я устала
и мне сегодня ничего не сказать о том как
твид земли
впитывает труд воды
дерево на берегу болтается как котомка
за плечом удаляющегося потомка
да
дым
больше ничего не вижу
какую-то общую жижу
всё упростится не понадобятся наши жи-ши
жители неизвестности галдящие снизу
укрепляют ряды
* * *он сказал
напомни какой там код
у твоего
подъезда
а я не знала какой именно кот
бродит у моего подъезда
и как найти тот подъезд а он подъезд вообще или подход
или приход
пришествие или
а он сказал
снова ты гонишь в своём сомнамбулическом стиле
вот и поговорили
* * *колыбель из пледа и сломанной раскладушки
идеальное место для чтения кафки
в скатывающейся безрукавке
без очков ведь они без дужки
пока длится ложная весна
эта ложная сложная весна
заблудившийся зяблик
я свиваю наилучшее ложе
на обложке хвостики яблок
никого нет дороже
я бы вышла за тебя замуж
не раздумывая вышла за тебя замуж
туберкулёз ну и что
мертвецы достойны нашей любви
под балконом незнакомец в пальто
кафка живи
* * *я не вирджиния вулф
и не смотрю на часы
внутренний мир осы
держит меня на плаву
бабочка чжуан-цзы
грезит о нас наяву
острый укус полосы
жёлтый значит живу
* * *будто ничего не было и нет но кое-что
независимо от неразличимости
человеческих мигов
будет
если я налипший на мокрый камень лепесток бархатцев теряющих то и то
тогда будущее
это какая-то тектоническая категория
может быть пролом в скале и другая реальность
может быть пролом в стене
ты спрашиваешь как переношу горе я
стенаю ли
сатанею
да не
не
с любопытством
* * *друг чжуан-цзы ловил меня и не поймал
как там спариваются бабочки так и не поняла
бился о потолок о стены и траурная кайма
осыпалась как память
до времени помела́
что ты милый философ
все мы летим ползём
все утыкаемся в высохший чернозём
или размокший до грязи
и если сами не прах
всё же уткнёмся в прах
и братец мой кафка прав
* * *длиннолицые встречаются обнюхиваются отходят
ищут коротколицых чтобы что-то уравновесить
тонкорукие держатся за крепкоруких
обеими руками
чтобы не упасть с эллипсоида по имени земля
это эллипсоид вращения
чего же бояться
ведь всему предстоит
абсолютно свободное или несвободное падение
римской империи яблоку сорта коричное
лепестку гвоздики
но яблоку негде упасть
лепестку календулы уровню рождаемости / смертности
уровню так называемой жизни
как сказал бы данилов
метеориту градусу интеллектуальной вменяемости
замёрзшему зяблику
запоздавшему к перелёту с этой ложной весной
реснице
шёлковому платью
с шелестом
смятым брюкам
* * *отправляешь летнее пальто в дальний шкаф
а лето не кончается
отправляешь нательное пальто в дальний шкаф
телесное пальто в верхний шкаф
а оно вылезает сквозь щель между дверцами
простирается далеко
заполняет всё
добегает до горизонта но чьё оно
неужели твоё
глаза не знают
они полагают ты как раз горизонт
то куда бросишь взгляд
то и ты
отступающее «я»
ты (то есть я)
* * *я заметила моё лицо
нравится тебе больше текстов
бледное и прозрачное
это одно и то же
ты и без текстов видишь устройство мозга
напрямую
сквозь черепную коробку
видишь и проводки лицевых нервов
бегущий сигнал
красота же оптический эффект
она ни в чём
с ней ничего невозможно сделать
(взять её и т. п.)
