Порфирий Виссарионович Пузанов
Печать живого Бога: благая весть o пробуждении
Пока вдыхал,
Мне показалось,
Что жизнь в потребности
И все хватал,
А оказалось,
Что на вдохе надо
Всего-то выдохнуть в себя;
Потом вздыхал:
Мне показалось,
Что жизнь в сочувствии
Всем сострадал,
А оказалось,
Что на вздохе надо
Всего-то выдохнуть в себя.
Не ошибусь, если скажу:
Не знаю, что такое жизнь
Живу, ее не ощущая,
Не сознавая, что живу.
Вдох выдох,
На выдохе вздох:
И не узнал бы,
Если б не сдох.
Что говорить?
Я сокрушен, подавлен
Могло случиться так
Лишь с добрым в мире злом.
В небытии неправда.
Меня же утешает, что доброта в добре;
Добро не исчезает:
Оно всегда, везде в сорадости,
Оно в живых живет.
Сорадуйтесь друг другу, а беда
То к одному приходит,
То к другому:
Мы все невинно виноваты в том.
Два вкуса у плода Сорадость и беда,
Один искус Соединенье вкусов;
Два вкуса у вина Невинность и вина,
Один искус Сочувствовать:
И слушать и смотреть,
Чтоб смертью умереть.
Просить простить? неправильно:
Нельзя соединить
Созвучьем слов неправедных
Разорванную нить
И для прощенья времени
Всегда недостает,
Лишь умерев безвременно,
Приоткрываем вход
В прощение.
Папа, миленький, прости,
Больше не будуа-а-га-ди-на, чтоб сдох!
Он умер всех простил
И я прощенье принял Один из пятерых:
Прощение крещением,
Крещение отмщением,
Отмщенье бытием;
От входа и до выхода,
От выдоха до вдоха
Вздохнуть не позабыл.
Не стало мамы. Невзначай,
Как будто по ошибке,
Разъединились мы.
Она ушла внезапно:
Не посмотрели мы глаза в глаза,
Не обнялись взаимно,
Сердцами мы друг друга не согрели.
Теперь разделена она в объятьях мрака:
Тело, родившее меня, в земле постылой стынет, Душа? не знаю где,
Пока, быть может, рядом? Застыла кровь во мне,
Когда дыханье смерти я в маме ощутил
Не действую, не чувствую, не мыслю.
А каково же ей?
Я виноват, я знаю:
Много забот и огорчений я маме причинил
Ее тепла чуждался, прикосновений ее я избегал.
И поделом тебе она ушла не глядя.
В последний миг я взор ее искал.
Я весь прижался к ней,
Как в детстве прижимала она меня к себе,
Но ничего в глазах я не увидел,
Кроме печати смерти.
Как глубоко я заглянул тогда!
Ее дыханье и движенье сердца с моими не совпали,
Пальцы холодели в руках;
Я ощущал хлад разделенья,
Прижавшись к ней лицом,
Как некогда
К Тебе
Иуда прижимался. Виновен я.
Иисусе, я сокрушен собой! Я изучал науку жизни,
Рак врачевал и красовался знанием
Что знаю я о жизни?
Я в маме наблюдал борьбу, за что не знаю,
Но знаю точно, это были роды.
Пятерых нас родила она и роды ей привычны.
В молчании родила она саму себя.
Я не нарушил ее молчанья ложною мольбой:
С достоинством жила, достойно умерла,
С достоинством предстала пред Тобой.
Иисусе! и в первом, и в последнем
Ты живешь: Оживший в первом мертвом,
В последнем умершем живой.
Хочу, чтоб там, где я, она была со мной,
А я с Тобой.
Ты знаешь я с Тобой хочу.
Я виноват пред ней и пред Тобою тоже;
Я крестный человек:
Твоей любовью и собой вину я искуплю.
Проходом в вечность послужил
Не преизбыток веры,
А недостаточности миг
Невольно суеверный.
Я с детства ощущал себя Двухсоставным
Не слитным, нераздельным,
И внутренним, и внешним.
Лет этак с лишним в тридцать пять
Я стал молитву повторять:
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Помилуй меня, грешного.
Сначала мотыльком она порхала рядом
Отлетала и возвращалась снова.
Ее лелеял я, боясь спугнуть,
Стремясь в нее проникнуть.
Она сама в меня проникла
И закружила во мне,
Нашла то место, где обычно Бывает свет во тьме,
И там осталась;
То место средоточие мое,
Она там трепетала на острие;
Я созерцал ее мерцанье.
Однажды перед ней открылся вход,
Она туда порхнула
Я устремился вслед
И очутился
В таинственной среде
С престолом в центре.
Огней круговорот,
А на престоле пламя,
Свет его не яркий
Темнота огни все окружала;
Молитва над огнями трепетала.
Я у престола встал с закрытыми глазами,
Как будто знал:
Откроются они и путь мой оборвется,
И я останусь здесь среди огней,
Одним из них я стану.
