Травмы
Месяц свои блёстки
в городе развеял.
Мчусь по перекрёсткам
с дальним светом хлёстким,
за рулем трезвею.
Выпала дорога
дальняя на дачу.
Маша-недотрога
смотрит так нестрого,
с нею и лихачу.
Припев:
Травмы, травмы старые успели
подзабыться и подзалечиться.
Снова я в машине каруселю,
вот и дача нам навстречу мчится.
То была не дача,
а рефрижератор
Руль исчез куда-то,
а в руках горячий,
смятый радиатор.
Припев:
Травмы, травмы новые на теле.
Вот и пульс подводит, окаянный.
Снова я в машине каруселю
Красный крест на ней?
Иль деревянный?
Цыганка
Все карманы наизнанку,
но купил автомобиль.
Я машину, как цыганку
молодую, полюбил.
Счастье сидя за баранкой,
запах кожаный ловить.
Столько тыщ вложить в цыганку
как её не полюбить?
Я любил капот и крылья,
в них глядел, как в небеса,
и ногой стучал несильно
по баллону колеса.
Как в цыганкиных глазищах,
в фарах целый мир блистал,
я с восторга влез под днище
весь кардан исцеловал.
От любви такой обильной
у меня прошибло пот,
и зажал автомобильный
я в объятиях капот.
Гладил бритою щекою
лобовое я стекло,
и подхлынуло такое
аж в ботинок потекло.
Сел за руль я, чист и светел,
трогай, милая моя,
хоть цыганка вольный ветер,
а послушалась руля.
Только метров через триста
я опять к ней воспылал,
завернул в лесок тенистый
всю ее исцеловал.
Пять проехал километров,
будто бес в меня залез
через каждые сто метров
заворачивали в лес.
День когда лишь начал гаснуть,
Я очнулся хвать-похвать
для меня совсем неясно,
где ж машине ночевать?
Даже страсти поостыли,
опасеньям нет числа,
но любовь осталась в силе,
только ревность возросла.
Мимо милой ходят люди,
кто к ней близко подойдет
закрываю сразу грудью
лобовое и капот.
Ладно, ставлю у подъезда,
где опавшая листва;
я читал в решеньях съезда,
что не будет воровства.
Лёг в квартире ужас снится,
что в машине на дворе
чья-то блещет поясница
ходят воры на воре.
Просыпаюсь спозаранку
вся изорвана кровать.
Столько тыщ вложить в цыганку
как её не ревновать?
Но сбылись мои опаски,
мои глазки в десять слёз,
нет в багажнике запаски,
фары нет и всех колес.
Мы лежали два подранка,
я визжал, впадая в раж.
Я люблю тебя, цыганка,
я куплю тебе гараж.
Гараж
(2-я серия)На кишку надел бандаж,
побежал искать гараж,
хоть и был я весь разбитый и болезный.
Но гараж спасет от краж,
он машине, как блиндаж,
на запорах, на замках и весь железный.
Эй, хозяин, дашь не дашь
мне за тысячу гараж?
Заиграла на губах его ухмылка:
Мало дал, а много хошь
цены прыгают, как вошь.
Сторговался я за две и плюс бутылка.
Руку к сердцу приложа,
бед хлебнул от гаража,
потому что гаражи, как филиалы
ресторанов и блатхат,
где сплошной матриархат,
где нарушены морали идеалы.
Я, как птица о двух крыл,
подлетел, гараж открыл,
только сразу ошарашен был и скован
в уголке сидят две девки,
а хозяин без издевки
мне сказал, что, мол, гараж укомплектован.
Я сказал, раскомплектуй!
Девки в голос вот те х-хрен,
к гаражам мы этим с детства приобщились,
ты нас просто накорми
и слегка опохмели,
что мы зря сюда с Химмаша притащились?
Это что же, на свои
накорми и напои?
Но традиция, тут некуда деваться.
Я вина им притащил,
но, видать, переборщил
девки начали зачем-то раздеваться.
Не нужна мне ни одна,
а с двумя совсем хана,
за подмогой побежал в гараж к соседу.
У соседа в гараже
тоже девки в неглиже,
он сказал, пересиди, пока уедут.
Заодно мне подсоби,
вишь, какие особи,
я смотрю, ко мне подсела, точно, особь.
Намекнула про любовь,
но, как Ленин и Свердлов,
не позволил я моральных перекосов.
Я вернулся, в гараже
девок не было уже.
Я раскинулся на мягкой оттоманке.
Думал я, ну ты скажи,
для чего же гаражи?
И зачем его купил своей цыганке?
А в соседнем гараже
пик намечен в кутеже:
шум от слез стоит, от песен и от танцев.
Крики: «Я тебе рожу
и в парткоме докажу!»
Ну как будто там гуляют иностранцы.
А потом все стихло враз,
выхлопной повеял газ,
я в гараж быстрей, успел к ним, слава богу.
Угорели, как зверьки,
Я натер им всем виски
задышали, зачихали понемногу.
А сосед Пономарёв,
как очнулся сразу в рёв.
Ну а девушки, очухавшись, сказали:
Не води ты нас в гараж,
лучше дома расшарашь,
в крайнем случае, в курилке на вокзале.
Мне не надо гаража,
он как плесень или ржа,
отголосок он основ капитализма.
Это ж собственность, гараж,
значит, это просто блажь,
это клизма для идей социализма.
Сходу я продал гараж,
все в стихи, на карандаш,
а цыганку на стоянку я пристроил.
Пусть она в снегу, в росе,
но зато она, как все,
как и дОлжно быть при самом верном строе.
