Мы и сами не успели ни понять, ни осознать, как всё произошло: руки стали ласкать послушное и податливое девичье тело, губы слились в поцелуе с губами. И вот уже обняв её упругое тело, Олег почувствовал биение, рвущегося наружу девичьего сердца. Да и у него самого сердце готово было выпрыгнуть из груди. И только губы, горящие жадные губы горячо шептали: я люблю тебя! Я люблю тебя. Дальнейшее произошло столь стремительно, словно в далёком сне
И всё же сознание, разум не спешили признавать правду. Почему в таком случае, она умолчала о последствии летнего приключения, сверлило мозг сознание своим вопросом. Тот факт, что письмо могло затеряться в дороге, разум ни в какую не желал признавать, учитывать, как одно из обстоятельств того, что Олег остался в неведении. Да ещё гордыня подзадоривала разум, сказавшись союзником. Так о каком прощении может идти речь в подобной ситуации. Наломать ещё больше дров, это вполне реально, но не более того.
Таня буквально через пару дней покинула деревню. И только через подругу Тани, Олегу довелось дознать, что девушка уехала к сестре, так и не решившись встретиться ещё раз. Кто знает, возможно, при зрелом размышлении, Олег и признал бы свою ошибку? Признал бы ошибку, попросил прощения за необдуманное высказывание и всё бы было прекрасно, да только жизнь не имеет сослагательного наклонения и многое происходит лишь единожды. Но теперь уже поздно. Желая забыть прошлое, вычеркнуть из памяти, на следующий год Олег соединил свою судьбу с другой. Да память разума можно усыпить, а что же делать с памятью сердца? Оно-то не отпускает Как бы ты ни желал, а закроет глаза Олег, тут же перед глазами встаёт образ Тани и смотрит укоряющими глазами
Прошло достаточно времени, когда Таня приехала погостить в деревню. Рядом шёл статный высокий мужчина, двое детишек. Старший лицом и статью похожий на Олега. Лишь однажды они встретились без свидетелей. Но и тогда они молча прошли мимо друг друга, едва поздоровавшись. Но глаза, её лучистые карие глаза ясно сказали: «Прошлого не вернёшь».
Да и без этого, он понял, давно уже понял: поздно теперь просить прощения. Запоздало его прощение, запоздало
Рябина ягода горькая
Как-то раз, гуляя по старому парку, где полувековые деревья, что помнят, наверное, даже основателей города, своими раскидистыми кронами подпирают синее небо, я совершенно незаметно для себя, шаг за шагом любуясь великолепием природы, набрёл на рябинник. Поскольку на дворе уже явно чувствовалось приближение осени, растерявшие былое жизнелюбие, листья на белоствольных берёзах, хотя и продолжали удерживаться, но приобрели золотистый оттенок. И нет-нет, да и лёгкий ветерок играючи срывал их, и листья, кружась в своём последнем танце в воздухе, словно сплетённом паутиной из золотых ниток, спускались на пожухлую траву.
Какая-то неосознанная, непонятная тревога охватила меня всего, заставив содрогнуться. Я не сразу смог уловить. От чего она исходит, что послужило первопричиной всего этого. Лишь спустя несколько минут, словно озарение, память, вернув меня в прошлое, осветила разум, напомнив всё. И сквозь призму прошлого, я посмотрел на порозовевшие ягоды рябины, густо большими кистями облепившие куст, что навеяли мне грустные мысли, после первых же осенних заморозков, приобретающие огненно-красный цвет и в сером, с облетевшей листвой лесу, пылающие подобно костру, внося яркое разнообразие. Костру любви. Любви?
Может быть, в этом заключалась истинная причина моей неясной, ещё не осознанной до конца грусти. На мгновение защемившей моё сердце, и, не желающей так просто отпускать?
Тогда, несколько лет назад, тоже стояла осень, как я припоминаю, но в отличие, от сегодняшней, поздняя осень. Деревья, лишённые листвы. Тоскливо взирали на окрестность в ожидании зимы, что укроет их белым покрывалом. Опавшая листва, самых причудливых цветов, как палитра художника, шуршала под нашими ногами и ломалась с характерным хрустом. Мы шли с тобой по тропинке, и если память мне не изменяет, то была наша последняя встреча и, казалось, листья своим хрустом, предостерегают от ошибок в будущем, напоминают, как хрупко и зыбко всё в этом подлунном мире. Одно неосторожное слово или жест способны навсегда перечеркнуть вс то, что берегли и лелеяли.
Шагая рядом с тобой, уже в ту минуту, далёкой от меня, придерживая за руку. Я всё ещё пытался как-то исправить положение, объяснить стечением обстоятельств случившегося, оправдаться в твоих по-детски наивно-чистых глазах, но твоя легко ранимая душа почему я не подумал об этом раньше по своей самоуверенности и близко не желала подпускать к себе, закрывшись на сто замков. Но, без единого подходящего ключа. И никакая отмычка не в силах была помочь мне справиться с этими замками в ту минуту.
Шагая рядом с тобой, уже в ту минуту, далёкой от меня, придерживая за руку. Я всё ещё пытался как-то исправить положение, объяснить стечением обстоятельств случившегося, оправдаться в твоих по-детски наивно-чистых глазах, но твоя легко ранимая душа почему я не подумал об этом раньше по своей самоуверенности и близко не желала подпускать к себе, закрывшись на сто замков. Но, без единого подходящего ключа. И никакая отмычка не в силах была помочь мне справиться с этими замками в ту минуту.
