Когда все гости пограничной заставы были быстро и профессионально отловлены, нас быстренько, в соответствии с последним пунктом программы познавательной встречи выпроводили на автобусе восвояси от греха подальше.
Хочется отметить еще один интересный факт нашего пребывания в санатории. Мы вчетвером сдружились и почти все свободное время проводили вместе. Но были и моменты, когда наши пары теряли друг друга. Инициаторами этих разлук, как правило, были Игорь со своей подругой. В один из таких моментов, оказавшись вдвоем, мы с Розой пошли изучать окрестности, забрались на какой-то лесистый склон и присели на сваленное дерево. Рядом пенек. Я взял Розу за руку. Она вздрогнула. Наверное, она приготовилась к развитию наших отношений. Вдруг мне показалось, что на пеньке кто-то сидит и внимательно смотрит на нас. Я тряхнул головой, моргнул и понял, что показалось. Я посмотрел на Розу. В ее расширенных глазах я увидел страх.
В чем дело, Роза?
Там кто-то был.
Вот тогда и у меня слегка зашевелилась шевелюра.
Показалось, успокоил я ее.
Мы встали и пошли в санаторий. О развитии отношений оба как-то сразу забыли.
По окончании срока санаторного пребывания, мы сговорились продолжить наши встречи в Ленинграде. Роза остановилась у своей родственницы. Меня пригласил к себе Игорь. Я провел у Игоря несколько дней. Мне было очень неловко. Я впервые попал в шикарно обставленную огромную квартиру, в которой проживала цивилизованная семья, возглавляемая то ли главным архитектором Ленинграда, то ли его заместителем. Утром все садятся за большой стол, и начинается процедура завтрака с ножами и вилками разной величины, бокалами, тарелками и тарелочками. Я такое раньше видел только в кино. Мне казалось, что я выгляжу за этим столом как, например, сейчас выглядит бомж за столом в нормальной семье среднего англичанина. И только после такой официальной процедуры я, наконец, попадал на некоторое время в помещение молодой четы, а там очень приятная молодая и красивая женщина жена Игоря забыв об этикете, по-мальчишески крепко трясла меня за плечи и требовала:
Ну, рассказывай! Что это за женщина была с Игорем? Как зовут? Где живет? Ну!
Естественно, что я держался как партизан, рассказывая, что мы все время играли в волейбол и купались в холодном озере.
А это кто? и она показывала мне фотографию, где мы вчетвером стоим в обнимку, улыбаясь широченными улыбками.
Это? Это так эпизод.
Эпизод? Ну-ка, расскажи мне, какие там еще эпизоды были!
Впрочем, говорила она все это беззлобно, улыбаясь, будто заведомо зная все и про все эпизоды.
В общем, я исчезал от этого семейства с удовольствием, и весь день болтался по Ленинграду с Розой. Денег у меня оставалось только-только добраться до Горького, и держал я их в грудном кармане пиджака с левой стороны. В Ленинграде, как, впрочем, и во всей стране, было очень криминальное время. Хулиганья и мелкого бандитизма было достаточно.
Однажды мы с Розой шли по улице к набережной Невы. Народу на улице никого, кроме группы парней и пацанов, толпящихся на тротуаре, по которому мы шли. Я всегда легко себя чувствовал в любой ситуации, если я один. Мое главное оружие ноги. На крайний случай стальной сапожный нож в кармане с ручкой, в виде намотанной на металлическую пластину ножа изолированной лентой. Этого ножа я сам боялся вдруг придется применить. Все-таки ноги лучше, если к тому же к ним приложить еще и второй разряд по ускоренному перемещению в пространстве, то есть по бегу. Но вот когда я с кем-то рядом, я почти теряюсь.
Итак, мы идем. Сзади на Розу под хохот группы запрыгнул парень. Роза взвизгнула. Я подскочил и дал парню по шее. Он соскочил с Розы и обернулся ко мне. Сзади меня обхватил какой-то бугай (я же был легкоатлет, значит легкий) и потащил к сидящему главарю. Я смотрел в глаза главарю и готов был воспользоваться ножом в правом кармане. В глазах моих он увидел злость и бешенство вместо ожидаемого страха. Но прежде я инстинктивно сунул правую руку в левый грудной карман («вытащили деньги или нет?»). Главарь вдруг вытаращил глаза, в которых читался испуг. Он, по-видимому, подумал, что я сейчас выхвачу что-нибудь огнестрельное. Парень, который меня держал сзади, тоже почувствовал неладное, бросил меня и отскочил. Я отряхнулся, посмотрел направо, налево и спокойно сказал первое, что взбрело в голову:
Атас, ребята.
После этого подошел к Розе и тихо шепнул ей:
Спокойно.
