Душа души моей Сборник флэш-рассказов - Владимир Крючков

Душа души моей

Сборник флэш-рассказов

Владимир Крючков

© Владимир Крючков, 2019

ВСЛЕД ЗА ХЭНКСОМ (ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ)

Мне нравится Том Хэнкс как актер. Обычно в пустых фильмах он не снимается. Кроме, пожалуй, серии фильмов по Дэну Брауну. Поэтому, когда я увидел книгу его рассказов, купил немедленно. Недавно я с переменным удовольствием прочитал прозу Стивена Фрая и Хью Лори. Обычно я предпочитаю книги режиссеров, но избранные актеры тоже обладают даром письма. Кстати, интересно было бы почитать прозу Энтони Хопкинса

Рассказы Хэнкса не разочаровали, но и не очаровали. Один рассказ все же привлек внимание названием  «Здесь думы сердца моего». Его содержание показалось мне занятным, и когда я задумал сам написать что-либо подобное, то еле устоял перед соблазном дать своему сборнику рассказов это название. Копирайт? Да я всегда был сторонником Антикопирайта, если при этом автор указывает первоисточник. Это, по-моему, честно и не ущемляет ничьих прав. Но впоследствии эта идея показалась мне банальной и я задумался над оригинальным названием. Правда, все время сбивался на «Былое и думы». В итоге Державин одержал чистую победу.

Правда, под «душой души моей» я, в отличие от Гавриила Романовича, разумею не Б-га, а Её Величество Жизнь  прекрасную и неповторимую.

Формой выбрал «ума холодные наблюдения и сердца горестные заметы» без определенного плана и внутреннего сюжета. Ну, чуть-чуть кое-что приукрасил, кое-о-чем умолчал. Моя жизнь  как хочу, так и описываю. Конечно, мне не безразлично, понравится моя книга кому-либо или нет. Я старался. А дальше, слегка перефразируя средневекового мудреца Аль-Маварди  «и если у писателя установилось мнение, ничем не смущенное и не подверженное сомнению, то пусть читатель следует ему и не ополчается на него, если воспоследует промах и постигнет ошибка, ибо Божественные предначертания сокрыты, а Божественный рок  победитель».

Как-то так.

Автор

Май 2019

ОБ АВТОРЕ

Закончил химфак МГУ, доктор экономических наук.

Женат, две взрослых дочери.

Пенсионер, но для солидности называет себя фрилансером.

По работе не скучает.

Ленится с удовольствием.

Критичен, иногда до желчности, поскольку когда-то вычитал, что это  признак настоящего интеллигента.

Вероисповедование  православное, захожанин. Уважает священные тексты ислама, иудаизма, буддизма, ламаизма.

Предпочитает фильмы и книги нон-фикшн и киберпанк.

Любит хорошую поэзию (Пушкин, Лорка, Заболоцкий).

Глубоко увлечен средневековой поэзией и прозой Дальнего Востока (Япония и Китай).

Зачарован притчами Чжуан-цзы и суфийской литературой.

Красивист (по терминологии Ландау).

ВЕРЕЯ

Только потом он узнал, что речка, протекающая по Верее и теряющаяся в камышах и водорослях, называется Протва. Да ему это и неважно было. Главным было ощущение пронизанности всего вокруг ярким солнечным светом и прохладным ощущением счастья, наполняющего организм до краев. Снаружи было тепло, а внутри прохладно, отчего флюиды счастья проистекали из него и обратно непрерывно. Термопара маленького счастья.

Намахавшись кувалдой в стройотряде до изнеможения, раз в неделю он приезжал в Москву, шел в свою комнату в общежитии на 15-м этаже и ждал ее. На этаже было пусто. Легкое эхо бродило по залитым солнцем коридорам.

Она маленькой точкой появлялась из-за угла химфака и шла по направлению к Главному зданию. Он сразу безошибочно узнавал ее, распахивал окно и ликующе кричал, растягивая ее имя на гласных. Она останавливалась, махала рукой и ускоряла шаг.

Потом пленка воспоминаний рвалась и дальше мелькали отдельные кадры. Вот она, стоя у окна в комбинации, курит, задумчиво глядя в окно. Вот он ловит ее испытующий взгляд искоса и просто любуется ей, не обращая внимания на облачко тревоги на ее лице. А вот она идет впереди него к лифту  он опять любуется ее ладными ножками в туфельках на шпильках и мелкими шажками из-за юбки-бочонка и Х-образной формы ног, о которой одна опытная женщина сказала ему, что с такими ногами рожать будет легко. Причем тут рожать,  не успевал подумать он, как они уже садились в лифт, приникали друг к другу и становились одним целым, не дожидаясь, пока закроются двери. Пятнадцать этажей поцелуя приводили его в полуобморочное состояние, в котором были перемешаны бешеный стук сердца, готового выскочить из груди, пронзительная грусть близкого расставания и всепоглощающая любовь к этим бездонным глазам.

