Разности
Сборник романов, повестей и рассказов
Ольга Васильева
© Ольга Васильева, 2019
РАССКАЗЫ
РОМАНТИК
На улице была слякотная, холодная осень и я бежала домой с работы, предвкушая тихий вечер у телевизора с чашкой чая. Дома тепло, тихо и немножко одиноко. Ну и хорошо! Можно спокойно отдохнуть от суматошного дня в университете, студентов, зачетов.
В почтовом ящике что-то торчало, какая-то газета. Может, реклама? Никакой корреспонденции я не жду. Дома я кинула газету на диван и пошла переодеваться. А когда села, наконец, у телевизора с чаем и бутербродом, то вдруг заметила на коврике у дивана конверт. Странно, никаких писем я давно не получаю, похоже, из газеты выпал?
Ни адреса, ни имени на конверте не было. Я вынула листок и стала читать. На обычной линованной бумаге были совершенно необычные вещи: Здравствуйте! Вы меня не знаете, но я смотрю на Вас каждый день и любуюсь Вами. Вашими движениями, как Вы ходите по комнате, как говорите с кем-то по телефону, как улыбаетесь. Вы часто стоите у окна и смотрите на улицу. И я всегда стараюсь угадать, о чем же Вы сейчас думаете. К сожалению, не обо мне ведь Вы даже не догадываетесь о моем существовании. А я уже не могу без Вас Каждый вечер я стою и гляжу на Вас и это стало для меня смыслом жизни вот уже несколько месяцев. Но только сейчас я отважился написать Вам. Вы скажете, зачем? Не знаю, правда, я и сам не знаю. Я даже не жду от Вас ничего, но мне хорошо от того, что Вы есть. Просто так. И все. Нет, я знаю, зачем я Вам пишу: я хочу, чтоб Вы знали это. Я буду Вам писать иногда, хорошо? Извините меня.»
Я уронила письмо на пол. Ничего себе! Значит, уже несколько месяцев кто-то стоит под моими окнами и смотрит на меня?! А я тут себе хожу, переодеваюсь.
Да, я часто стою у окна и смотрю на улицу, я люблю думать о том, кто же живет за всеми этими освещенными окнами, и мне всегда казалось, что там должна быть какая-то совершенно необыкновенная, счастливая и хорошая жизнь. В которой нет одиночества и разочарований. За всеми этими разноцветными окнами.
И вот, кто-то, оказывается, следит за моей жизнью. Пусть, любя, пусть. Но чувство несвободы какой-то теперь связывало меня. Я не чувствовала себя спокойно, расслабленно у себя. Чужая воля вторглась в мою жизнь и лишила привычного покоя.
И я впервые задернула занавески на окнах, чего я не выношу: кажется, что сидишь в коробке, обитой шелком. Я злилась на неизвестного «обожателя», мне было неуютно и неспокойно. Назавтра в ящике снова была газета и в ней письмо. Неизвестный жаловался, что я лишила его радости меня видеть и он просит меня не быть жестокой (какая пошлость!) и не задергивать больше шторы, а еще, чтоб я ему написала письмо и положила в мой МОЙ! почтовый ящик. Ничего себе, значит, этот тип еще и в моем ящике копается?! Ну, я б ему написала!
И я написала. Попросила оставить меня в покое и не лезть в мою почту. И в мои окна тоже. Он ответил какой-то пошлой чепухой: мольбы о прощении, уверения в любви, слезливые и приторные. Это было как раз то, что я ненавижу в мужчинах. И что никогда не могу простить.
Больше я ему не отвечала, а письма оставляла в ящике. Вскоре он был переполнен газетами и это бесило меня еще больше: еще не хватало стать приманкой для воров: брать у меня особенно нечего, а вот влезть и напугать могут.
Жизнь за шторами под взглядом какого-то шизофреника стала совсем неуютной, и я с радостью согласилась пожить у родителей, благо, они жили в соседнем дворе.
Моя романтичная мама меня уговаривала: «Ну попробуй с ним встретиться, может, человек тебя на самом деле полюбил!». Может быть Но я ведь его не полюбила! И не хочу, чувствую вот, что не мой это человек, скучный и пошлый.
И письма прекратились, а газеты исчезли из моего ящика.
Но однажды
В осенних сумерках, безветренных и влажных, я шла из магазина с полной сумкой. На улице никого не было, во всех окнах светились огни, только редкие собачники пробегали между деревьями. Какой-то мужчина шел мне навстречу, остановился и поздоровался. Я машинально ответила, в сумерках было не разглядеть его лица. То ли сосед, то ли сослуживец Но он сказал как-то быстро, словно второпях: «Я Вас люблю» и тут же исчез. Я замерла на месте. Показалось? Странная галлюцинация!
