Есть, вдруг неожиданно сказал Егор. Оказывается, есть.
Теперь замолчал Раду и к лучшему: Егор, отвлекшийся во время разговора, вдруг обнаружил себя в жуткой автомобильной толчее на перекрестке с неработающим светофором, где машины с разных сторон яростно сигналили, прыгали в первые попавшиеся просветы и вообще всячески старались организовать себе неприятности.
Ты про что? осторожно поинтересовался Раду. Что-то еще случилось?
Егор нашел справа от себя пока еще никем не занятую щель между двумя машинами и втиснулся туда. Сзади угрожающе взревел мохнатый от налипшего грязного снега джип.
Ну кто его тянул за язык? Возникло досадное ощущение, что он доверил Раду крохотный кусочек той стыдной и мучительной тайны, которую и сам бы предпочел не знать, и уж точно не собирался делиться ею с окружающими.
Да нет, это я так. В принципе.
Знаешь что, дорогой, ты себе петуха купи и морочь голову ему. У тебя отец пять дней как умер, а ты говоришь, что бывают, дескать, неприятности и покруче. И я должен поверить, что это тебе просто к слову пришлось?!
Можно было, конечно, просто прервать разговор но тогда Раду вцепится, как клещ, и будет думать, думать, думать Начнет еще с кем-то из ребят обсуждать ну как же, они ведь все за него волнуются! А придумать какую-то убедительную отговорку сходу никак не получалось.
Ладно, не бери в голову. Потом как-нибудь поговорим. Все, я уже не абонент, тут такой кошмар на перекрестке творится Привет Соне.
На самом деле кошмар на перекрестке давно остался позади, и Егор как раз вырвался на полный оперативный простор: дорога впереди была почти свободна, и у него даже появился шанс добраться до дома раньше Машки. Пока можно было ехать, особо не напрягаясь, Егор решил позвонить матери. Мог бы, конечно, это сделать и пораньше, выругал он себя. Она там целый день одна, сидит, небось, у отца в кабинете или по комнатам скитается, как неприкаянная. Чем она теперь будет заниматься?
С тех пор, как Марта Оттовна вышла на пенсию, преподавать она не перестала, а просто уменьшила нагрузку вполовину и отдалась своему любимому Безупречному Домашнему Хозяйству с еще большим рвением, чем раньше. И нельзя сказать, что она целыми днями суетилась и что-то делала: это как раз нарушало бы ее представления о безупречности. Наверное, в прошлой жизни мать была балериной или цирковой артисткой, которые сызмальства приучены постоянно улыбаться так, как будто тридцать два фуэте или баланс на канате под куполом цирка это просто приятное развлечение, никакого труда не составляет, что вы! В доме, с материнской точки зрения, все должно было происходить как бы само собой. Поэтому все белье каким-то загадочным образом внезапно оказывалось выстиранным, накрахмаленным (ну кто в наши дни крахмалит белье?!) и отглаженным практически до зеркального блеска. Процесс превращения грязной послеобеденной посуды в чистую и вытертую тоже, казалось, не требовал ни секунды, а отцу ничего не надо было даже просить, потому что мать всегда знала, чего он захочет в следующую минуту. И за всем этим маячил величавый образ Марты Оттовны высокой, стройной, с балетной осанкой и царственной посадкой коротко стриженой головы.
И кто теперь будет пачкать белье с посудой, и чьи желания мать будет предугадывать? Нет, конечно, настоящая леди не позволит себе опуститься и в одиночестве: в доме все по-прежнему будет идеально, как будто в каждую следующую минуту она ждет в гости свою подругу английскую королеву. Но от этого делалось только еще хуже
При этом Егор отчетливо понимал, что не готов переехать к матери да и она на это ни за что не согласится. Не потому, что не захочет, а потому, что это будет противоречить идее все той же Безупречности: Настоящая Мать ни за что не позволит себе мешать жизни своего взрослого ребенка.
Он вздохнул и набрал номер.
Мамуль, привет. Как ты там?
Здравствуй, Егорушка.
Слава Богу, на заднем плане слышался дребезг чашек: значит, мать не одна.
У тебя тетя Зоя?
Да, они с Наташей пришли ко мне часа три назад.
Мать говорила таким ровным голосом, что у Егора возникло желание завыть во весь голос: пусть бы лучше голос дрожал, или она бы просто плакала. Тогда он развернулся бы на следующем светофоре и рванул к ней. И тогда черт с ней, с Машкой, но мать хотя бы выревелась и хоть чуточку расслабилась.
Может, они у тебя останутся ночевать?
Нет, что ты, их дома ждут. Да ты не волнуйся, сынок, я в порядке, меня опекать не надо.
Да слышу я, в каком ты порядке, буркнул Егор. Я завтра сам к тебе приеду.
