Ну, уж нет, твердо сказала Кама.
Ну вот, улыбнулась Глеба. Так что держаться нам вместе еще до Баба. Там меч мне и вернешь, если что. А пока придется ждать. Не следует бродить по безлюдным улицам. Дадим горожанам проснуться.
Вблизи башня угодников казалась больше, чем снизу. Конечно, она не шла ни в какое сравнение с огромными башнями Бэдгалдингира, каждая из которых напоминала вознесенный к небу гранитный замок и, по слухам, даже превосходила разрушенные Лучезарным магические башни Бараггала, но в чем нельзя было умалить четырехгранное сооружение на утесе над Кагалом, так это в древности. Одни ступени, стесанные ногами до округлых валов, ведущие ко входу в башню, чего стоили. Правда, древней магии, которая когда-то противостояла лазутчикам Лучезарного, Кама не почувствовала, но дрожь почтения коснулась ее коленей. К тому же на гребне утеса, в двух десятках шагов от темной арки входа в башню, вдруг налетел холодный ветер и заставил зябко передернуть плечами.
В башне кто-то есть, придержала лошадь Глеба, неожиданно ловко наклонилась, свесилась из седла, подняла камень и, выпрямившись, метнула его. Камень ударился в стену возле окна третьего яруса, вслед за этим раздался шум, словно штукатурка посыпалась со стен внутри башни, в верхнем окне мелькнула тень, захлопали крылья и что-то вроде огромного крылатого пса взвилось в небо и с визгом понеслось в мглистую даль Сухоты.
Сэнмурв, в ужасе прошептала Кама.
Он самый, кивнула Глеба. Плохая примета, если он отдыхает в заброшенном здании. А так-то Так-то он здесь не редкость. Ночью раз пять подобная тварь мелькала у нас над головами.
Он не опасен? спросила, ежась, Кама.
Все опасно, спрыгнула с лошади Глеба. Но сэнмурв не многим опаснее бродячего пса. Но если бродячие псы собираются в стаю да голодны Тогда плохие наступают времена. Прихвати лошадей у коновязи, я взгляну, что внутри
Она позвала Каму через минуту. Та уже успела прихватить уздцы лошадей на потрескавшейся жердине, закрепленной у каменного корыта с водой, когда Глеба появилась у выхода из башни с охапкой дров и закопченным котелком.
Загляни, мрачно бросила спутница принцессе. Только близко не подходи. Разожжем огонь снаружи. Внутри находиться нельзя.
Кама вошла внутрь, разглядела тень у дальней стены, почувствовала запах разложения, подождала, пока глаза привыкнут к сумраку. Только после этого она прошла вперед, остановилась у старой полусгнившей лестницы, ведущей на верхние ярусы. У стены, напротив еще теплого, исходящего дымком очага, сидел мертвец. Его одежда потертая даккитская куртка, порты, сапоги еще поддерживала очертания тела, но глаза мертвеца уже провалились, челюсть опустилась и, издавая зловоние, черная слизь сочилась из носа и ушей, пропитывая одежду. Но самым страшным было не это. Одной рукой мертвец опирался на прошлогоднее сено, а другой стискивал пук полевых цветов, которые только-только начинали вянуть.
Когда Кама вышла наружу, Глеба уже развела огонь и водрузила на него, связав три жерди, котелок с водой.
В Кагале неплохие трактиры, но мы перекусим до того, как в них войдут первые посетители, улыбнулась женщина.
Кто-то подшутил над мертвецом? спросила Кама.
Подшутил? не поняла Глеба.
Он мертв уже несколько дней, сказала Кама. Очень много дней. Не знаю, может быть, его одежда и могла сохраниться в чистоте, но свежая трава в кулаке
Да, кивнула Глеба. Это точно. Свежая трава в кулаке. Сонная трава, кстати. Навевает забытье, избавляет от боли И мертвец в самом деле мертв. К счастью, мертв. Давно мертв, хотя и кострище еще дымится у его ног. Но я очень сомневаюсь насчет шуток над мертвым телом.
Тогда что это? застыла в недоумении Кама.
Улицы в Абуллу пустынны, не так ли? продолжила возиться с костром Глеба. Да и здесь, в Кагале, они не слишком многолюдны. Да, еще раннее утро, но не видно ни водоносов, ни пирожников, никого.
Да, продолжила Кама. А моя единственная спутница мрачна, словно потеряла всех своих близких.
То, что моя воспитанница осталась вместе с Фамесом, не объясняет мою тревогу? спросила с холодной усмешкой Глеба. А ведь других близких у меня нет
Объясняет, присела у костра Кама. Но только ту ее часть, которая случилась после поступка даккитского принца. Что тут происходит?
Происходит медленно повторила Глеба, бросая в котелок горсть какой-то крупы.