Это стало повторяться каждый вечер.
Он подкарауливал меня, когда я шла с работы, из магазина, и проходил мимо, каждый раз повторяя: «Я Вас люблю». Меня это все не радовало и даже не волновало, чье-то навязчивое внимание просто раздражало. Я никогда не знала, откуда он покажется в следующий раз, и нервно дергалась, когда соседи со мной здоровались.
Все это кончилось неожиданно, водевильно и так же пошло, как и началось.
Однажды вечером я возвращалась домой с работы, этот человек опять шел мне навстречу и поравнявшись со мной, начал: Я Вас лю» и оборвал фразу: из темноты вынырнула еще одна темная фигура и заорала: «Так вот куда ты каждый вечер бегаешь! К ней, значит!» Какая-то толстая женщина колотила моего поклонника и вопила так, что соседи высунулись из окон.
Я быстро сбежала с поля боя так, что даже пронзительный голос дамы остался позади.
Больше не было ни писем, ни встреч. И мои шторы были открыты, и никто не стоял под окнами.
Впрочем, мой незнакомец и тут соврал: не стоял он нигде, а просто, его квартира была в доме напротив. Оттуда открывался отличный вид на меня как для него, так и для его жены. Правда, их занавески теперь были всегда задернуты.
Даже днем.
ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ
Летний дождь
Не быстрый ливень с громом и молнией, а тихий летний дождик, весь день постукивающий по листьям в саду, по крыше террасы, стекающий по стеклам.
В лужах надуваются пузыри, пахнет мокрой травой, свежестью и ожиданием.
Сад вымыт дочиста, гравий разноцветно блестит на дорожках, кусты стали такими ярко-зелеными, словно ранней весной. И даже темный рододендрон выглядит нарядным.
Все чисто, промыто и влажно блестит. А крупные капли все падают и падают с неба, бочка под водостоком уже полна доверху и ручеек от нее бежит к забору, и кошка брезгливо поднимает лапы, пробираясь по мокрой траве.
Уютно и тихо в доме. Шелест страниц, звяканье чашки о блюдце.
Дождь отгораживает мой дом от суеты, от всего внешнего, ненужного, как те тучи песка, которые вчера разносил ветер по округе и бросал горстями в лицо.
Нет ни комаров, ни мух все попрятались где-то от сырости, и паук в углу веранды тоже отдыхает сегодня: добычи не будет.
Темнеет и дождь усиливается. Над зажженными лампами на крыльце и в саду нет бабочек и мотыльков, которые обычно собираются там к вечеру.
А окно спальни распахнуто в сад, и так сладко спится под тихий перестук капель по листьям старой яблони, по траве, лопухам, по красной черепице крыши.
Дождь летом.
Событие, и благодать, и покой души.
В солнечные дни все суетно, ярко, открыто, нет ни одного тайного уголка на свете всюду царствует солнце, беспощадно откровенное и ослепляющее.
А дождь нет, в дождливые дни все смягчается, все размыто, неясно и оттого загадочно, и покойно, и уютно.
А Вы там, где-то, за вот этой пеленой тумана и дождей, и мне так хочется коснуться Вашего виска, покрытого дождевой капелью.
Ведь этот летний счастливый дождь тоже о Вас
СКАЗКА ПРО БОЛЬ
Жила-была боль.
Она жила в плече, в спине, а иногда перебиралась в колени и руки.
Иногда она засыпала. Но все равно, чувствовалось, что она не ушла насовсем.
И опять она просыпалась, становилась сильнее и все настойчивее давала о себе знать.
Все громче словами: «Ох», «ах» «ой» и другими, некоторые из которых даже невозможно написать здесь.
А бывало она становилась белой, ослепительно белой, как огонь Обжигающий, белый, беспощадный огонь.
Она заслоняла весь мир, все звуки и само солнце.
Такой была она эта боль.
И уже ничего в мире не было, все переставало существовать только она, светящийся сгусток холодного белого огня.
Говорят, красная боль самая сильная.
О, нет! Красная это та, которую можно терпеть. От нее принимают лекарства, она утихает и даже убегает насовсем. Ну, хоть на несколько дней. И про нее можно даже забыть.
Но белая боль Нет, она никогда не уходит.
Она сидит и ждет, чтоб исподтишка, в минуту, когда ты забываешь о ней и счастливо и легко двигаешься. Гибко, легко, как в юности
В эту самую минуту она является и ты выпадаешь из времени, из жизни, из ее течения.
Слепая белая вспышка и все забыто, ничего нет только боль.
А потом она утихает, убаюканная шепотом о том, что все пройдет, и все проходит, и она уползает. Не насовсем.