Грохотал упрямый снегоход.
И ревел он, заглушая вьюгу,
Словно звал к себе издалека,
И возил, возил, возил по кругу
Час назад живого седока
Эй, проснись! Смотри: во тьме и снеге
Словно отшагали полземли,
За тобой пришли твои коллеги!
За тобой товарищи пришли!..
В зимней тундре холодно и мглисто,
Но туда, где света торжество,
На руках несут геодезиста
Братья по бессмертию его.
Постскриптум
Вчера товарищи покойного Димы сообщили мне такую новость: их высокое геодезическое начальство наградило меня юбилейной медалью. За то, что не бросил коллег, дошёл с ними до конца маршрута и принял работы дмитриевой бригады
Кто знает, может быть, откажись я 20 декабря ехать с ними по незавершённому им маршруту (а стоял жестокий мороз с ветром, и предыдущая попытка 19 декабря оказалась неудачной, мы вернулись ни с чем), и со мной ничего бы не случилось? Смерть, унесшая его, прошлась по моей правой руке и правой ноге. Только зацепила, но не добила. Формально: выезжать в поле в ту погоду, какая стояла 20 декабря, запрещено инструкциями. Но это я другим могу запретить, а совести своей не могу. Бывают такие моменты, когда подтвердить человек ты или нет можно только поступком. Нет других вариантов.
21.12.2018 14.03.2019
Новый Уренгой Красноярск
Oblivion
Заметил: у гениев глаза детей, а если так, то и у детей должно быть глаза гениев. Какими они вырастут это уж как ляжет карта, но в детстве, наверное, все люди гении. Ибо все живут настоящим, прошлого ни у кого ещё нет, да и будущее пока не напрягает. Для гениальности, как и для музыки, важен только настоящий момент, настоящее время. Невозможно быть гениальным вчера или завтра. Только здесь и сейчас. Так и музыка это всегда сейчас, всегда настоящее. Не где-нибудь завтра, не когда-нибудь вчера. Она звучит сейчас. Не важно слышим мы её или нет. Даже становясь тишиной, она продолжает жить и звучать
Я находился в небольшом магазинчике со стеклянной наружной стеной, за которой в обе стороны мелькали прохожие такие же обитатели местного тюменского курорта, как и я. Продавщица о чём-то энергично рассказывала (вероятно, мне), сопровождая речь показом то одного, то другого товара. Но слух мой неожиданно уловил иную речь музыкальную откуда-то снаружи из-за призывно распахнутой стеклянной двери. Это был диалог скрипки и фортепиано, сцепившихся в вихре танго. Не произнеся ни слова, я покинул магазинчик и направился навстречу звукам неуловимо знакомой мелодии.
Где же я это слышал? Когда? В некотором отдалении от барных столиков, за которыми густо расположились слушатели, две женщины средних лет в облегающих концертных платьях завершали исполнение очень знакомой мне музыкальной пьесы на скрипке и цифровом фортепиано. В зале было темновато, Неяркий свет мягко освещал небольшую сцену. Я заторопился сделать пару фотографий на память, не сразу сообразив, что можно снять и на видео. А когда сообразил, музыка, увы, кончилась.
Вздохнул и, опустив голову, направился в свой номер. И тут, в коридоре перехода из одного санаторного корпуса в другой, откуда-то изнутри моей же памяти догнал меня задорный голос уличного конферансье: «Аплос! Аплос!! Аплос!!!». Вечерний Буэнос-Айрес. Центр города. Пешеходная улица Флорида, освещённая сдвоенной ниткой подвесных ламп на уровне потолка второго этажа и светом магазинных витрин. Небольшой пешеходный перекрёсток. Лысеющий худощавый брюнет в бежевом жилете с красноватым галстуком время от времени что-то быстро говорит в микрофон, а потом снова звучит музыка и страстная пара исполняет гремучее танго
Пары меняются. Невозможно в аргентинском климате беспрестанно двигаться в таком темпе. На месте только конферансье всё тот же неутомимый громкоголосый зазывала-живчик. Он постоянно напоминает публике об аплодисментах. И люди аплодируют, задерживаясь на пару минут поглазеть на уличных артистов. Или проходят мимо, если нет времени. Одну танцевальную пару сменяет другая. Вот вместо джентльмена в строгом чёрном костюме и славной такой пышечки в полупрозрачном платье с разрезом во всю ногу выходит парень в чёрном пиджаке, широких синих брюках и пронзительно белых туфлях под руку с сухощавой долголицей женщиной средних лет. Танцующих дам красавицами-то не назовёшь, обычный мужчина прошёл бы мимо, не заметив ни ту, ни эту, если б они просто стояли или сидели. Но они танцуют танго. И танцуют его так, что глаз не оторвать!