и с поэзией ничего невозможно сделать
а мы зачем-то
* * *когда шива средней руки
срезал мне каблуки
у меня
вылупились крылья
но понизились
ожидания
от себя
я решила что больше не буду
перешагивать здания
лучше буду беречь
офисных служащих
например
переносить через лужи их
когда шива среднерусской реки
срезал мне каблуки
став возвышенным
необъяснимо
я ведь даже не пикнула
глупо быть ранимой
легла равниной
* * *карандашная весна распускалась на всех парах
[забивая лепестками кажется поры мира]
на бумаге для акварели
на бумаге для акварели
я была обязательством не имея прав
ведь они сгорели
в танке у которого мазутная течка
ничего тут нельзя
сдвинуть как комод бальзаковский неподъёмный
этот мир временный
на полминуты
на полчаса
мы наёмники мир внаём но
ты действительно милый
прах
* * *забыла про яблоки
с древа познания добра и зла
лежащие в холодильнике
слегка подпорченные
с бочком
что делать
таково познание
качнусь в гамаке подвешенном меж миров
загляну в кафкианский замок
раскушу червяка
* * *одиночество так бессмысленно
но всё-таки честно
и хотя это так
сколько живу
но я до сих пор
в одиночестве не мастак
я даю мастер-классы
по выжженному одиночеству
и экзистенциальному
я даю
даже фору иным фортунатам
покачивающимся на краю
но
я не мастер
я только фломастер
без сертификата
и чёрного пояса по хау-ду-ю-ду
и квитанцию на оплату
в этом хаосе я не найду
за солнечный свет
за поклейку лесных обоев
засыпающий снег
заливающий дождь
от стремящихся нет отбоя
а себя
пожалуй и не найдёшь
* * *трава импрессионистов
а я
забыла позавтракать
разденусь и
вываляюсь в светотени
ветер неистов
падалица
в завтра как
быстро скатываюсь
и упираюсь в стену
длинное солнце
это послание для тебя
нечеловеческая
красота контраста
между упрямой зеленью
тянущейся для
контрафактную
нежность
и перевёрнутой колбой неба
оно бесстрастно
* * *приснилось что после смерти
люди не уходят
а превращаются в игрушки
чьи-то родители
это плюшевый медведь и кукла
да
мы остаёмся
в гроб
кладут не кого-то а что-то
в последний момент
так положено
таков ритуал
похоже в землю опускают землю
когда бросают землю на крышку гроба
легче всего понять
что она и внутри
кем
ты
будешь
я йо-йо
ведь и сейчас то приближаюсь
то удаляюсь
наверное можно выбрать
кем ты будешь
впрочем дети
играют любым предметом
абсолютно любым
Сны-синицы
* * *Нелепый день. Мне смысл его не виден.
Он ни единым знаком мне не выдан.
Шпионы спят, набравши в рот воды.
Пришла зима, похожая на осень,
и вещи точно брошенные оземь
озябшие плоды.
Пришла зима, похожая на осень.
Колёса надеваются на оси,
как встарь, но только катятся куда?
Открой же эту книгу посредине:
там я стою челюскинцем на льдине,
кругом вода.
Там я стою челюскинцем на льдине
с улыбкою раззявы и разини
и лестницей верёвочной в руках.
Она упала из незримой точки,
и я не знаю, кто там вертолётчик
иль ангел ждёт рывка.
И я не знаю, кто там вертолётчик
иль ветер крутит облачные клочья.
Крошится льдина, точно скорлупа.
И ледоход на появленье птицы
похож, на гибель сна под колесницей.
А я стою, медлительна, глупа,
и лестницу из пальцев выпускаю
Университет
Вот сеятель-дворник, сыплющий из рукава
песок, превращающий Москву в Сахару.
Сахара к чаю нет. Раскалывается голова.
В прошлом веке сахар кололи щипцами, держали пару
лошадей. Я не запомню несколько странных и иных слов
о том, как Жак и Ресю благополучно вышли из дома.
Я засыпаю среди сахарных и городских голов,
подталкивая ногой два холодных щедринских тома.
Мне снится и сеятель-дворник, делающий пески
в Москве, и статуя, превращающаяся в красильщика фасада
при движеньи. Экзамен сдан, и уже не надо
ни «прогуливаться вдоль решётки», ни «замедлять шаг», ни «сжимать виски».
Разбуди меня среди ночи и я честно расскажу тебе всю
лексику за семестр: я не ела шесть дней, Анна идёт к вокзалу,
она уезжает в Париж. Мама же ей сказала:
держись прямо, поддерживай себя сама и ищи Ресю.
Жак и Ресю (и, может быть, Анна) жили в Париже, о боже мой,
но перед тем и после всегда в маленьких городах и сёлах.
«Экскурсия показалась им интересной и весёлой.
Усталые, но довольные, они возвратились домой».
* * *сны-синицы во мне теснятся
вот проклюнутся и приснятся
тихо выпадут из груди
превращаясь в кольцо обнимки
провалюсь их опередив