Потом всю неделю он жил ожиданием этих мгновений.

Во время очередной встречи она показала ему фотографию своего двухлетнего сына. Он мельком глянул на сморщившегося в улыбке малыша, и он ему не понравился. Она поняла это и сразу погасла. Она вдруг ясно увидела, что он сам еще ребенок.

Собственно, после этого все и закончилось. Стремительно. Когда он вернулся в начале сентября, и они вновь встретились, она была строга и печальна. После нескольких, ничего не значащих фраз, она решительно сказала ему, что «отошла» от него. Он не сразу понял и стал переспрашивать ее, все еще не веря в происходящее. Она повернулась и просто ушла.

Навсегда.

КУИНДЖИ

Лагеря закончились быстро. Помесив глину под Светлогорском и разучившись есть вилкой и ножом (с этим у меня, честно говоря, и до лагерей были проблемы), мы сдали госэкзамен и стали лейтенантами запаса.

Я валялся в общежитии в состоянии счастливого dolce far niente (откуда-то я помнил, что у итальянцев так называется особое состояние ничегонеделания), когда в комнату влетел Мишка Кутырев. Мы с ним работали в моем первом стройотряде на целине и, несмотря на разницу в два курса, вполне сносно относились друг к другу.

Мишка тут же спросил, чем я собираюсь заниматься и, услышав, что ничем, сказал, что есть классная работенка для двух здоровых ребят под Москвой. По его фразам было понятно, что работа непыльная  махать полуторапудовой кувалдой от рассвета до заката на свежем воздухе. Трудно поверить, но через минуту мы с ним бродили по пустой общаге, разыскивая второго идиота. Им оказался мой одногруппник Юрик. Мосластый сахалинец, мастер игры во всевозможные «болы» (волейбол, футбол, баскетбол и тд). Юрик от рождения обладал необыкновенной сноровкой управляться с накачанными сжатым воздухом сферами на уровне первого разряда. Как-то мы играли в футбол на большом поле. И на Юрика летел мяч, выбитый вратарем противника от ворот. Юрик стоял в центре поля и задумчиво наблюдал за приближающимся сверху мячом. Потом он подпрыгнул и «ножницами» через голову вбил этот мяч через полполя под перекладину.

В волейбол он играл так же, по наитию. На первом курсе к нам пришел игрок сборной факультета по волейболу  оценить пополнение. А надо сказать, что в сборной факультета играли ребята, некоторые из которых раньше играли в сборной СССР и которые до сих пор вписаны во все энциклопедии волейбола. Так вот, этот парень в двусторонней игре выпрыгнул и нанес разящий удар в первую линию. Как это произошло, никто не успел заметить, но мяч был отбит и поднят, а на полу лежал Юрик, огорченно покачивая головой,  не совсем точно среагировал.

Короче, через пятнадцать минут мы стали бойцами стройотряда «Верея-74» и на следующий день выехали под Можайск.

Дальше нас переправили на место работы  в небольшой лесок, в котором стоял вагончик, в котором мы с Юриком и поселились. Еду нам привозили на мотороллере раз в три дня. Работали, действительно, от рассвета до заката. Когда мы шли на работу, таща на плечах свои кувалды, в небе стояла луна. И когда возвращались, опять стояла та же луна.

Фитнес-клубы, тренажеры, шесть кубиков пресса Неделя такой работы, как у нас, и Шварценеггер застрелится от зависти, увидев ваши фигуры.

Мы вбивали в дно мелиорационного канала колья-сваи по метр двадцать длиной. Двадцать сантиметров должно было остаться снаружи, а остальное надо было вбить, молотя кувалдой по верхушке кола раз за разом. Не все колья выдерживали, и тогда приходилось вытаскивать кол с измочаленной верхушкой из вязкой глины и вбивать новый. Все это делалось по колено в воде, текущей по дну канала и под палящим солнцем.

По соседству с нами работали два литовца  они гнали такой же канал, но гораздо быстрее нас. Как-то Филька (один из литовцев) посидел на берегу, глядя на нашу работу. У меня торчало три кола с измочаленными верхушками, и я откладывал их вытаскивание на потом. Филька ушел к своему вагончику, вернулся с бензопилой и молча аккуратно срезал верхушки моих колов, оставив ровно двадцать сантиметров сверху. Повернулся и пошел к своему каналу. Мы с Юриком помолчали, но бензопилу до конца сезона у ребят так и не попросили.

И вот как-то бредем мы с Юриком после очередного дня к своему вагончику. А луна уже вышла из-за деревьев. И такая она была яркая и платиново-серебряная, что я решил приободрить Юрика.