их в играх, фильмах и мультиках.
Если бы мальчик любил читать, он бы знал, что этот разноцветный мир наполнен всякими чудесами и даль его не смыкается экраном монитора. А стелется она через луг в ближайший лесок, где перемеживается дубравами и березниками, оглаживает голубую водицу озера, касается темно-зеленой полосы болот, пробирается среди горных гряд, да плещется в темно-синем океане А после движется по кругу виляя по каменным склонам горных массивов, сквозит по мшистым кочкам трясины, ныряет в водоемы, пробирается по чернолесью и краснолесью, да колышется в травах левад.
Но Павлик был занят лишь компьютерными играми и в той виртуальной реальности пропускал удивительные события собственной жизни, своего края, и самой Земли, всего того, что испокон века жило рядом с русскими людьми, с его предками и величалось чудесами!
Я-то, удивленно протянул в ответ старичок и протяжно вздохнул, точно вопрос мальчика его огорчил. Доброжил я, Домовой, Суседко, Сам, Доброхот, Кормилец, Дедушка, Батан, кто як мене величает. В сем обаче краю чаще кличут Батанушко. Значица Батанушко я. Домашним духом выступаю. Незримый хозяин избы, хранитель очага и помощник семьи считаюсь. Токмо в нонешнем моем состоянии никой я не хозяин дык тока, одно толкование. Тык чё касаемо красна бархата во земле кый горит? вновь спросил домашний дух, сопроводив свою речь множественными вздохами.
Ты, что загадываешь загадку мне? протянул Пашка, с трудом переосмысливая не только прозвучавший вопрос домового, но и выданную им информацию про себя, как хозяина дома. Впрочем, уже в следующую минуту, Батанушко перестал покачивать ножками, а поджав правую из них, пристроил ее на лавочку, да принялся чесать также густо поросшую подошву на ней ногтями. Даже не чесать, а скребсти. И Павлику внезапно почудилось, что нет никакого духа, а это всего лишь розыгрыш, или галлюцинация вызванная жарой, или отсутствием его любимых игр. А домовой также резко перестав скребсти ногу, вскинул указательный палец правой руки к ноздре да резко хмыкнул, выстрелив из нее зеленой соплей, которая упав на деревянный настил дорожки, застыла на ней вроде переливающегося осколка стекла.
А чаво-сь не ясно чё ли гутарю, ответил теперь уже на сам вопрос мальчишки домашний дух, пристраивая палец к левой ноздре, вероятно, намереваясь и из нее выдуть не меньшую соплю. Не ясно чё ли по тону молвленного, чаво то загыдка звучит? Настрой слух свой, Пашка, дабы от тобе не ускользали оттенки мною сказанного, дабы ты осилил мои головоломки, Батанушко так и не дунув из левой ноздри ничего, перевел взгляд на мальчика, притом немножко, чтобы его хорошо видеть приподнял и саму голову. И тотчас в его карих радужках, таращившихся из-под мохнатых бровей, блеснула, прокатившись по кругу, серебристая изморозь, точно желающая сменить сам цвет, также стремительно вошедшая в тонкую полоску белка, и затерявшаяся в белых волосках или ресничках окружающих глазницы.
Легкий ветерок просквозивший в воздухе качнул ветви дерева сильней и они не просто заскрипели, а будто застонали, или может это вновь прискорбно ухнул дух, Пашка того не понял. Так как дуновение с не меньшей порывистостью колыхнуло не только русые его волосы, но и беленькие Батанушки, опять же шевельнув мягкую, окладистую бороду домового и косички, заплетенные на концах длинных усов. А потом внезапно сверху, очевидно, сброшенные с веток антоновки, прилетели, упав под подошвы мокасин мальчишки маленькие, и точно пожамканные, зеленые яблочки.
Я не очень люблю разгадывать загадки и головоломки. Люблю играть в компьютерные игры, негромко протянул Павлик и также легонечко, как до этого дул ветерок, мотнул головой, все больше стараясь развеять, как ему кажущуюся галлюцинацию в виде домового. Однако так как и после того покачивания головы Батанушко продолжал находиться на прежнем месте, в упор глядя на него карими глазами, Пашка подняв от книги правую руку и выставив указательный палец вперед, направил его в сторону духа. Домовой между тем от движения руки мальца не отклонился, а резво подавшись вверх, уткнулся собственным волосатым лбом в подушечку пальца, тотчас тихонечко захихикав, ровно радуясь чему. А немного погодя, все также, продолжая мешать смех да слова, произнес: