Эротический сон механической кукушки
Экзистенциальная сказка
Николай Слесарь
Корректор Александр Сапожников
Дизайнер обложки Николай Слесарь
© Николай Слесарь, 2019
© Николай Слесарь, дизайн обложки, 2019
Коридор
День был такой, что даже смотреть в окно не хотелось. И так не было настроения, но даже остатки его можно было безвозвратно растворить в том потопе, что происходил теперь на улице.
И это был не тот восхитительный летний ливень, не весенняя гроза, не теплый еще осенний грибной дождик. Это был очень холодный и сильный дождь. Дождь на грани между осенью и зимой, бесконечный и беспристрастный, как нечто совершенно чуждое всему живому и теплому, со шквалистым ветром, да так, будто пощечина всему неразумному человечеству.
И только вроде потише, а потом опять р-р-раз, по лицу, в глаза, не разбирая и валя с ног.
А вокруг сквозь пелену дождя все серое, не успели оттаять в углах следы первого снега, и уже сгущаются ранние сумерки. И везде эта неизбывная грязь. Она разрастается на моих глазах из ниоткуда, покрывая собой все, что я вижу.
При мысли о том, что надо будет куда-то идти, даже просто выйти из дома, становится так беспросветно тоскливо, так уныло тошно, что сил нет.
Хорошо, что отменилась репетиция сегодня вечером. Хотя после того, как мы отыграли почти всю ночь, пять часов кряду, это было единственным верным решением.
При мысли о ночном клубе, в котором мы играли, у меня тотчас началась изжога. И на этот раз дело было не в музыке.
Играли мы очень даже сносно. Такое не часто бывает, к сожалению. Пара сольных партий мне удалась как никогда. Или, лучше сказать, просто удалась. Но уже ради такого стоит жить. Даже Птица высказал мне свой неподдельный восторг, обернувшись вполоборота и еле заметно кивнув головой. Да и он сам был на высоте. Почти как всегда в ударе. Он как-то умеет заводить сам себя, не оглядываясь на остальных. Ну и ритм-секция вослед подтянулась. И денег нам насовали под конец. Красота!
Но шаверма с темным пивом натощак в четыре утра в этом возрасте противопоказаны и не проходят незаметно. Ну и бессонная ночь, переизбыток никотина и усталость делали свое дело.
Ничто теперь не проходит бесследно. Кроме того самого здоровья и энтузиазма.
После любого сиюминутного удовольствия неминуемая расплата. Не важно, психологическая, химическая или физиологическая. Только детям до семи лет бесплатно. И теперь я не уверен, что даже им.
И я не смотрел в окно. Я берег остатки своей позитивной энергии, которая и так будто таяла на глазах.
Наступил декабрь, а осень никак не может уйти, уступив, наконец, свое место зиме. Темнота и промозглая сырость вытягивают, кажется, саму жизненную силу, душу.
Я отошел от окна и снова подумал о том, какое все же счастье, что отменилась репетиция, а то ехать мне через весь город под дождем.
Еще я думал о том, что мир заполняет какая-то безымянная и бесцветная масса, холодная и мокрая, и как будто ничего уже не может произойти. Чего-то просто светлого, хорошего и радостного.
Ум знает, что это не так, что все пройдет и все изменится так или иначе. Но чувства, воспаленное сознание и даже, кажется, подсознание, не верят в это. Даже фантазия не работает.
Просто бесконечная осень заполнила меня всего целиком, не оставив места ни для чего другого. На сегодня я весь заполнен ею.
Кажется, единственный способ распрощаться с ней теперь это заснуть, уйти в спячку, поменять одни декорации на другие. Поменять реальный мой мир на нечто более эфемерное.
Распространенная профилактика неизлечимой патологии.
***Проснуться можно фактически где угодно. Один раз проснувшись, можно проснуться и еще раз. Никто не скажет тебе, что ты окончательно покинул то, что ты в данный момент называешь сном. Быть может, мы не покидаем свой сон никогда.
По крайней мере, количество вложенных снов может быть бесконечным. Я даже не помню, где-то я это читал, или кто-то сказал мне об этом, или даже это была моя собственная мысль.
При этом все вокруг может течь сколь угодно долго без перемен, как обычно, как всегда. Но в один прекрасный момент все меняется вдруг. Если только увидеть эти перемены будет дано моему спящему разуму.
Уж слишком свыкаемся, срастаемся с тем, что мы видим каждый божий день. Слишком всерьез воспринимаем эту реальность. Вернее, то, что мы называем этой реальностью. Хотя в любой момент она может оказаться всего-навсего сном. И, что самое забавное, может даже и не твоим.