Не надо, милый. Приезжай в выходные, как всегда. Я твои любимые чебуреки приготовлю. А хочешь с кем-нибудь приезжай.
Егор представил себе ситуацию знакомства матери с Машкой и содрогнулся: Машка боится слово лишнее недавней вдове сказать, мать демонстрирует высокий светский стиль настоящей леди Ну уж нет!
Ты что, сына видеть не хочешь? грозно вопросил Егор. Порядочная мать радовалась бы возможности повидаться, а ты
Не выпендривайся. Хочешь приезжай завтра. Только учти, что меня не надо пасти.
Да, кстати Завтра вечерком заедет дядя Виталик. Я с ним сегодня разговаривал, сказал, что все готово. Ты не против?
Конечно, не против. Я Виталика всегда рада видеть.
Ну все, мамочка. Привет там твоим теткам. Спокойной ночи. И не пей никаких успокоительных, ладно?
Пусть лучше не поспит пару ночей глядишь, и сорвется. Может, потом полегче будет. Но что-то придумать для нее все равно надо. Может, свозить ее по Европе? Взять отпуск весной, посадить мать в машину и вперед: Амстердам, Брюссель, Вена далее по карте. Куда захочет туда и поехать. Ладно, это позже.
Егор умудрился-таки войти в квартиру как раз в тот момент, когда Машка позвонила (как всегда, на въезде во двор), чтобы выяснить, подниматься ей или ждать его в машине. В это самое время Егор зажег свет в своей комнате, окна которой выходили во двор, и Машка сама сказала, что свет видит и сейчас поднимется только найдет, где впихнуть среди ракушек и других автомобилей свою «Фиесту».
Егор, глядя из окна, убедился, что процесс парковки прошел благополучно: ездила Машка не по-женски лихо и агрессивно, зато парковалась, бледнея от страха и краснея от натуги. Заканчивалось это далеко не всегда без потерь, но Машка не обременялась необходимостью каждый раз ездить на сервис, чтобы ликвидировать последствия: она предпочитала возить с собой в бардачке флакончик со специальной, точно подобранной в тон краской, которой и замазывала, не мудрствуя лукаво, мелкие царапины и потертости. На сей раз все обошлось, и Егор отправился на кухню ставить чайник.
Машка, вопреки своему обыкновению, не ворвалась в квартиру с шумом, а несмело вошла, видимо, не очень представляя, как себя с ним сейчас вести.
Егор стянул с нее пальто и строго предупредил:
Так, дорогая, давай обойдемся без слов сочувствия. Я все понимаю, ты все понимаешь Пошли чай пить. Ты есть хочешь?
Жутко! воскликнула несколько повеселевшая Машка и, уцепившись за его рубашку сзади, как она всегда делала, двинулась за ним на кухню.
Егор заглянул в холодильник и понял, что погорячился: кормить Машку было абсолютно нечем. Может, хоть в морозильнике что-то завалялось?
На их счастье, в морозильнике как раз завалялись пельмени. Угощать ими даму было как-то неловко: Егор не мог припомнить, сколько месяцев назад они появились у него в холодильнике. Он попытался уговорить Машку что-то заказать по интернету, но та решительно воспротивилась, заявив, что предпочитает быстренько закинуть что-нибудь в рот, чтобы можно было спокойно поговорить. Егор не был уверен, что тоже хочет разговаривать; впрочем, теперь он уже вообще не очень понимал, зачем затеял сегодняшнее свидание. Видеть Машку он, конечно, был рад, но сейчас явственно осознал, что ему вполне достаточно было бы посидеть с ней в каком-нибудь кафе, выпить кофе и поехать домой одному: мысль о том, что нужно побродить по интернету и почитать про излучения, не давала покоя.
Вот же дурацкая привычка: наметить себе какое-то дело, а потом его выполнить просто потому, что наметил, никак не соотносясь с вновь возникшими обстоятельствами! Утром ему взбрело в голову, что Машка могла обидеться, и он решил, что ей необходимо позвонить и позвать домой, чтобы загладить вину. Ведь узнал же еще утром, что она все знает и наверняка не обиделась бы, если бы он просто нарисовался бы на горизонте. И зачем было ее приглашать?
Нет, видимо, недаром все-таки он ключ Машке не дает и планов никаких не строит. И дело явно не в Машке: если бы он эти планы строить был готов, то придумать более подходящий для этого объект было бы трудно. Может, просто его не привлекала идея семьи в том виде, в каком она существовала в его жизни? Нет, жить в ней в качестве ребенка и маленького, и уже выросшего было очень даже комфортно, приятно и интересно. Но представить себя в такой семье в роли мужа Егор даже поежился: в этой картинке ему померещилось что-то не слишком приличное и уж точно совсем не привлекательное.