Я не открыл глаза
Мои глазницы пустыми оказались.
Я видел изнутри движение спирали
Из родовых огней,
В огне престольном вмиг соединился с ней
И очутился во чреве материнском,
В осадок пал:
«Осанна в вышних» осажденный храм;
Там у престола света
Поставлен был среди святых,
Как пожилой среди младых.
Я видел изнутри движение спирали
Из общности святых,
Я с ней соединился вмиг
И очутился в кромешной тьме;
В ней растворился я совсем,
Но не исчез ведь не исчезла же молитва!
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,
Помилуй меня, грешного.
Она одна звучит во тьме
Непостижимо, непрестанно, вечно;
Я с ней соединился
И оказался снова на земле.
Я на земле,
Вернее, меня здесь больше
Я везде, где был.
Я стал иным:
Во мне сияет свет;
Я с ним,
Но я не свят:
Мой внешний человек со мной,
Я им объят.
Я человек;
Он крест мой навсегда:
В нем умирать и воскресать всегда
Вести его к престолу света.
Я крестный человек,
И крест мой плоть моя,
Ее влеку к престолу света.
Я плотский человек,
Но следом за молитвой
В престол мне предстоит Нечаянно попасть;
Я устремился к свету,
И светоносный диск Все более отчетливо
В себе стал различать;
Он оказался входом
В туннельную спираль
Из множества сверкающих событий;
В конце спирали тьма раскрыла пасть
Блаженно неведение,
Нечаянно падение:
Я оказался заточен во тьме,
На плоские невидимые грани натыкался,
Когда в отчаянии метался в ней;
Там я содержался,
Пока не осознал где я, что я.
Во гробе я,
И в нем я раньше не был,
Я возле был него, теперь же я в престоле.
Я эго, я в законе
И плоть моя скрижали его,
Во гробе мы внутри престола.
Я это осознал:
Разъединились грани,
Рассыпались скрижали в прах
И я исчез во тьме,
Но мысль моя в молитве не исчезла Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,
Помилуй меня, грешного.
Я видел изнутри движенье мрака:
Его спирали закружили в центре тьмы,
Соединились в нечто.
Издалека я наблюдал за чудом
Из него полезло что-то,
Как вскисающее тесто,
И стало собираться в огромный шар;
Он освещался внутренним сияньем.
Не было желания
К нему приблизиться,
Тем более, войти в него.
Но я стал приближаться к шару,
Внутрь стал проникать.
И вот что оказалось:
Это были сферы,
Их было множество,
И в каждой жизнь была;
Издалека они казались шаром.
Я трижды шар проник.
Сначала плавно проносились сферы Мимо меня,
В них содержались целые миры.
Затем быстрее различал я
Лишь движенье сфер, как искры.
И в заключенье в миг:
Спираль из сфер и я
Коснулись центра тьмы
И он раскрылся
Я туда проник.
Вокруг меня туманная среда,
А в ней рассвет;
К нему я устремился
И свет открылся мне спокойный ровный;
Он всюду был везде,
Вокруг меня снаружи;
Его источник я нигде не обнаружил,
Лишь сознавал, что в центре я его.
Я в центре света, я внутри него.
Потом стал проникать я свет собой,
Пока не убедился, что это светлость
И она вся состоит из света;
Она моя: я с ней един и в ней я господин!
Желанный миг совокупленья
Венец нетленного творенья;
Явленье Господа в падении:
Я видел изнутри, как небо сотряслось,
И мы с небес упали в ночь.
В желании падение,
В падении прозрение,
В прозрении блаженство,
В блаженстве совершенство.
Божественная ночь,
Божественная тьма,
Ничто не в силе превозмочь тебя:
Ты полнота без дна, ты сокровенна.
Божественный покров,
Премудрости печать,
Ничто не в силе тебя снять ты совершенна.
Тобой совершено число запечатленных,
В тебе покоится число из впечатленных.
Тобой я с неба увлечен,
Но я тобой не впечатлен:
Еще звучит моя молитва
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,
Помилуй меня, грешного.
Она моя причина, мой путь
Я вследствие нее:
Я верен ей и следую за ней.
Причина кто при чине, кто усыновлен,
Кто из состояний образует свойства,
И свойства всегда вследствие причины.
Причине свойственно,
А свойствам подобает состоянье у престола встать;
Сокрыто знание в престольном предстоянии
Двух абсолютных свойств Непостижимости и свойстве постижения:
Оно премудро запечатлено.
В печати же число причастных состояний знания:
Они причастием впечатлены до срока,
А вне печати вероятность их.
Я оказался в знании, чтоб осознать себя:
Превратное словесное создание, не свойство я, а миф;
Я у престола встал в подложном состоянии
И смертию я должен умереть. Готов ли я? не знаю.
Сознанием готов, а состоянием нет:
Еще звучит моя молитва,
Ею я приведен на суд. Но где же судьи?