Проснулся, значит, двадцать третьего декабря дед Мороз в своём золотом тереме, льдами не скованном, не окованном; разогнал своих помощников белок и зайчат по делам домашним, и вышел из терема, чтобы Карачуна прогнать да порядки свои в миру навести.
Глядь, а Карачуна нигде нет и мир другой стоит: ни весёлый, ни смурной, а ледяной и печальный, Тоска-плакса над ним плачет, слёзы свои роняет, и превращаются её слёзы шары волшебные, раскатываясь по свету: дзинь-дзинь-дзинь!
И кругом ледяные леса, ледяные дома, ледяные люди и ледяные звери застыли каждый в своей последней позе. Над застывшими в статуях людьми, летают Души-душегубы, хотят выудить человеческий дух из ледяных фигур, но не могут уж больно толста корка льда, покрывающая тело. Хихикает с ясна Месяца Карачун, глядя на беспомощные попытки Душ-душегубов, уж он то точно знает: нельзя людским душам в несметные полчища собираться они добреть начнут, друг друга уму разуму учить станут.
Стоит дед Мороз посреди этого убожища, рассматривает, как по глади льда ледяные искры позёмкой лёгкой ползут, к нему за пазуху заползают, душу вечную щекочут. Рассмеялся старик, тук-тук посохом по людям, а они звенят. Ещё пуще развеселило это дедушку из ума выжившего. И побрёл он по звонкому льду: тук-тук, тук-тук, а в ответ дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! Весело! Хохочет.
Так и потянулись дни мелким пёхом: бродит дед Мороз, тукает по всему, что под посох попадётся и напевает:
Дзень-дзень, бередень,
бери, бери, бери день
и мотай на кулак:
вот так, вот так!
Солнце красное смотреть на это устало свысока. Уж оно и так и этак вертится пускает и пускает свои слабые лучи то на землю, то в деда Мороза, но всё зря: ни лёд не растопить, ни деда расшевелить! Наконец, догадалось Солнышко, что деда растормошить сможет лишь его внучка Снегурочка.
А внучка Снегурочка в отдельном тереме жила, своей незатейливой молодой жизнью, подальше от отчей опеки родного дедушки. Конечно, у неё был свой волшебный мир и своё зверьё в услужении, которых никоим образом не задело колдовство Карачуна. Снегурушка была доброй девушкой, но нелюдимой. Дед много раз пытался выдать её замуж за смерда хожего-перехожего да пригожего, но всё зря. Не приживалась она ни в деревне, ни в городе. Поэтому, веселила девка вечная сама себя как могла: каждый день она наряжала ёлки-ели да песни пела:
Плакала Снегурочка
горькими слезами,
думала всю жизнь ей
тёмными лесами
жить-поживать
да добро не наживать:
со зверьём лесным целоваться,
с медведями злыми обниматься
во терему высоком
на севере глубоком.
А её звери ей подпевали:
Ты пожди, царевна, подожди,
до тебя доходят дожди,
тебя сладко греют снега,
и песню споёт пурга.
Приедет к тебе разлюбезный,
полем прискачет и лесом,
в терем высокий войдёт
да с собой далеко увезёт,
привезёт в родную деревню,
познакомит с бабами, с селью,
в работу впряжёт, пойдёшь:
пашня, посев и рожь!
Чего же ты плачешь, дивчина,
жизнь на миру кручина?
А в лесу одиноко, но праздно.
Тогда плюнь и устраивай праздник.
После этой строчки Снегурочка всегда улыбалась и кликала всех-всех своих подданных:
Белки, лисицы и волки,
подбегайте-ка к нашей ёлке
и выстраивайтесь в хоровод,
ведь в лесу только жизнь и живёт!
Прибегало зверьё из её подворья и водило вокруг наряженных ёлок хороводы. И так каждый день изо дня в день. Так всё это опостылело Солнцу красному, что оно давно плюнуло во двор Снегурушки и старалось лишний раз о её высок частокол лучи свои не чесать. Но сегодня пришлось: запустило Солнышко один лучик в сердце девичье. Ёкнуло сердечушко у Снегурочки, забеспокоилась она о дедульке любимом, подумала: «Где старый хрыч, что с ним, проснулся ли, чи спит непробудно? А ведь скоро Новый год!»
Тебе каждый день «скоро Новый год»! Февраль на дворе, буркнуло Солнце и беспомощно заморгало.
Ахнула Снегурушка, бросилась-кинулась в дедов терем, а тот пуст: зверьё по хозяйству хлопочет, новогодние подарки упаковывает до небес уже куча подарочная достала, но деда то нигде нет. Внучка во двор! И там его нет.
Делать нечего, надо в мир идти, деда родного из сугробов вытаскивать! сказала Снегурочка, взмахнула рукавами-крыльями, оторвалась от земли и полетела. Летит, деда родного везде выглядывает.