Григорьев из ЦК
Григорьев из ЦК
В навоз воткнул я вилы
возле личной виллы,
зову так дачу я, точней сарай.
И плюнул я с досады
в горшочек для рассады,
ну кто сказал, что дача этой рай?
Жена клопов ловила
В диване нашей виллы,
а с кухни выгоняла пауков.
Шабаш! сказал ей громко,
давай мои котомки,
отправь меня на волю из оков.
Варвара, нету мочи,
я в Крым хочу и в Сочи,
целуй меня скорее в нос и лоб.
Поеду я в Алупку,
там все без полушубков,
и я там загорю, как эфиоп.
Я деньги взял в чулане,
над ними вечерами
мечтал, теперь прощай, велосипед!
Жена всплакнула малость,
а что ей оставалось?
Рукой покорной погрозила вслед.
Вокзал гудел, как улей,
мужчину там разули
хулиганье! Мне жалко мужика.
Отдал ему я кеды,
он их надел покеда,
представился: «Григорьев из ЦК».
А что ж ты не спецрейсом,
не воздухом, а рельсом?
В вагоне ехать суток полторы.
Он оглянулся ловко,
шепнул: «Командировка.
Не спрашивай про это до поры».
Его я принял в пару:
один погибнет парень,
на всем готовом он сидит в ЦК,
отвык от нашей жизни,
живет при коммунизме,
а тут реальность схватит за бока.
Мы встали за билетом,
но стало ясно где там!
Кругом толпа, жара и мишура.
Как зверь, я рвался к кассе,
мне кто-то нос расквасил
Взял в общий два. В Алупку! В Крым! Ура!
В вагон наш проводница,
с глазенками девица,
втолкнула пассажиров сотни две.
С Востока ехал дембель,
глушил вино под крендель,
Григорьев ужаснулся скотник-де.
В портяночном настое
доехали мы стоя,
Григорьева я вынес на руках.
Он лёг под первый тополь
и крикнул: Симферополь!
Как далеко ты, сволочь, от ЦК.
Он стал искать бумажник,
но побледнел весь ажник,
сказал: «Украли». Сделался суров.
Потом издал он вопль,
из носа вытек сопль:
Ну как же так? Ведь нет у нас воров!
Добавил: Вот так ребус.
Мы сели на троллейбус.
Григорьев ехал молча и потел.
В Алупке комнатёнку
мы сняли за пятёрку,
пошли на пляж, где море разных тел.
Сказал, вздохнув, Григорьев:
И наши все на море,
в Ливадии балуют до утра.
Едят икру и сёмгу,
а завотделом Сёмка
лакею тычет в морду осетра.
Живём не хуже негров,
ведь сколько в наших недрах
и золота, и нефти, и угля.
На нас Массандра пашет,
Дюрсо Абрау наше,
вина как грязи, только потребляй.
Я молвил с интересом:
Молчит об этом пресса,
зато о показателях орём.
Вот мы с тобой у тётки
живем не по путёвке,
А ваши тоже едут дикарём?
И если да, то сколько
вы платите за койку?
И как спиртное? Тоже до семи?
Когда берёшь бутылку,
не чешешь ли в затылке,
челом не бьёшь таксисту до земли?
В палате цен кто служит,
наверное, не тужит,
вздувая цены на процентов сто.
Я слышал, замминистра
за воровство под выстрел,
а ты, мол, не слыхал про воровство.
Тебя обворовали
не умер ты едва ли.
А замминистра всех под гребешок!
А сколько замминистров?
Скажи-ка, только быстро.
Вот то-то же. И есть у всех грешок.
Заржал, как конь, Григорьев,
видать, не знал он горя.
Потом сказал: А знаешь, почему
я здесь торчу с тобою
у грязного прибоя?
Вникаю в жизнь, доложить кой-кому,
И вот сейчас я вижу,
что многие без грыжи.
Вот ты, к примеру, вёрткий, даже жуть.
Так значит, цены можно
взвинтить еще немножко,
все гайки завинтить, чтоб не вздохнуть.
Я онемел как рыба:
Ты без меня погиб бы,
разут и обворован, в душу мать!
Тебя пою, кормлю я,
такого чистоплюя,
а ты доложишь дальше зажимать?
В Ливадию со смехом
он в тот же день уехал,
а я вернулся к вилле и к жене.
Доложит он серьёзно,
что вник, мол, скрупулезно:
предела терпежу в народе нет.
Поездка за город
С другом Колькой едем в лес,
на прогулку, значится,
он ко мне в машину влез
и давай артачиться.
Кто же с голыми руками
по лесу шатается?
В сухомятку шашлыками
и собака давится.
Алкоголь, мол, ядовит
чушь бы не морозили.
Только водка сохранит
горло от коррозии.
Завернули в магазин,
взяли от коррозии,
погрузили в лимузин
и махнули к озеру.
На природе все о'кей,
мы под сок берёзовый,
как французы пьют коктейль,
пили вермут розовый.
Раз и древо, два и древо,
раздвоились дерева.
Мы нырнули с перегрева,
чтоб остыла голова.
Он в воде стоял по нос:
мол, тону же, братцы, я,
у меня стоял понос
и галлюцинация.
Кольку трахнул по башке
для спокоя общего,
а потом на бережке
откачал утопшего.
Он очнулся, сразу в глаз
локтем мне подначил.
Я с вопросом вот те раз?
Он с ответом сдача.
После, в общем, скромной драки
мы устали как собаки.
Это значит, как бы вроде,
отдохнули на природе.
И под вечер как уроды
возвращались с Колькою.
Мы решили: на природу
брать не будем горькую.