Что же вы не креститесь, Юрий Титович? вкрадчиво спросил Струве. Или коммунистическое прошлое не позволяет?
Не позволяет, буркнул Шутов. Хотя в детстве был крещён, как, очевидно, и вы. Но всегда полагал, что вера штука интимная, не для балагана, не для рекламы и не для телевизора. Пусть даже рядом с покойником.
А куда деваться от телевизора, особенно когда хоронят знаменитость заметил Струве.
И когда хоронящие тоже хотят стать немножко знаменитостями. Или пытаются с помощью телеящика убедить народ в том, во что он никогда при нормальных условиях не поверит, согласился Шутов.
Вот как? Не одобряете, что Ельцин крестится? Или что ваш босс превратился в православного? усмехнулся Струве. Говорят, на Пасху он Всенощную отстоял, земные поклоны отбивал так усердно паркет в СпасоПреображенском соборе звенел.
Его дело. Мне все равно, отрезал Шутов.
Они помолчали.
Скажите, Юрий Титович, а кто эта? Струве указал бородкой в сторону узкого арочного окна.
Там спиной к свету стояла, опираясь на палку, невысокая худая старуха. Она с самого начала заняла это место, откуда можно было наблюдать за всеми, оставаясь в тени.
Вы должны ее знать! удивился Шутов. Это же графиня Новосильцева Лариса Васильевна. Живёт Шутов на мгновение задумался. Живёт в Париже на набережной Кэ д'Орфевр, номер дома не помню в собственной квартире, занимает половину этажа, есть консьержка телефон центральное отопление, ванна Окна на север.
Господи! Надо же не узнал пожал плечами Струве. В самом деле графинька Вы что хорошо с ней знакомы? Бывали у нее?
Вовсе нет.
Откуда же такие подробности?
Сам не знаю, Шутов пожал плечами. Гдето прочитал или ктото рассказывал. Само, наверное, запомнилось.
Так вы знаете, что Новосильцева дочь публичной ммм дамы и большевистского комиссара?
Это вы так про ее мать? удивлённо повернулся к нему Шутов. У нас Евдокию Федоровну Новосильцеву так графиню в девичестве фон Ливен да, именно ее осведомлённые люди считают весьма интересной личностью. Точнее даже героической личностью. Достойная женщина, русская патриотка. Лучшая разведчица Генерального штаба царской армии.
А эти сведения у вас откуда?
Тоже гдето читал.
И опять само запомнилось? усмехнулся Струве.
Конечно, само! заверил Шутов. Или ктото рассказывал Да уж не вы ли?! Да, вы и рассказывали!
Господь с вами! У меня, конечно, уже есть определённый склероз, но не до такой же степени. Да и видимся мы с вами всего второй раз в жизни. Чтолибо забыть о нашей встрече или перепутать трудно, укоризненно покачал головой Струве. Значит, повашему, мамаша женщина достойная А вот в наших кругах ходит и такое мнение: изменница, нарушила присягу, данную Государю, спуталась с одним из палачей его семьи.
В ответ Шутов хохотнул так громко, что на него неодобрительно оглянулись.
А ваши предки, в частности, дедушка ваш, достойный Пётр Бернгардович, знаменитый профессор земли русской, он разве не изменил Государю? шепнул он своему собеседнику в надушенное ухо. Когда приветствовал и прославлял Февральскую революцию? Или ещё раньше когда в числе первых активно распространял в России марксизм? Между прочим, активнее, чем Ленин: тот в те времена ещё только пиво пил в Женеве и в Цюрихе. А Пётр Бернгардович Струве в России и свои книжки писал о пользе марксизма, сочинял статьи против самодержавия, студентов смущал, интеллигенцию Царь выслал его даже за границу.
Тогда были другие обстоятельства, раздражённо ответил Струве.
Обстоятельства всегда, во все времена одни и те же: всю жизнь мы обязаны выбирать, постоянно взвешивать «за» или «против». И всегда речь идёт об одном и том же, жёстко заявил Шутов.
То есть? Что вы имеете в виду?
Или вы за народ за его всегда бедствующее в России и всегда обманутое большинство. Или за его меньшинство всегда жиреющее на крови большинства, всегда отвратительное и всегда преступное, с неожиданной злобой тихо произнес пострадавший от Советской власти помощник ленинградского мэра. Ваши предки сделали свой выбор в октябре семнадцатого. Вы тоже, хотя и гораздо позже.
