Когда влюбляешься в женщину, не замечаешь ее недостатков. Ее красота как полет раненной птицы. Ружье еще дымится, а стрелок счастлив и восхищается удачным выстрелом. Тут уже не важно, что это за дичь. Важно лишь, как она падает Вам под ноги, недоступная прежде и ныне поверженная.
Предыдущая женщина, в которую Адам Григорьевич был влюблен, еще будучи идейных революционных взглядов, внезапно оставила его, не объяснив причины. Он пытался вернуть ее, но все было тщетно, и, понимая, что любовь умирает, почти в состоянии аффекта при расставании дал ей пощечину, чего раньше никогда в жизни не делал, и тем самым окончательно отрезав путь к возможному примирению. Он никак не мог смириться с этой потерей, и чтобы утолить невыносимую душевную боль, ему нужна была новая женщина, новое чувство. Та, которая его поймет и будет всегда рядом с ним даже в трудную минуту. Луиза, словно специально, появилась на его пути, когда он не знал, что делать, когда покупал билет на поезд неизвестно куда, лишь бы уехать подальше от всего этого ужаса. Но вот брызнул рассвет, очень удачный для Адама Григорьевича. Никто и предположить не мог, что бывший революционер станет одним из самых богатых людей в России. По иронии судьбы те, с кем он боролся так отчаянно и неукротимо, впустили его в свой круг роскоши и уже больше никогда не выпускали. Теперь Адама Григорьевича уже никто не преследовал, следствие оправдало его по всем статьям, дела закрыли, а все заинтересованные лица были удовлетворены. Свадьба стала событием для столицы. На церемонии бракосочетания присутствовали пятьсот избранных гостей. Публика была в восторге. Сам Адам Григорьевич объяснял свое невероятное везение тем, что ему в жизни просто выпал джекпот и умолял, беззаботно смеясь и разбивая выпитые бокалы с шампанским, не завидовать.
Под вспышки фотокамер молодожены возложили цветы к вечному огню, и жених сказал речь, отметив важность сего момента и кому во многом благодарны собравшиеся. У мавзолея Луиза избавилась от букета невесты, зашвырнув его так далеко, что пришлось искать его у кремлевской стены. Букет невесты достался какой-то невзрачной девушке, проходившей случайно мимо, и та от счастья даже упала в обморок. Затем влюбленные с шиком поехали на Новодевичье кладбище, отдав дань памяти одному известному и уважаемому политику, некому господину Мидиеву, с которым Адам Григорьевич имел прежде тесные и деловые связи. Здесь в тени высоких деревьев и холодных даже в жаркое лето мраморных надгробий под щебетание птичек Луиза вдруг неожиданно расчувствовалась и разрыдалась, и полдня было потеряно, чтобы ее привести в чувство.
Вечером, уже изрядно уставших и утомленных шумными праздничными мероприятиями, влюбленных в сопровождении вереницы дорогих иномарок с веселым криком и стрельбой в воздух отвезли в загородное имение на берегу Оки. Имение это, по самым скромным оценкам, стоило целое состояние. Общественность уже знала, что оно было подарено внезапно разбогатевшим революционером Луизе еще накануне вечером. До сего дня, пожалуй, никто из последних невест даже не могли мечтать о нечто подобном. О чем одни с восторгом, другие с негодованием не могли не умолчать газеты.
От машины по мраморным ступенькам дворца прямо до спальни жених нес невесту на руках. Там при звуках арабской музыки возвышался балдахин, сотканный из цветущего тимьяна. Они выпили вина, обсудили, как весело прошло мероприятие. Их лица сияли улыбкой. Затем невеста ловко опутала Адама Григорьевича шелковой лентой, раздела, а он, утомленный и немного пьяный, не сопротивлялся, ловя губами ее набухшие соски.
Невеста скинула фату и перчатки и покружилась так, что свадебное платье ее поднялось, обнажая стройные ноги и элегантное нижнее белье. Ей нравилось дразнить жениха, а он тем временем пожирал ее влюбленными глазами, пока она танцевала стриптиз под арабские мотивы.
Из тебя выйдет классная наездница! восхищался он, когда она уселась на него сверху.
Невеста лукаво улыбнулась, и, не останавливаясь, минуты три-четыре грубо истязала жениха, пока, наконец, обессиленная в сладострастной дрожи не упала ему на грудь.