Ты слушала, или мне так хотелось думать и верить, утешая собственное самолюбие, отрешённо, и лишь изредка поглядывала в мою сторону, всё ещё не веря увиденному, а вполне допускаю и с намёком: мели Емеля, твоя неделя.
Я не раз после этого укорял себя, готов был на самый безрассудный поступок, если бы он позволил, хотя бы на миг вернуть прошлое и исправить всё. Я упрекал себя за столь безответственный шаг, за авантюру, достойную подростка, но уж никак не молодого человека, каковым я себя считал. На тот момент мне верилось, это была детская шалость, лёгкая ничем не обременённая забава, но как я не прав оказался. Сейчас, когда уже всё позади. Пережив немало, и, многое повидав. Я осознаю, какой трагедией было оно для тебя, тогда же Тогда, я. Направляясь в сторону скамеек, расставленных на открытой площадке, вокруг весело журчащего фонтана. Встретил свою давнюю знакомую Аню, невесть каким образом, оказавшуюся здесь в данную минуту. Но только ли знакомую? Почему я напрасно пытаюсь обманывать себя? А как же наши встречи с ней, волнующие кровь, словно это было вчера, при одном воспоминании о них, наши ночи? Ведь всё это было. Было и не вычеркнуть их из памяти.
Она шла мне навстречу, когда я, узнав, окликнул её:
Привет, Аня!
Прищурившись. Аня посмотрела в мою сторону:
Ой, а я тебя даже не узнала. Богатым будешь. Привет, Гена. С твоей новой причёской тебе сейчас только шляпы не достаёт да гармошки. Ну, вылитый крокодил Гена.
Серьёзно? Тогда. ты согласна стать моей Чебурашкой? продолжил я, начатое ею, совсем запамятовав, что само слово Чебурашка могло смертельно обидеть её. Ну, пусть не смертельно, но на долгое время позволило бы считать человека своим врагом. Дело же в том, что ещё в школе, она вбила себе в голову про оттопыренные уши, хотя и нисколько сей факт не соответствовал истине, что в прочем не мешало ей комплексовать по этому поводу, да ещё одноклассники, неведомым образом прознав про её комплекс, нет-нет. Да поддевали, называя Чебурашкой. По её потускневшему взгляду я понял, что оплошал, и она обиделась.
Анечка, извини. Я совсем не желал наносить тебе обиду. Даже в мыслях не держал. пошёл я на попятную, ничуть не сомневаясь в её прощении. Иногда девушки умудряются играть эмоциями, лишь для того, чтобы молодые люди потакали их капризам, воспринимая всё всерьёз.
Чем докажешь, что это так?
Чем? переспросил и, недолго думая, при этом не ожидая никакого подвоха, притянул её к себе, впился губами в её по-детски пухлые губки, про которые обычно говорят «нецелованные», со всей, присущей мне, страстью.
По её ответному, не менее страстному поцелую, я понял: она всё ещё любит меня. С немалым трудом удалось оторваться от её уст: по-прежнему жаждущих, по-прежнему любящих. В этот волшебный миг. Я забыл обо всём. Забыл, что должна подойти Оля, моя нынешняя пассия. Встречу с которой назначил именно в этом старом парке, забыл, запамятовал. Как дорого стоила мне эта ошибка Всего лишь поцеловал Любящее сердце, увидев меня, целующимся с другой. Не пожелало простить этой, как мне казалось, ничтожной малости. Да и как? Почему мы так легко и просто совершаем глупости, ничтоже не сумнящеся о последствиях? В глубине души я понимал, что поступил неприлично, но и отрицать, что я этого не желал, тоже не могу, целуясь с Аней, заведомо зная, но надеясь, что она. Как обычно опоздает к назначенному времени, что совсем скоро должна подойти моя любимая, мой ангел с рыжими локонами, моя Олечка. И всё же, я пошёл на это безрассудство. Или же, я рассчитывал вызвать у тебя ревность? Но, как выяснилось позже, не только ревность, но и расставание. Всё это цена за мой опрометчивый шаг.
Сегодня трудно вспомнить всё в мельчайших подробностях и прокрутить в памяти, как киноленту, но в ушах всё ещё слышны твои торопливые, уходящие шаги. Я, наскоро распрощавшись с Аней, даже не удосуживаясь объяснять столь скоропалительное прощание, больше напоминающее побег, кинулся следом за тобою. Аня, наверняка, осталась в полном недоумении от моего поступка, но мне то, что за дело до её раздумий? Уже на выходе из парка, мне удалось-таки догнать тебя, и, как утопающий хватается за первую подвернувшуюся соломинку, в тщетной попытке удержать, я взял тебя за руку. Ты не стала прилюдно устраивать мне сцены, выражать свою обиду. Вырываться, но лучше бы всё это. Нежели твоё холодное леденящее душу равнодушие, сменившее ещё недавнюю пылкую любовь. Может быть, виновата была во всём моя несостоятельность в способности сохранять жизнь любви, преждевременно уходящей от меня, словно песок, струясь сквозь пальцы, как воздух. Вырывающийся из проколотой шины?