Кама пригляделась к рукам спутницы. Они дрожали. И губы ее тряслись. И мурашки покрывали запястья. И ужас стоял в глазах.
Происходит, тускло прошептала Глеба. Но не здесь Или не только здесь Во всей Ки. Всюду. Это как болезнь. Скверна. Старики говорили, что скверна спрятана за воротами Донасдогама, а она всюду. Скверну нельзя спрятать. Если гниет палец, то гниет все тело. Палец это лишь выход для гноя
Что это за мертвец? спросила Кама. О чем ты? Какая скверна?
Ты слышала о том, как люди теряют свои тела? медленно проговорила Глеба.
Мурсы иногда захватывают их, нахмурилась Кама. Но мурсов мало, они не всесильны, порой достаточно обычного амулета, чтобы отпугнуть их. Но тела, захваченные мурсами, не сгнивают. Я слышала, что они даже обретают долголетие.
Да, согласилась Глеба. Мурсов после битвы у Бараггала почти не осталось. Так, во всяком случае, говорят мудрецы Тот же Хаустас. Но есть еще одно предание. Я не слышала о нем раньше, его принесли беженцы. Они шептали это, когда я пыталась выведать, отчего ужас полнит их сердца. Они говорили, что после битвы у Бараггала, но до того, как Сухота захватила земли за нашей западной, тогда еще не построенной стеной, тень Лучезарного, который сгинул в Светлой Пустоши, иногда падала на людей.
Лучезарный изгнан из нашего мира, прошептала Кама.
Я и говорю о его тени, а не о нем, пожала плечами Глеба. Или ты думаешь, что, проваливаясь по воле Энки сквозь твердь этого мира полторы тысячи лет назад, он не успел ничего сделать, чтобы вернуться? Или он не был готов? Зло не всесильно, но оно всесведуще!
Он оставил семь камней, наморщила лоб Кама. Шесть из них назвали через пятьсот лет после ухода Лучезарного камнями Митуту. И, кажется, огненный шнур, на котором эти камни висели. Если он только не рассеялся в воздухе, как меч и щит Лучезарного. Во всяком случае, о нем больше ничего и нигде не говорилось. Еще Лучезарный успел отравить огромный кусок земли вокруг места своей гибели. Ты же сама вспомнила о Светлой Пустоши. Да и Сухота тоже вроде бы случилась из-за того, что мерзость Лучезарного вырвалась из подземелий Донасдогама. Но при чем тут какая-то тень?
Они ведь где-то под нами, медленно произнесла, помешивая ложкой варево, Глеба и посмотрела внимательно на Каму. Подземелья Донасдогама тут недалеко. Вход в них, правда, со стороны Эрсет Странно ведь, не так ли? Лучезарного уже давно нет, а его тлен никак не выветрится. Ни в междуречье Азу и Му, ни здесь, в долине Иккибу?
Кама промолчала.
Так вот, продолжила Глеба. Когда-то, когда я была маленькой, я любила задавать вопросы. И ходила в храм Энки, который высился даже в нашем маленьком королевстве. Тамошний храмовник был мудрым человеком. Он сажал маленькую дакитку рядом и честно пытался отвечать мне. Так вот он сказал как-то, что земля наша после жертвы Энки, который сжег себя на поле Бараггала, стала слишком тонка для того, чтобы выдержать поступь губителя. Но если долго поливать ее кровью, то она упрочится, поскольку кровь засыхает, и нет прочнее этой корки. И тогда губитель, а Лучезарного он называл только так, вернется.
Ты что-то говорила о тени, напомнила Кама.
Ты слышала, что камни Митуту вернулись? спросила Глеба.
Они вернулись? постаралась скрыть дрожь в голосе Кама.
В Эрсетлатари об этом только и говорят, сказала Глеба. А еще о том, что тень Лучезарного гуляет среди людей. Гуляла до образования Сухоты, а как вернулись камни, вернулась и она. Нет, это не сам Лучезарный. Это его запах, отблеск, намек. Не более того. И падает она не на каждого. Не каждого может поглотить. Но если она находит того, в ком мерзости больше, чем добродетели, то завладевает им полностью. И с того момента несчастный перестает быть самим собой. Он теряет себя. Находится словно в забытьи. И если что-то говорит, это звучит словно эхо губителя. И если что-то человеческое в нем остается, то ужас преследует его. Он становится живым мертвецом. Но никто не замечает этого, пока мерзость в нем не растратится. А потом он начинает разлагаться на ходу. Муки одолевают его, и только смерть может дать ему облегчение, но смерть все не наступает. Поэтому тот, кого настигла тень Лучезарного, ищет того, кому можно ее передать. И уж помогают ли от этой тени амулеты, никто не знает.