В это мгновение он вдруг узнал ее. Нет, не свою невесту Луизу. Он узнал в ней бывшую спутницу сенатора, коварную убийцу многих высокопоставленных чиновников, охотницей за деньгами олигархов, узнал ее по характерному сладострастному стону, который никак нельзя было спутать. И видя испуганный и даже ошарашенный взгляд Адама Григорьевича, невеста прикрыла ему ладонью лицо то ли из жалости к нему, то ли от собственного смущения, но он видел ее сквозь пальцы.
Ты?! прошептал он, пытаясь подняться. Но голос, грудь, черты лица? Это какой-то сон
Шелковая лента прочно держала его. Он увидел, как блеснули слезы в ее безумных глазах, но это были слезы не радости и даже не боли, это были слезы актрисы.
Ты сейчас убьешь меня, догадался он.
ЧАСТЬ 1. ИСТОРИЯ РЕВОЛЮЦИОНЕРА
Несколько лет назад.
Я вскормлен верою в любовь
Перстом Отца отмечен свыше.
Стучит, бурлит святая кровь,
Как барабанит дождь по крыше.
Покорны мне моря, леса
И взоры девственниц печальных,
И звон колоколов пасхальны,
И ветер буйный в небесах.
Я верой-правдою служу
Всем изгнанным и утомленным.
Поверженным и оскорбленным,
Униженным я свет несу.
Меня распяли на горе.
И муки страшные я прИнял.
Отец меня родной покинул,
Когда молил я о себе.
Но я воскрес, разверзлись очи.
И в каждом сердце мой очаг.
И каждый час, и дни, и ночи
Я среди вас. Пусть знает враг!
I. Случай в баре
По деревянным перекрытиям ходили блики яркого света. Запоздалые посетители, жмурясь от них, вели пустые разговоры. Скучающий бармен натирал бокалы, а две проститутки за стойкой смахивали пепел в одну пепельницу. Одна из девушек была чернокожая, с заплетенными разноцветными косичками и серьгой в носу. Спокойная музыка «Je taime» в исполнении Лары Фабиан навевала грусть. На столике у окна стояла кружка пива. Над ней сонно кружилась муха, но обладателю этой кружки было все равно. Поникшая голова его была накрыта руками. Ощущение ужасной несправедливости не отпускала Адама и, чтобы заглушить боль, он решил напиться. За соседним столиком двое поддатых мужчин спорили друг с другом, что первично: яйцо или курица.
Одно из двух! говорил один заплетающимся языком.
А я говорю яйцо, настаивал другой, роняя тяжелую голову на стол.
Two balls. хихикнула чернокожая проститутка, невольно слушая их глупые речи.
Уважаемые! посмотрел на настенные часы бармен. Бар закрывается.
Адам, пошатываясь, вышел на улицу в обнимку с проституткой. Час назад она, скучающая в гордом одиночестве, попросила угостить ее водкой и накормить, и они здорово набрались. Сейчас она пьяная, в липком платье и рваных в нескольких местах чулках, готова была отблагодарить его и все время хихикала, когда он пытался объяснить ей, что ему ничего не надо и предлагал проводить до дома.
За удаляющейся парочкой выбежал бармен.
Это кажется Ваше окликнул он и вернул ему шляпу.
Проститутка начала смеяться таким глупым смехом, что Адаму было неудобно. Он боялся привлечь внимания посторонних, злился уже, что связался с ней, и, наконец, обхватив ее грубо за талию, увел в закоулок.
Куда ты меня тащишь, ковбой? спотыкалась о брусчатку проститутка, все еще продолжая смеяться на всю улицу. Каблуки сломать можно.
Она вдруг сорвала с головы революционера шляпу и примерила на себя. Ей хотелось посмотреться в зеркальце, но оно выскользнуло из рук и разбилось. И тогда она присела у лужи и посмотрела на свое отражение.
Тебе идет, Наджи. Ты красивая и настоящая, вдруг заметил революционер.
Она начинала нравиться ему. Такая необычная, с черной кожей пантеры. У него никогда прежде не было чернокожих женщин. Она посмотрела на него, прочитав в его взгляде знакомое ей желание и снова захихикала.
В проеме между домами они уединились, но он все еще не решался пристать к ней. Он не хотел пользоваться ее положением, ее доступностью. С другой стороны желание близости с ней было так велико, что он злился на себя, что преступает через свои принципы порядочности. По проезжей части вдруг пронесся грузовик, в кузове которого сидели солдаты в масках и с автоматами. Брызги от луж разлетелись в разные стороны вместе с окурками и дорожным мусором. От неожиданности Наджи невольно прижалась к нему.
Ты точно необычный, ковбой, вздохнула она.