И мы, не торопясь, пошли к Неве. Когда мы завернули за угол, я почувствовал, что у меня начали чуть-чуть дрожать руки.
Время шло. Пора было возвращаться домой. Но прежде я решил посетить своих родных в Москве. Там жили братья и сестры моего отца и только одна сестра тетя Лида жила в Муроме, откуда и пошло рассыпавшееся по стране семейство. Когда я приехал в Москву к Антонине Григорьевне Майоровой сестре отца я встретил там веселую компанию родственничков, собравшихся сегодня ехать в свое родовое поместье в г. Муром. Было решено взять меня с собой. Билетов, конечно, не было. Меня уложили на третьей полке плацкартного вагона, завалили сумками и чемоданами и благополучно перевезли в качестве багажа.
В Муроме веселье. Старшие вспоминают минувшие дни, а на меня посмотрели вон какой вырос и забыли. У тети Лиды я познакомился с ее старшим сыном Володей. Он уже женат, двое детей. Сначала он с ними сюсюкал, потом играл и насюсюкал несколько детских книжек. Теперь известный в Муроме детский писатель. Ну, я пристал к нему, а отставать некуда.
Знаешь, говорит Володя, у нас на берегу Оки хороший парк. Там танцы. Сходил бы.
Танцы-шманцы. Я пошел. На самом обрыве одноэтажное здание летнего типа буфет. Я зашел. Взял бутылку пива. На большее не решился. Не позволял бюджет. Смотрю, за столиком рядом с бутылкой водки сидит очень своеобразный парень. Квадратный. Метр семьдесят ростом и почти столько же в плечах.
Разрешите, говорю, присесть?
Не возражаю. Присаживайся. Ты чего пьешь? Пиво? Брось баловство, давай со мной водочки выпьем.
Выпили. Он протягивает мне руку.
Владимир.
Я сунул свою руку, и он пожал ее своей огромной ручищей, как будто в его руке была не моя рука, а хвост Тузика.
Паша, ответил я, из Горького.
Ага. К кому приехал?
К Лихониным, дом пять по улице Ленина.
К Володьке, что ли?
Да, и к нему тоже.
Я его знаю. Хороший парень.
Угомонили мы бутылку водки, и пошли на танцы. Я ему рассказал про себя. Он про себя. Оказалось, что этот здоровенный парень благодаря своим физическим способностям попал служить в Морфлот. Отслужив свое, вернулся на гражданку, где его взяли сначала в милицию, а потом и в КГБ. Но долго он там не задержался. Ошибочка вышла. Какому-то начальнику по кумполу съездил. Вышибли за систематическую пьянку и мордобой. Правда, как говорит, было за что по кумполу-то. Потому и не судили. Теперь работает на заводе токарем. Сегодня в дневную смену.
На танцах народу много. Толкаются. Не развернешься. Володька толкает меня локтем:
А ты иди, иди вон ту, во он ту пригласи.
А ты чего сам не пригласишь?
Да не умею я.
Ну, я подхожу, раскланиваюсь, приглашаю. Она так хитро улыбается, как будто знает, кто меня прислал. Танцуем. Девушка хорошая, но явно не в моем вкусе. Пытаюсь что-то сформулировать посмешней, и чувствую, как чья-то твердая рука бесцеремонно берет меня за шиворот и пытается поднять. Я извиняюсь перед дамой и даю себя отвести в сторону. Там ко мне подходит какой-то мужик со шрамом поперек носа и назидательно поучает:
Ты, шкет, к этой бабе больше не подходи, а то ходить не на чем будет.
Оскорбленный, я подошел к Вовке, рассказал.
Не подходи больше, сказал Вовка, тут сейчас расплодилось много этой швали.
Происходило это в августе 1953 года. Тогда в такие мелкие городишки, как Муром, хлынула масса амнистированной нечисти.
Когда кончились танцы, я хотел выходить в толпе отдыхающих. Вовка остановил меня:
Подожди. Последними пойдем. От этой швали всего можно ожидать.
Подождали, когда все выйдут. Идем. Вроде все в порядке. Прошли квартал, свернули за угол в переулок. Нас раз и окружили человек пятнадцать, человек пять меня к стене какого-то дома прижали, а остальные десять вокруг него сгрудились. Стали шарить по карманам. Из левого кармана пиджака у меня вынули одиннадцать рублей. Сунули руку в правый, а там сапожный нож. Какой-то дурак стал вытаскивать. Руку поранил нож-то как бритва. Больше ничего нет. Наручные часы и паспорт я предусмотрительно дома оставил. Обшмонали. Отпустили. Вовка идет мрачный, начинает разогреваться, как старый самовар.
Ну, они у меня за это нахлебаются.
За поворотом снова догоняют.