Да что это с вами? удивился Струве. Чем не угодил? Тем, что мой родитель, а потом и я всю жизнь посвятили борьбе за освобождение русского народа, Святой Руси от коммуножидовской диктатуры? А вы уж не обижайтесь, милый друг, Юрий Титович, вы этой диктатуре прислуживали. Ну, и как она вас отблагодарила? Вам понравилось в «Крестах»? Или вы были в ГУЛАГе?
Тогда были другие обстоятельства, раздражённо ответил Струве.
Обстоятельства всегда, во все времена одни и те же: всю жизнь мы обязаны выбирать, постоянно взвешивать «за» или «против». И всегда речь идёт об одном и том же, жёстко заявил Шутов.
То есть? Что вы имеете в виду?
Или вы за народ за его всегда бедствующее в России и всегда обманутое большинство. Или за его меньшинство всегда жиреющее на крови большинства, всегда отвратительное и всегда преступное, с неожиданной злобой тихо произнес пострадавший от Советской власти помощник ленинградского мэра. Ваши предки сделали свой выбор в октябре семнадцатого. Вы тоже, хотя и гораздо позже.
Да что это с вами? удивился Струве. Чем не угодил? Тем, что мой родитель, а потом и я всю жизнь посвятили борьбе за освобождение русского народа, Святой Руси от коммуножидовской диктатуры? А вы уж не обижайтесь, милый друг, Юрий Титович, вы этой диктатуре прислуживали. Ну, и как она вас отблагодарила? Вам понравилось в «Крестах»? Или вы были в ГУЛАГе?
Никита Глебович, я ведь очень вас уважаю, сказал в ответ бывший зэк. Я очень ценю и уважаю ваши старания, ваши благородные попытки спасти от кровожадных большевиков русский народ. Заодно и меня, конечно, как частицу народа, хочу верить тоже хотите спасти от диктатуры, которой вы дали только что столь ёмкое определение. Я прочёл почти все книги, которые выпустил ваш отец, а теперь издаёте вы. Я читал ваши статьи и эссе о России. И не обижайтесь, пожалуйста, но я скажу вам правду. Полагаю, что в школе или там в лицее у вас по истории была двойка, ну, может, тройка с минусом. Вы не знаете России. Вы не знаете и нас, ваших бывших соотечественников. Проблему той самой, как вы изволили выразиться, «коммуножидовской диктатуры» радикально пытался решить ещё Сталин: частью в тридцать седьмом году, частью в сорок девятом. Правда, поработал плохо, в чем мы с вами и убеждаемся теперь каждый день. И вот та самая диктатура, только под другим названием назовём ее «демократура» снова захватила в России власть. Правда, под другим флагом под полосатым, а не под красным. Не в флаге, конечно, дело. Они могли выступать и под черным, с черепом и костями, никакого значения не имеет. Важно другое: они сегодня запустили те же механизмы разрушения страны, что и в семнадцатом с поправкой на особенности исторического момента. А вы почемуто оказались на их стороне.
А вы на чьей? На чьей стороне референт Собчака? тихо возмутился Струве.
На своей собственной. Я сейчас просто служу в государственном аппарате. Делаю конкретную работу. И вроде бы справляюсь, раз мне платят хорошую зарплату. За работу платят, а не за отсутствие или наличие какихлибо политических убеждений.
И Шутов демонстративно повернулся к собеседнику спиной.
«Ну какой же хам! подумал Струве. Причём хам красный, враг. И не скрывает этого. Как это Собчак его до сих пор держит около себя?» Он почувствовал, как в нем нарастает желчная ненависть к красному хаму к его наглым манерам, сиплому голосу, к его резонёрскому безапелляционному тону, к его измятому костюму. Но что поделаешь самое доверенное лицо мэра. И, пожалуй, единственный исполкоме реальный человек, который хоть чтото понимает в управлении городом и способен принимать решения.
Струве знал, о чем думал. После победы демократов в России он побывал в Мариинском дворце, где размещается Ленсовет. С ужасом увидел шатающихся по коридорам или открыто распивающих коньяк в стерильных начальственных кабинетах толпу странных людей в замызганных джинсах, бородатых, с грязными волосами до плеч, от некоторых издалека сладковато пахло марихуаной. Он увидел людей, которые распоряжались теперь промышленностью, в том числе и военной, гигантского города, его системами жизнеобеспечения, коммунальным хозяйством, транспортом, продовольственным снабжением. Правда, Струве немного успокоился, познакомившись с новым самым большим, просто гигантским, управлением исполкома, где распоряжались городским имуществом. Здесь своё дело знали: делёжка государственного имущества шла ежедневно и в большом темпе.
А правда, что вы пишете разоблачительную книгу о своём боссе? вдруг спросил Струве.
Шутов застыл на секунду.
Врут, собаки! ответил он как можно пренебрежительнее.