А мир совсем плохой стоит: ни весёлый, ни смурной, а весь льдом покрытый: ледяные леса, ледяные дома, ледяные люди и ледяные звери застыли каждый в своей последней позе. Над застывшими в статуях людьми, летают Души-душегубы, хотят выудить человеческий дух из ледяных фигур, но не могут. И по льду ледяные искры позёмкой лёгкой ползут. Увидела девка с высоты своего деда её живым и здоровым, ходит он меж льдов, озорует: стучит посохом по глыбам-людям, а они звенят: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! Весело старику.
Нахмурилась внучка, рассердилась даже, подлетела она к своему деду безумному, схватила его за грудки, подняла над землёй, и потрясла пару раз. Высыпались из вечной души деда ледяные волшебные искры, разлетелись в разные стороны и померкли.
Посмотрел дед Мороз на мирозданьице удивлённым взглядом, ойкнул, крякнул и понял в чём дело. Ну как понял, Солнце красное выпустило свой луч деду в ухо и рассказало ему все подробности приключившегося горя до мелочей. Не стал дед Мороз на ледяную поверхность опускаться, туда где колдовские искры гуляют, и внучке не велел. Полетели они низёхонько над землей и своими волшебными посохами по шарам-слезам стучали, те в воду солёную превращались, в моря текли, моря оттаивали океаны дыбили, а океаны лёд ломали, оживали, радовались.
Когда все шары исчезли, дед Мороз и Снегурочка ступили ногами на гладкий лёд и пошли до всего живого и неживого дотрагиваться! Ожил мир, растаял лёд: животина побежала, человек пошёл. Дед Мороз вытащил палицу Карачуна из Природы-угоды и дни на прибыль пошли, а ночи на уменьшение. Зима стала снежной, мягкой, доброй-предоброй, как бабулька твоя родная.
Люди в этот год в феврале Новый год отметили. Ай и ладно! С этих пор так и отмечают Новый год два раза в год: по восточному календарю и про западному. А в чём различие этих календарей никто не знает: один на другой накладывается уж больно мудрёно получается.
А Скука-плакса поднялась с земли и на ясен Месяц полетела морить Карачуна своими песнями заунывными:
Спи, мой бог, укрою снежным пледом я тебя,
Плакса спрячет, Скука у тебя одна.
Звёзды освещают Месяц-добродей,
Медведь, Волк, уберегут от злых людей.
Спи, сынок, ты тихо-тихо, на луну
как вернусь, я снега принесу,
и весёлую, весёлую пургу!
Моя крошка, не твоя это беда,
что весь мир давно сошёл с ума,
лишь медведи чёрные в бору
роют себе зимнюю нору.
Засыпал Карачун, сидя на ясном Месяце. А Снегурочка выдохнула с облегченьицем и поклялась деду Морозу свои песни печальные да хороводы тягучие забыть, и кинуться-броситься ему в помощь подарки детям разносить.
Вот и сказке КОНЕЦ. Все зажили своей прежней жизнью: людям людево, зверям зверево, деду Морозу Морозы-трескуны, Снегурке жениха хорошего, а Карачуну Ай, тот так и продолжает с ясна Месяца к Земле-матери нырять: дни укорачивать, ночи удлинять, и в декабре праздник себе устраивать с Волками-метелями, Медведями-буранами да с Душами-душегубами.
А ты на празднике гуляй, Егорка,
но помни, ждёт тебя конторка:
лишнего не ешь, не пей
и по Снегурке не вздыхай, не жалей!
Карачун грозный подземный бог, повелевающий морозами. Его слуги: медведи-бураны, волки-метели и души замерзших людей. Ночь Карачуна совпадает с зимним солнцеворотом 22 декабря, когда дни перестают укорачиваться, а ночи не удлиняются. Корочун самая длинная ночь, пора всевластия тьмы, когда врата меж Явью и Навью распахнуты и навье безпрепятственно заглядывает В Явь. В ночь Корочуна, Навьи боги, духи и души предков приходят в Явь, чтобы навестить своих потомков. Трещит мороз на улице это Карачун стучит ледяной палицей по спящим деревьям: в белой шубе, босой, потряхивая белыми лохмами, тряся сивой большущей бородой. Ударит дубиною в пень звенят злющие морозы, а воздух трещит и ломается. Царствует дед Корочун, коротит дни и сыпет, сыпет снег, люты морозы глубоки снеги.
Дед Мороз просто повелитель зимних холодов, старик с длинной седой бородою. Зимой ходит он по полям и улицам и стучит: от его стука начинаются трескучие морозы и сковываются реки льдами. С ноября по март Морозко такой мощи набирается, что даже солнце перед ним робеет! Мароссы (трескуны) злые духи в подчинении у Мороза. Летом они спят, но падают на землю зимою с первыми снежинками. Мароссы бегают по полям, по лесам и дуют в кулаки, нагоняя стужу и свирепый ветер своим ледяным дыханием. Пятки их заставляют промерзлую землю и стволы заледенелых деревьев потрескивать, потому и говорят люди, мол, «мороз трещит». В знак почитания Мороза частенько зимой воздвигали его «идолов» всем известных Снеговиков.