У меня тоже все проистекало подобным образом. Обыкновенно. Все как всегда. День за днем, как у многих других. Каждый день, засыпая, я знал, что утром не увижу ничего принципиально нового. Разве только заранее известные нюансы вроде времен года и фактического места пребывания в настоящий момент.
Но проснуться каждый раз удавалось только там, где я засыпал. Ну или где меня укладывали в беспамятстве. Всякое бывало.
Однако всему на свете приходит конец, каждому свой и у каждого по-своему. Приходит конец и монотонному течению жизни. И как-то раз заснув в одном месте, мне довелось очнуться в совершенно другом.
***Надо сказать, за свою жизнь просыпался я в местах разнообразных и с географической точки зрения, и с точки зрения окружающей обстановки. Случалось мне пробуждаться и где-нибудь в лесу, подле костра, и на бетонном полу какой-нибудь очередной временной работы, ютясь на куске картона. В тесной, жаркой каюте прыгающего по волнам буксира или же просто в лодке. На причале и в гамаке, на западе и востоке. Просыпался я на разнообразнейших кроватях и диванах, на раскладушках и матрасах. Просыпался один, и просыпался не один.
Как-то раз заботливые друзья после ночной игры в каком-то клубе, где мы к тому же умудрились надраться, уложили меня на выставленный кем-то драный диван во дворе-колодце, а сами при этом ушли куда-то. Я до сих пор помню, как проснулся от яркого солнечного света, покрытый тополиным пухом, с зачехленным инструментом, стоявшим у меня в изголовье. Вокруг играли дети, каркала в ветвях надо мной ворона, из подворотни шумела улица, а я лежал и смотрел в небо, обрамленное крышами и зеленью деревьев, не соображая и не помня почти ничего, как будто только родился.
Не то чтобы я претендовал на какую-то оригинальность. Иные, я думаю, с легкостью заткнут меня в этом смысле за пояс. Но и в моей недолгой жизни бывало всякое.
Только одно правило оставалось для меня неизменным. Я просыпался именно там, где засыпал. Как ни крути.
***Я очнулся, скорее именно очнулся, а не проснулся, сидя на чем-то твердом в полной темноте.
Спиной я ощущал твердую шершавую стену, подо мной был сухой бетонный на ощупь пол с каким-то песком, что ли. Пол был не холодный и не теплый, скорее прохладный. Темнота была кромешная, абсолютно ничего не было видно, сколько бы я ни напрягал глаза. Понятно было только то, что я в каком-то помещении. Меня окружал стоячий и немного затхлый воздух, но не сырой подвальный, а просто воздух запертого непроветриваемого и нежилого помещения.
Первым делом я попытался вспомнить, что было вчера, и сопоставить. Но мне это не удалось.
Не то чтобы я не помнил то, что было вчера. Наоборот, я все помнил прекрасно, но состыковать это с тем, что я теперь ощущал вокруг себя, я не мог.
Я ощупал всего себя, с ног до головы, на предмет физической целостности. В голову полезли странные мысли, но более или менее понятные в этих обстоятельствах. Приступ? Смерть? Обвал? Взрыв? Теракт? Похищение?
Но тело слушалось и двигалось, свободу мою явно пока ничего не ограничивало.
Я решил для начала более подробно исследовать окружающее меня пространство. В кармане джинсов обнаружилась спасительная зажигалка.
Подобные зажигалки можно было обнаружить почти в любом кармане моей одежды. Иногда я одновременно владел десятком подобных одноразовых зажигалок.
Освещая ей вокруг себя, насколько это было возможно, я поднялся на ноги.
Единственным, что я смог разглядеть в ее свете, была все та же стена. Обычная кирпичная стена, с выщерблинами и окаменевшим раствором между кирпичами.
Зажигалка освещала мало что, только непосредственно то, что было в нескольких сантиметрах от нее. Потолка она не освещала, и дотянуться до него рукой я не смог. Соответственно, сделать вывод о том, насколько он высокий и есть ли он вообще, было невозможно.
Я медленно пошел вдоль стены, непрестанно опираясь об нее руками, будто опасаясь упустить из вида единственную путеводную нить.
Так я шел, вернее, продвигался с зажигалкой в руке довольно долго, пока не уперся в угол. От этой стены под прямым углом отходила другая стена, абсолютно такая же. Не останавливаясь, я пошел дальше.