Я вспомнил эту мелодию! Это «Либертанго» Астора Пьяццолы! И понеслась моя память в далёкую осень 1979 года под крышу здания с мансардой, стоящего и поныне на одной из линий Васильевского острова в Питере. И жили в этой мансарде двое юношей-студентов поэт и музыкант. А ещё хозяин квартиры 95-летний дедок с ноготок, но с папиросой, помнивший о том, как сапожничал ещё при царе-батюшке. У музыканта было детское лицо с восторженными, влюблёнными в мир вдохновенными и беззащитными глазами. А поэтом был я.
Музыкант мечтал скопить очень много денег и приобрести на них какую-то невероятно раритетную гитару для сочинения и исполнения на ней гениальной музыки всех времён и народов. По крайней мере, он не раз делился этой мечтой с другом-поэтом. При этом лицо музыканта становилось таким неземным и светлым, словно мерцающим изнутри, как лицо юного Астора Пьяццолы.
А затем судьба разделила друзей на долгие годы, на несколько десятилетий. И лишь во времена сотовых телефонов и сплошной интернетизации земного шара им повезло вновь обнаружить друг друга. За это время произошло много глобальных мировых событий, повлиявших и на их жизни. Исчезла их общая родина Советский Союз. Поэт, родившийся в Азербайджане, остался в России. А музыкант, родившийся в Казахстане, оказался в Аргентине, где его основным языком жизни стал испанский. Они недолго переписывались и созванивались: поэт полетел к музыканту. И они встретились.
В Буэнос-Айресе. Возле гостиницы «Салес». И пили мы за встречу «ерба мате» двумя бомбильями из одной калебасы. Это такой парагвайский чай напиток из высушенных и измельчённых листьев падуба парагвайского. Бомбилья особая металлическая или деревянная трубочка с фильтром, через которую пьётся настой. В Аргентине это слово произносят как «бомбижья». Калебаса традиционный сосуд для приготовления и питья мате, тонизирующего напитка народов Южной Америки. Сосуды выделывались индейцами из древесной тыквы-горлянки. Познакомившиеся с напитком испанцы начали производить калебасы также из других материалов, таких как древесина палисандра, дуба, железного дерева кебрачо, а также из фарфора, керамики и серебра.
И вспоминали мы нашу жизнь, непредсказуемую, как танго. И рассказывали о ней друг другу. У моего музыканта, как и у Астора Пьяццолы, была в жизни своя судьбоносная Надя, так звали его супругу. А Пьяццола вспоминал о своём парижском педагоге Наде Буланже: «Нади научила меня верить в Астора Пьяццоллу, верить, что моя музыка не так плоха, как я думал. Я ведь часто думал, что я ничто, потому что играю танго в кабаре, однако, у меня есть то, что называют стилем. Но это было скорее неким сортом внутренней свободы стыдливого исполнителя Танго. Только благодаря Нади, я внезапно освободился, и с этого момента я понимал, какую музыку буду играть». Великий Астор написал опериту «Мария из Буэнос-Айреса» о смерти и воскрешении девушки Марии духа аргентинского танго нуэво.
Мой друг не разбогател, не приобрёл уникальную гитару и не прославился на весь мир. Прах аргентинской Марии его юной дочери покоится на кладбище Реколета в Буэнос-Айресе. Отец помнит о ней и носит туда цветы «для Маши». У каждого в жизни свои потери. Толчком для создания известнейшей композиции Пьяццолы «Adios Nonino» стала смерть в октябре 1959 года его отца Висенте Пьяццолы. Что такое потерять отца, я понимаю:
Я сегодня речь сказать
Не большой мудрец:
Этой ночью год назад
Умер мой отец.
Плох он был или хорош
Не ищу словца:
Миг год прошёл, как дождь.
Год, как нет отца.
А что такое потерять своего ребёнка, потерять дочь не дай Бог знать никому!..
Пьяццола всю жизнь играл на бандонеоне. Это такая гармоника с душой виолончели. Великий Астор мечтал о том времени, когда его инструмент бандонеон станет солировать в симфоническом оркестре, а танго, как и вальсы Штрауса, будет признано явлением классической музыки. Его мечты сбылись.
Его гениальнейшим творением считаю «OBLIVION» «ЗАБВЕНИЕ» музыку к кинофильму «Генрих IV». Сам Астор исполнял это произведение на бандонеоне. Но, на мой взгляд, не менее потрясающе оно звучит в исполнении виолончели хорватского музыканта Степана Хаусера. Почему эта музыка так трогает мою душу? Это очень личное: композитору удалось передать в ней сам дух давно ушедшего времени почти полувековой давности. Это как воспоминание о том времени, которое никогда уже не вернётся и не повторится. И со смертью его носителя исчезнет во Вселенной безвозвратно