Когда Андрей закончил рассказывать, я взял слово.
Друзья мои, как я понимаю, сейчас главный вопрос о точке ветвления. Но прежде, чем попытаться как-то ответить на него, нам с Костей нужно прочитать роман. Костя кивнул в знак согласия. Я продолжал: После того, дня через четыре ведь этого хватит?.. дня через четыре предлагаю встретиться снова, чтобы поделиться идеями и понять, что делать со всем этим дальше.
Мой план был принят. Как назло, все наши друзья находились в разъездах проводили детский астрономический слёт в Испании, вели смену в пионерлагере «Зеркальный», путешествовали на Байкале, отдыхали в Севастополе, Маринка была на Камчатке в общем, «будто все сговорились», как прокомментировал ситуацию Костя, поэтому следующая встреча также предполагалась втроём.
Тёзка принёс из соседней комнаты карту памяти.
Здесь фотокопия романа. Оригинал пусть останется у меня, на всякий случай, ведь о долгосрочном поведении объектов соседнего мира нам пока ничего не известно.
Я извлёк из рюкзака свой портативный «Агат», и мы перекачали на него копию, после чего Андрей вручил карту Косте, и тот её спрятал в нагрудный карман.
Накатила усталость, но спать после такой информационной бомбы было немыслимо. Моряк предложил «проветрить мозги» прогуляться на Аптекарский остров, где располагался клуб «Великий Кристалл», и продегустировать «гармонический напиток», припрятанный в директорском кабинете «для нужд релаксации». «Гармоническими напитками» Костя обычно называл коньяк или ром.
Когда мы уже стояли в прихожей, готовые к выходу, приоткрылась входная дверь, и на пороге нарисовался рыжий кот Кон-Бендит (или «кот-бандит», как часто называл его Андрей).
Нагулялся, разбойник! приветствовал его хозяин. Мурлыкнув что-то неразборчивое, кот пересёк прихожую и уверенно направился по длинному коридору в сторону кухни, подрагивая пушистым хвостом. Подождите меня пару секунд, это уже нам с Костей, я только открою ему банку сайры.
Тёзка сунул мне книгу, которую не хотел оставлять без присмотра, но не успел убрать в сумку. Я снова раскрыл её и прочитал эпиграф: «Ди пхи юй чхоу Земля рождена в час Быка (иначе Демона, два часа ночи)», затем перевёл взгляд на часы, висевшие на стене. Была половина третьего
III
Я поселился у Кости в районе Старой деревни. Каждое утро мы совершали пробежку по аллеям Крестовского острова, купались в заливе, затем возвращались домой завтракать, после чего Костя брал на стоянке велосипед и ехал в клуб, где у него накопились дела. Я же, прихватив с собой «Агат», отправлялся вдоль Приморского проспекта, больше похожего на бульвар, нежели на проспект, в сторону дацана, где садился во дворе на лавочку и погружался в чтение. Массивное здание скорее напоминало бы средневековую крепость, если бы не красочное, преимущественно цветов красной и жёлтой охры, обрамление его верхней части, наряду с изображениями Колеса Учения (а может быть, Колеса Времени Калачакры) и двух ланей над портиком при входе в храм.
Обдумывая прочитанное, я не спеша обходил тенистый двор, раскручивая расположенные по периметру молитвенные барабаны, и вспоминал заметки из экспедиционных дневников Рериха о том, как в каком-то монастыре в Ладакхе ламы приспособили для вращения молитвенных барабанов ветряные двигатели.
Вообще, ленинградский дацан мне всегда казался уникальным местом. Община буддистского храма делила здание с психофизиологической лабораторией, за создание которой именно здесь в своё время выступил Иван Ефремов. И сотрудничество буддистов с психофизиологами получилось плодотворным: ламы, погружаясь в медитацию, давали учёным бесценный материал по биотокам мозга; в свою очередь, исследователи помогали инструментальными методами европейской науки объективировать мистический опыт буддистов, а заодно и любой другой трансперсональный опыт.
Здесь же, в кафе бурятской кухни, где чертовски вкусно кормят, можно было перекусить, чем я охотно пользовался в перерыве в своих дневных штудиях.
На второй день я обнаружил, что книга содержит явные отсылки к календарю тибетского буддизма и упоминает чрезвычайно заинтересовавший меня монастырь в Каракоруме. Уединившиеся там монахи, писал автор, составили подробную летопись исторических событий, используя двойной радиоперехват. Конечно, за консультацией следовало обратиться к тибетологам, обитавшим в Ленинградском университете и в Институте восточных рукописей, что на Дворцовой набережной, но начать можно было непосредственно с носителей традиции, раз уж я находился от них в полутора шагах.
Настроив, как говорит моя подруга, ведьма из далёкой Аргентины, свой «внутренний радар», я вошёл в здание храма и обратился к дежурному ламе с просьбой о встрече с настоятелем.
Подождите, невозмутимо ответил тот и исчез в одной из двух боковых галерей, отделённых от центральной части алтарного зала рядами тёмно-красных квадратных колонн.
Я осторожно пересёк зал и остановился напротив изваяния сидящего Будды Шакьямуни, затем переместился к левой части алтаря, где стояла небольшая ростовая фигура. Я улыбнулся, вспоминая, как много лет назад, во время нашего первого посещения дацана, мой московский друг спросил у служителя, кого изображает эта фигура. «Майтрейю», буднично ответил лама, проходя по своим делам.